Роберт Хайнлайн - Фрайди
— Я могу лишь повторить то, что уже сказал. Личные пристрастия и злоба для нас — это ошибка. Они порой мешают остаться в живых.
— Ради этого парня я готова рискнуть, Босс. Я не собираюсь платить ему изнасилованием за изнасилование — им приказали изнасиловать меня, потому что кто-то руководствовался дурацкой теорией, будто это размягчает жертву перед допросом. Но мужик должен принять ванну, сходить к дантисту и почистить зубы, прежде чем… Кроме того, ему следовало объяснить, что невежливо бить женщину, которую ты только что трахнул. Я не знаю его в лицо, но знаю голос, знаю запах и телосложение и знаю кличку. Булыжник, или Бульник.
— Джереми Булфорд.
— Да? Вы его знаете? Где он?
— Когда-то знал, а недавно видел. Мир праху его.
— Правда? А, черт! Надеюсь, его смерть была нелегкой.
— Нелегкой, Фрайди, я не рассказал тебе сразу всего, что сам знаю…
— Вы никогда этого не делаете.
— …Потому что хотел сначала выслушать тебя. Им удалось захватить Ферму, потому что Джим Пруфит вырубил всю энергию перед самым нападением. Из-за этого те из нас, кто носят личное оружие, остались с ним, а остальные — большинство, — с голыми руками. Я приказал отступить, и мы ретировались, или, если угодно, сбежали через туннель, оборудованный после переустройства Фермы. С горечью и гордостью могу сказать, что трое из наших лучших людей остались с оружием прикрывать наш отход и с честью погибли. Я знаю, что они погибли, потому что сам не закрывал туннель до тех пор, пока не услышал, что в него ворвались нападавшие. Тогда я взорвал его… Потребовалось несколько часов, чтобы собрать достаточно людей и контратаковать, а главное, нам нужно было достать хотя бы один гравилет, чтобы перевезти тебя.
— Откуда вы знали, что я еще жива?
— Оттуда же, откуда я знал, что в туннель ворвались нападавшие — следящая и записывающая аппаратура. Фрайди, все, что делала ты и что делали с тобой, все, что говорила ты и говорили тебе, просматривалось и записывалось. Я не мог просмотреть все лично — был занят подготовкой к контратаке, — но как только нашлось время, отдельные части мне прокрутили. Позволь добавить, что я горжусь тобой… Зная, какие камеры фиксировали те или иные помещения, мы точно знали: где тебя держат, в каком ты положении, сколько их всего в доме, в каких они помещениях и кто из них бодрствует. Когда подоспела команда на гравилете, я полностью контролировал ситуацию в доме. Мы ударили… То есть я хочу сказать, наши люди ударили — я на этих двух костылях не возглавлял атаки, но нажимал на кнопки и махал дирижерской палочкой. Наши люди проникли в дом, четверо забрали тебя — один из них был вооружен лишь кусачками для металла, — и все покинули помещение. Операция заняла три минуты одиннадцать секунд. После этого дом был взорван.
— Босс, ваш любимый дом!
— Когда тонет корабль, некогда думать о гардинах в кают-компании. Мы все равно не смогли бы использовать дом в дальнейшем. А уничтожив его, мы уничтожили разом все секретные записи и все секретные (и лже-секретные) ловушки, которыми могли воспользоваться другие. Что еще важнее, мы одним махом избавились от тех, кто выдал кое-какие из этих секретов. Перед тем как воспользоваться зажигательной смесью, наш отряд выстроился цепью перед зданием, и каждый, кто пытался выскочить, был застрелен на месте… Кстати, именно тогда я и имел удовольствие взглянуть на твоего приятеля, Джереми Булфорда. Его ранили в ногу, когда он пытался выскочить из западного крыла, он дернулся было назад, потом передумал и снова попытался выбежать, но… Было уже поздно, огонь настиг его. Судя по звукам, которые он издавал, могу уверить тебя, что умирал он не легко.
— Ох, Босс… Когда я говорила, что хочу наказать его, прежде чем убью, я вовсе не имела в виду, что сожгу его заживо.
— Не веди он себя, как кобыла, рвущаяся в горящее стойло, то умер бы, как все остальные, — легко и быстро, от лазерного луча. Умер бы мгновенно, потому что пленных мы не брали.
— Даже для допроса?
— Даже. Это, конечно, неправильно, но таково было мое распоряжение. Моя дорогая Фрайди, тебя ведь с нами не было, и ты не знаешь, в каком все были настроении. Все слышали пленки, во всяком случае те, где были записи изнасилования и третьего допроса. Наши ребята и девчонки не стали бы брать пленных, прикажи я им хоть двести раз. Так что я даже и не пытался. И хочу, чтобы ты знала, что все твои коллеги очень высокого мнения о тебе — включая и тех, кто никогда тебя не видел, и тех, кого вряд ли увидишь когда-нибудь ты.
Босс потянулся за костылями и выпрямился.
— Я уже нахожусь здесь на семь минут дольше, чем мне позволил твой врач. Мы поговорим завтра. Сейчас отдыхай. Сестра сделает тебе укол, и ты заснешь. Спи и приходи в себя.
На несколько минут я была предоставлена сама себе. Эти минуты я блаженно наслаждалась ощущением тепла и покоя. «Высокого мнения»… Когда у вас никого нет и по-настоящему быть никого не может, такие слова значат для вас все. Эти слова наполнили меня таким теплом… Мне даже стало совершенно наплевать на то, что я — не человек.
Глава IV
Когда-нибудь я все-таки переспорю Босса. Только не надо ахать и охать. Были, бывали деньки, когда мне удавалось устоять перед его аргументами — в те дни, когда он не навещал меня.
Началось все с различия в наших точках зрения на то, сколько я должна еще торчать здесь — на лечении. Я была готова отправиться домой или вернуться к своим обязанностям через четыре дня. Нет, я не собиралась сразу возвращаться на поле боя и принимать участие в крутых операциях, но я могла взяться за какое-нибудь нетрудное задание или… отправиться в путешествие в Новую Зеландию, что, конечно, было бы намного приятнее. Все мои раны зажили.
Их было не так уж и много: несколько ожогов, четыре сломанных ребра, простой перелом левой берцовой кости, осколочные переломы костей правой ноги и три сломанных пальца на левой, черепная трещина (без осложнений) и еще (противная травма, но меньше всего отражающаяся на моей трудоспособности) — кто-то ухитрился оторвать мой правый сосок.
Этот последний эпизод, да еще ожоги и сломанные пальцы на ноге — я хорошо помню, а что касается всего остального, то, по-видимому, я уже была в отключке.
— Фрайди, ты прекрасно знаешь, что на регенерацию соска уйдет как минимум шесть недель, — сказал Босс.
— Да, но пластическая операция займет всего неделю. Доктор Крэсни сам мне сказал: «Девушка, если кто-то из нашей организации травмирован во время исполнения служебных обязанностей, ему предоставляются для полного выздоровления все средства, которыми располагает современная медицина. Помимо этого обычно правила, в твоем случае есть еще одна причина — настолько важная, что ее одной было бы достаточно. На всех нас лежит моральное обязательство сохранять и оберегать красоту в этом бренном мире — она не должна исчезнуть, и каждая утрата здесь может стать невосполнимой. У тебя исключительно красивое тело, и любая порча его вызывает горькое сожаление. Оно должно быть восстановлено». А я говорю, что косметической операции мне вполне достаточно. Во всех случаях я не соберусь заливать молоко в эти кувшины. А уж тому, кто окажется со мной в постели, можете быть уверены, будет абсолютно все равно.
— Фрайди, ты убедила себя в том, что тебе никогда не понадобится никого кормить грудью. Но даже с эстетической точки зрения нормальная грудь весьма отличается от пластиковой имитации. Конечно, предполагаемый сексуальный партнер может и не знать, но… Ты знаешь, и я знаю. Нет, моя дорогая. Ты будешь точно такая, как прежде.
— М-мда? А когда, интересно, вы займетесь регенерацией глаза?
— Не груби, детка. В моем случае эстетический фактор не играет никакой роли.
Итак, я обрету свою грудь в прежнем, а может, даже и в лучшем виде. Следующий спор возник по поводу нового курса тренировки, который был нужен мне, чтобы слегка понизить мой рефлекс убийства. Когда я вновь заговорила об этом, Босс взглянул на меня с таким выражением лица, будто вонзил зубы в лимон.
— Фрайди, я не помню, чтобы ты когда-либо совершала убийство, которое обернулось бы ошибкой. Были случаи, чтобы ты убивала кого-то, о которых я не знаю?
— Нет-нет, — торопливо сказала я, — до того, как я стала работать на вас, мне никого не приходилось убивать, и нет ничего такого, о чем бы я вам не докладывала.
— В таком случае все твои убийства были совершены, как обычные акты самообороны.
— Все, кроме эпизода с этим Белсеном. Это не было самообороной, он ведь и пальцем до меня не дотронулся. Белсен, или как его…
— Бюмон. Во всяком случае именно это имя использовал чаще других. Самооборона подчас означает: «Делай с другими то, что они сделают с тобой, но бей первым». Де Камп, по-моему. Или какой-то другой философ-пессимист двадцатого столетия. Я познакомлю тебя с досье Бюмона, чтобы ты сама могла убедиться в том, что ему лучше быть мертвым.
![Роберт Хайнлайн - Фрайди [= Пятница, которая убивает; Меня зовут Фрайди]](/uploads/posts/books/104774/104774.jpg)
