Артем Рыбаков - Ядерная ночь. Эвакуация.
— Я комендант района — капитан Заславский, — пришлось снова снять противогаз. Похоже, что скоро этот жест станет для меня таким же привычным, как для современной молодёжи вытащить наушник плеера при начале разговора. Хорошо ещё, что у меня не старая цельнорезиновая «гэпэшка», а то бы все волосы при этих манипуляциях себе повыдёргивал. — Вот, зашёл посмотреть, как люди устроились.
— Василий Семёнович, если я не ошибаюсь? — Женщина водрузила на нос очки, до того висевшие на изящной цепочке на шее. Чем они ей могли помочь в полумраке убежища, было непонятно, скорее всего такой же привычный жест.
— Да, именно так.
— Ну вот, сами видите, не хоромы, конечно, но и не в чистом поле бедуем. Нас со Светланой Владимировной дежурить оставили, а все остальные на работы ушли. Вчера вечером так на общем собрании посёлка решили.
— А поподробнее можно? — похоже, что это было новостью и для Виталика.
— Да всё элементарно, — женщина поправила очки, и в её голосе появились лекторские интонации. — На такой блок, как наш, приходится человек двадцать, может — тридцать. Тут уж как повезёт. Фёдор Александрович объяснил, что впятером домик такой оборудовать — часов пять занимает, а если десять человек — то всего два. Ну вчера и поделили обязанности. Часть мужиков наших вместе с военными по шоссе грузовики собирать уехала, часть — за дровами в лес, а часть — строить. Вон, слышите, молотки стучат.
— Разумно, что тут скажешь! А по деревням развозить уже начали?
— Туда больных и семьи с маленькими детьми в первую очередь повезли.
— Простите, а как вас зовут? — Общаться безлично уже становилось неудобно, да к тому же тётенька, похоже, из «активисток», так что не мешало бы взять полезного члена общины на заметку.
— Валентина Сергеевна Молчанова. Из Москвы. Преподавала до… — она запнулась, — войны в Плехановском. На факультете экономики торговли и товароведения. Доцент, — чётко, чуть ли не по-военному отрапортовала женщина.
— Очень приятно. Ну а нас вы, похоже, знаете?
— Да, ещё по вчерашнему митингу запомнила.
Снаружи послышались громкие голоса, но слов разобрать не получилось.
— О, геморрой ходячий припёрся! — сварливо пробормотала Молчанова.
— Это кто такой?
— Да Дробченко, — и, видя, что фамилия мне ничего не говорит, она пояснила: — Вы ему ещё вчера взбучку задали.
— Префект, что ли? — Виталик сориентировался быстрее меня.
— Он, придурок несчастный! Всё ходит, кусочек власти урвать пытается!
— Ну-ну, — хмыкнул Сибанов. — Как считаешь, капитан, обуздаем мы этого тёмного властелина районного масштаба?
— Отчего же не обуздать, — ответная улыбка, надо полагать, получилась достаточно зловещей, поскольку Валентина Сергеевна перестала недовольно поджимать губы, а радостно и, я бы сказал, лукаво улыбнулась.
Мы с Виталиком разошлись, так, чтобы оказаться по обе стороны от входа, а доцент встала прямо напротив двери.
Не прошло и минуты, как лестница заскрипела под грузным заместителем префекта, и входной полог откинулся.
«Нет, он точно конченый придурок! — Дробченко вошел, даже не дождавшись, когда внешнее полотнище тамбура закроется, так что весь смысл в этих противорадиационных ухищрениях пропадал. — Наверное, он так по своей префектуре рассекал, покрикивая и раздавая „ценные указания“ направо и налево. До сих пор уверен, что он при власти и кому-то тут вообще нужен». Вполне возможно, что со временем беженцы сами бы приструнили охреневшего чинушу, но это когда ещё случится, к тому же отказать себе в удовольствии заняться «куращением и дуракавалянием», как выражался один шведский толстячок с пропеллером на спине, было выше моих сил.
«Мистер Твистер, бывший министр» время на пустые разговоры тратить не стал, а сразу перешёл к делу:
— Мы собираем оборудование и средства для организации органов самоуправления! — выпалил он, едва войдя. Нас с Сибановым он, очутившись в сумраке убежища после дневного света, естественно, разглядеть не мог.
«Вот же хваткий гадёныш! — я искренне восхитился предприимчивостью бывшего чиновника. — Уже органы управления, скотина, создаёт. В то время как все нормальные люди вкалывают ради спасения себя и других!»
Неслышно перекатившись с пятки на мысок, я положил руку на плечо Дробченко.
— Почему не на работах?! Тунеядствуем?! — гаркнул я ему чуть ли не в ухо.
Это надо было видеть! Когда я коснулся его, зампрефекта вначале испуганно вжал голову в плечи, а когда я задал свои вопросы — подпрыгнул почти на полметра вверх!
— Ещё налицо попытка вымогательства и мошенничества! — не менее громогласно заявил Виталик, хватая чинушу за другое плечо.
— Пожалуй, хозяйка, проводим мы этого гражданина в комендатуру. Для выяснения всех обстоятельств!
Шутка более чем удалась, я даже стал опасаться, что Дробченко удар хватит от испуга. С другой стороны — а что нам оставалось делать? Других-то методов воздействия на подобных уродцев не было. Но, как выяснилось, я ошибался.
— Товарищ капитан, — сухости тона Молчановой могли позавидовать столетние дубовые половицы, — а разве ж вы не власть тут?! — она добавила лёгкую нотку удивления. — К тому же вы, наверное, запамятовали — с утра на торфоразработки прошла ваша, военная, колонна. Так они же и объявили, что с радостью примут нарушителей общественного порядка на временные работы.
— Точно, — хлопнул себя по лбу Сибанов, — я совершенно забыл тебе сказать. Это ещё вчера приказом оформили!
— Так это же замечательно! Говорят, труд сделал из обезьяны человека, посмотрим, сможет ли он сделать то же самое с чиновником?
Бывшая преподавательница смотрела на нас с улыбкой, словно на расшалившихся не по возрасту студентов.
— Подержи клиента, подполковник! — И оставив чинушу на попечение друга, я выскочил наружу. По взмаху руки бывший морской пехотинец подогнал «мой» «уазик».
— Выводи!
«Смешно — вроде только повязали болезного, а ведёт себя как опытный арестант. Ручки за спиной сложил, взгляд не поднимает… Неужто доводилось на мир из-за решётки посмотреть?»
Когда Дробченко усаживали на заднее сиденье «Патриота», я покосился на Борматенко — интересно, как бравый «водоплавающий» отреагирует на смену статуса своего бывшего шефа. Нормально отреагировал — хмыкнул, бросив быстрый взгляд в зеркало, и замер, как и положено ревностному служаке «при исполнении».
* * *Здание бывшего поселкового Совета украшал теперь большой транспарант с надписью «Штаб», у крыльца скучал часовой в нежно-голубом полиэтиленовом плаще-дождевике и респираторе — налицо были изменения к лучшему.
Стоило нам остановиться, как часовой встрепенулся, но, видимо узнав машины, вопросов задавать не стал, как и оглашать окрестности банальщиной вроде: «Стой, кто идёт!» или «Не влезай, убьёт!».
Когда до крыльца оставалась всего пара метров, страж встал по стойке «смирно!», а дверь открылась, и на крыльцо вышел, нет — скорее вылетел, худощавый молодой человек в стареньком хабэ времён афганской войны и, приняв уставную стойку, отрапортовал:
— Здравия желаю, товарищи командиры! Дежурный по штабу, командир отдельного ударного музыкально-свистоплясного взвода сержант Баталов! — по окончании скороговорки боец широко улыбнулся.
— Тьфу ты! Не узнал!
— Какого-какого взвода? — хором сказали я и Виталик.
— И немудрено, товарищ капитан! Музыкально-свистоплясного, товарищ подполковник! — продолжая озорно улыбаться, доложил сержант.
«Да, узнать в этом аккуратном и подтянутом представителе младшего командного состава давешнего „растамана“ очень тяжело! Даже „железки“ из носа и губы вытащил. И форму где-то раздобыл…»
— Ладно, посмеялись — и будя. Вот этого толстячка, — я показал на Дробченко, — в «холодную». Завтра на торф на недельку поедет. А про обстановку внутри доложишь, шутник! — В принципе, парень мягонько так нарывался на выволочку, но и одновременно проверял нас на предмет отношения отцов-командиров к уставщине. Эдакое военно-музыкальное фрондёрство. Не знает только малёк, что нормальный командир на такие подначки редко ведётся… А пистон свой он получит чуть позже… И ни разу не маленький.
Комнату немного «переформатировали» — при входе появился «оружейный шкаф» — металлический распределительный щит, который снабдили замком и нанесли соответствующую надпись; два стола сдвинули к стене, прямо к неизвестно где найденной карте области; на столе рядом с телефоном появилась рация, практически уперевшись головой в которую кемарил в наушниках незнакомый мне парнишка лет двадцати.
— Неплохо, неплохо, — для начала я счёл своим долгом похвалить подчинённых. — А вот скажи-ка мне, сержант трубопроводных войск, ты с чего такой борзый, а также о том, что сподвигло тебя столь радикально сменить имидж?
