"Фантастика 2023-200". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич

– Товарищ Масленников, – вмешался в наш разговор начальник губчека. – А скажи-ка лучше – ты тес откуда брал? Или тоже кого в батраки отдал?

– Так с досками совсем просто, – хмыкнул Масленников. – В деревне Ручьи – это от нас две версты, у мужика одного, Силантия Пахомова, лесопилка на паровом ходу. Локомобиль у него не то в пятнадцатом году, не то в шестнадцатом сломался. Ну, повозиться пришлось, но починил. Пахомов за это нам несколько саженей досок и привез.

– Да, товарищ Масленников, – протянул Есин. – Тебе бы нэпманом стать, а не в чека работать. – Посмотрев на меня, Николай Харитонович спросил. – Вот, скажите-ка, товарищ Аксенов – что мне с таким инициативным товарищем делать?

– Вот тут да, виноват, – кивнул Масленников. – Надо было доложить, и с вами согласовать. Но думал – чего докладывать, если все равно фильтрация скоро, а меня в Петроград вернут?

– А вы сами из Петрограда? – поинтересовался я.

– Не совсем, – ответил Масленников. – Я сам из Коломны, в девятнадцатом на Юденича ходил, ранили меня там. А после госпиталя в Петрочека оставили, а потом в Череповец отправили, на усиление.

– И в паровых котлах разбираетесь?

– Хм… Чего бы не разбираться? Я же с пятнадцати лет на Коломенском паровозостроительном заводе работал. И рабочим был, и помощником мастера, а потом десять лет мастером отработал. Что мне какой-то локомобиль? Тьфу.

– А в чрезвычайную комиссию как попали? – спросил я.

– Так я же член партии большевиков еще с шестнадцатого года. В семнадцатом в Коломне Советскую власть устанавливал, а потом, по призыву, меня в чрезвычайку перевели. Я в Коломне начальником транспортного отдела ЧК был.

Хм, а ведь интересный товарищ. Большевик, с дореволюционным стажем, да еще и мастером был на паровозостроительном заводе. А мастер с большим опытом, это иной раз лучше, чем начинающий инженер.

– Юрий Васильевич, а вы иностранные языки знаете?

Масленникова вопрос удивил, зато внимательно слушавший нас Есин сразу все понял, и встрепенулся:

– Владимир Иванович, ты совесть-то поимей. Я же и сам теперь вижу, ценный кадр. Выговор ему объявлю, да назначу всеми лагерями руководить.

Пропустив мимо ушей слова Есина, повторил вопрос:

– Так что с иностранными языками-то?

– Да какие там языки? В техническом училище немецкий учил, так уже и не помню. Ну, разве что, кое-какие термины, которые по работе нужны. У нас на паровозостроительном и немцы были, и оборудование в Германии закупали.

Ну у него еще и техническое училище закончено! А говорят, что чудес не бывает?

– Николай Харитонович, хочешь обижайся на меня, но я у тебя этого товарища заберу.

Есин от огорчения только рукой махнул, а Масленников с некоторым испугом спросил:

– Куда вы меня заберете? В трибунал?

– А заберу я вас в Москву, а может и дальше, – сообщил я. Видя, что Масленников пытается что-то возражать, хмыкнул. – А вот это, дорогой товарищ, уже не обсуждают. Вы же чекист, да еще и член партии большевиков. Мне такой человек как вы нужен позарез. Чтобы и в технике разбирался, и образование было. Начиная с сегодняшнего дня вспоминайте немецкий язык. Но сразу предупреждаю – если всплывет нечто подобное, вроде вашей инициативы, о которой мне, как начальнику, неизвестно, то трибунала у вас не будет. Понимаете?

Я пристально посмотрел в темные глаза товарища Масленникова, улыбнулся ему, стараясь не особенно сильно напугать человека, и он обреченно кивнул.

– А, вот еще что. Там еще кучка гражданских есть, человек пять, их только осенью прошлого года прислали, так у одного книжка с собой была. Говорит – антикваром когда-то был, а книгу с собой случайно прихватил. Может, и внимания бы не обратили, если бы вы, товарищ Аксенов не сказали – мол, все, что непонятно и интересно, тащите мне. А здесь, такое вот.

Я уже хотел «закругляться» и отправляться к тетушке доедать оладушки, как товарищ Масленников вытащил из кармана шинели небольшую книжечку в потрепанном кожаном переплете. Обращаясь к Есину, сказал:

– Товарищ начальник губчека. Я еще пока не переведен, так что докладываю вам. Вы приказали, что если наткнемся на что-нибудь интересное, сообщать вам.

– Ну, коли товарищ Аксенов здесь, то можно прямо ему, – усмехнулся Есин. – Это Владимир Иванович приказал, чтобы ему докладывали.

Масленников покладисто кивнул и повернулся ко мне.

– Вот, посмотрите. Судя по всему – старинный французский молитвенник. А что самое любопытное – вот, гляньте.

И впрямь, на первой странице крупными корявыми буквами написано выцветшими чернилами – Napoléon.

– Ишь ты, автограф Наполеона, – протянул я.

– Надо бы специалистам показать, а вдруг и на самом деле императору книга принадлежала? – заинтересовался Есин. – Она же, больших денег может стоить, как считаете?

– Может и подлинник, а может и нет, – пожал я плечами. – Если автограф императора настоящий, то франков пятьдесят за него дадут.

– А сколько на наши? – спросил Николай Харитонович. – А не то у нас крыша прохудилась, уже полгода денег прошу. Велено изыскивать собственные резервы.

– На наши? – стал я прикидывать. – Французский франк за последний год сильно подешевел, если пятьдесят франков в долларах считать, то десять долларов. А в Москве один доллар сто тысяч рублей стоит. Так что, сам посчитай, Николай Харитонович, хватит на крышу, или нет?

– Миллион? – сразу же сник Николай Харитонович, осознав, что на ремонт крыши ему не хватит. – А чего так мало?

Я не стал объяснять, что в Париже автографами Наполеона торгуют в каждой антикварной лавке, а просто сказал:

– Так много их, этих подписей. Любил гражданин Бонапарт бумагу марать. Как-никак император, подписывал бумаги частенько. Опять-таки – очень много подделок. Было бы доказательство, что книга самому Наполеону принадлежала, другое дело, тогда бы она не меньше тысячи франков стоила. Значок какой-нибудь, или еще что-то.

– Вроде этого?

Николай Харитонович раскрыл книгу и ткнул пальцем в экслибрис, который я просмотрел.

А что тут изображено? А изображен всадник на белом коне, протыкающий копьем чудовище. Если это Георгий Победоносец, то изображен непривычно. У нашего святого Георгия голова обращена вправо, а здесь влево, а лошадиная задница – прошу прощения, конский круп, занимает почти половину картинки. Но главное не это. Главное, что внизу подпись владельца книги «Sidney.G.Reili». Ё-моё! А ведь экслибрис-то покруче автографа Наполеона будет.

Старательно скрывая нетерпение, спросил:

– А где гражданин, у которого книгу нашли?

– Так сидит пока, но его отпускать собирались, – ответил Масленников.

– Значит, придется повременить. Товарищ Масленников, вам все равно дела придется сдавать. Езжайте, а обратно привезите-ка антиквара сюда, я его тоже с собой возьму. А еще, без обид – книгу я забираю. С крышей попытаюсь помочь, но еще лучше – Тимохина потрясти, он теперь от лишних ртов избавится, лишние деньги будут.

Глава двенадцатая. Кися и Ося

Итак, товарищ Масленников пристроен на Малую Лубянку, в общежитие ВЧК, к столовой я его прикрепил, карточки выписаны, удостоверением от народного комиссариата торговли озаботится товарищ Бокий. Гражданин Рискин (почему не Ирискин?), антиквар, тоже определен на Лубянку, только на Большую, под надзор товарища Дукиса [98]. Думаю, Рискин у нас надолго не задержится, и после беседы с Артуром, надобность в нем отпадет. Пусть себе возвращается в Петроград и восстанавливает свой бизнес, благо, закон это позволяет. А мы подумаем, возможно, чем-нибудь и поможем гражданину. Антиквары в нашем деле очень даже способствуют установлению взаимоотношений с иностранцами.

Разумеется, пока ехали из Череповца в Москву, я беседовал с Рискиным. Узнал, что книга была им приобретена еще в восемнадцатом году, в декабре, у высокого иностранца с оттопыренными ушами, именовавшего себя Бергманом, но говорившего по-русски чисто, словно природный русак, да еще и с южным говором. Оному гражданину срочно понадобились деньги, и он просил за книгу сто английских фунтов, но Рискин давал только двадцать пять. Четверть стоимости за раритет вроде и маловато, потому договорились, что молитвенник, как бы и не продан, а отдан в залог, и Бергман через пару месяцев его выкупит за пятьдесят, потому что книга – гвоздь его коллекции. Но время истекло, иностранец не появился, а вся антикварная деятельность, да и не только она, покатилась в тар-тарары, тем более, что и в восемнадцатом-то купля-продажа велась незаконно. А на молитвенник французского императора за два года никто так и не позарился, в эпоху гражданской войны не до артефактов эпохи Бонапарта, а сам антиквар сто раз пожалел, что отвалил двадцать пять фунтов за ненужный хлам, а ведь мог бы жить на них целую зиму. Но вот, в ноябре одна тысяча девятьсот двадцатого года, гражданин Рискин, уже готовившийся, в свете предстоящего введения свободной экономической деятельности, к открытию собственного антикварного магазина на Лиговском проспекте, узнал, что в Петрограде скоро появится господин Бергман, страстно желавший вернуть обратно гвоздь коллекции, даже не за пятьдесят, а за семьдесят, а то и за сто фунтов стерлингов. Увы, через пару дней антиквара «замели» в чека при самой банальной облаве на спекулянтов, когда он случайно шел мимо, и отправили в Череповецкий уезд.