Роман Злотников - Последняя крепость. Том 2
— Если б мой отец селений кочевников не выжигал, не вырезал бы их всех — от стариков до младенцев, — продолжал Приор, — кто знает, насколько южные границы Марборна отодвинулись бы на север… Отец мой говорил всегда: нет способа надежнее овладеть городом, чем подвергнув его разрушению. Кто захватит город, с давних пор пользующийся свободой, и пощадит его, того город не пощадит. Всегда отыщется повод для мятежа во имя свободы и старых порядков, которых не заставят забыть ни время, ни благодеяния новой власти…
— А я хочу сказать, — спокойно возразил Орленок, — что, если бы ваш покойный батюшка вместо того, чтобы вырезать селения кочевников Земель Вассы, давал им знания и возможности орошать пустыню и сеять на ней хлеб, южные границы Марборна отодвинулись бы далеко на юг…
— Да не так! — едва сдержавшись, поморщился Приор. — Не знаете вы этих варваров, а я знаю! Их — хоть осыпь золотом — все равно при первом удобном случае благодетелей своих передушат, поля спалят и снова станут разбоями жить!
— Но подданные Гаэлона — вовсе не варвары, — заметил Ганас, мельком глянув на Эрла.
— Никакой разницы, — рубанул сплеча Приор. — Не в этом дело, ваше величество, совсем не в этом… Тут все просто: которые не наши — тех бить. И не давать подняться. Только так.
— После того как мы возьмем Дарбион, — наставительно проговорил Ганас, — подданные его станут — нашими, как ты говоришь, сэр Приор. Жителями единой могучей Империи. И хватит уже об этом…
— Хватит-то оно хватит, — буркнул еще генерал. — Но вот… ратники недовольны. Поход — дело нудное и тяжкое. Им бы, ваше величество, городок дать какой-нибудь… На денек-другой… Чтобы они порезвились малость, скуку разогнали. Простого ж ратника, ваше величество, тоже понимать надо. С войском, которое от недовольства бурлит, много не навоюешь.
— Они привыкнут, — убежденно проговорил Орленок. — Рано или поздно все люди поймут, что лучше жить в мире друг с другом. Когда воздвигнется на землях Шести Королевств единая Империя, границы, разделяющие их, не будут иметь такого значения, которое имели раньше…
«Откуда же ты взялся такой?!» — в который раз с изумлением подумал Эрл.
Юный король Марборна обвел своих генералов взглядом. Эрл видел: все, кроме господина первого министра сэра Карана, либо опускали глаза, либо отвечали королю взглядами, в которых сквозь верноподданнический блеск явственно светилось недоверие.
Только сэр Приор хмурился открыто.
— Впереди Дарбион, — сказал он. — Его с наскоку не возьмешь. И осада может продлиться долго… Боевой дух ратников и так недостаточно высок, а при длительном бездействии падет еще ниже.
— Его величество сказал свое слово, сэр Приор, — отрезал старик Каран. — Хватит об этом.
Приор замолчал.
— Сэр Эрл, — негромко заговорил Орленок, обернувшись к Эрлу, — я снова взываю к голосу вашего разума. Признайте меня Императором. Убедите королеву отдать мне Дарбион. Подумайте, скольких невинных жертв мы сможем избежать, если предотвратим штурм!
Теперь все смотрели на Эрла.
— Нет, — сказал король Гаэлона.
— Ваша супруга… Она может пострадать, когда на улицах города начнется резня…
— Она королева, — сказал Эрл. — По крови и по духу. Неужели вы думаете, сэр Ганас, что она без боя отдаст город, из которого сотни лет правили королевством ее предки?
— Она королева, но она — ваша жена, — продолжал настаивать Орленок. — Вы ведь поняли и приняли то, что я не желаю зла Гаэлону. Значит, поймет и примет она. И кому ей поверить, как не вам? Почему вы упорствуете?
— Да потому что он — король, — брякнул, постукивая крепкими желтыми ногтями по столешнице, сэр Приор. — Потому что он — мужчина и рыцарь. Я б на его месте не только разговаривать не стал с врагом, который меня пленил, я бы и за стол с врагом не сел, я бы и…
Он сжал кулак, явно готовясь выпалить какую-нибудь грубость, но вовремя спохватился. Генералы, сидящие рядом с Приором, неловко задвигались, словно им вдруг стало неудобно.
Орленок тычком пальца опрокинул свой кубок, оттуда на стол плеснуло кровавым ручейком вино. Подчиняясь знаку, говорящему, что обед закончен, генералы стали подниматься из-за стола.
— Дарбион ослаблен, а Марборн получил силу, равной которой не знал никогда ранее. Хорошо… Ты славно поработал. Но главное тебе еще предстоит совершить.
— И я получу то, что мне было обещано?
— Ты подозреваешь нас во лжи?
— Нет! Вовсе нет!
— Тогда к чему раз за разом задавать один и тот же вопрос?
— Прости меня, Бродящий В Сумраке Вечного Хаоса…
— И я должен сказать тебе, Высокий Народ не вполне доволен тобой. Ты знаешь почему. Тот, кто должен быть мертв, до сих пор жив.
— Бродящий в Сумраке… Я и сам не понимаю, как это произошло… Этот гилугл оказался очень силен. Но еще ведь не поздно все исправить!
— Позаботься об этом. Он должен быть мертв. Он мешает.
— Да, Певец Шепчущих Листьев.
— Очень на это надеюсь. Да, и еще, гилугл, которого называют Орленком, тоже больше не нужен. Он сделал все, что от него требовалось. Теперь он только мешает. Жаль, что гилуглы столь несовершенны: многие из них могут разрушать, но лишь единицы имеют способности к созиданию. Время созидания прошло. Теперь настала пора запустить механизм истребления. Уничтожь Орленка. Теперь нам нужен другой гилугл. Не помню его имени…
— Я понял, о ком ты говоришь, Бродящий В Сумерках Вечного Хаоса…
— Хорошо. Что ты пообещал ему?
— Он сказал, что не желает ничего, кроме как блага своему королевству. Он сказал: величайшее его желание — чтобы Марборн воцарился на землях всех Шести Королевств. Но когда он говорил это, подразумевал, что именно он станет Императором.
— Вот как? Он ничем не отличается от прочих гилуглов.
— Да, да, мудрейший Гразуадий. Вы правы.
— Ну что ж… Пусть он сотрет с лица земли Дарбион. Пусть пронзит сердце Гаэлона. Тогда Гаэлон начнет умирать. И агония его будет страшна. И трупный яд поразит все соседствующие королевства… И земля вздохнет свободно, когда гилуглов, топчущих ее, станет втрое меньше. Хорошо… А те, которые выживут, пусть называют себя, как им будет угодно. Хоть Марборном. Хоть как-то еще.
— И тогда… я получу, что мне обещано?
— Сколько можно говорить об одном и том же?!!
— Не гневайся, мудрейший Гразуадий! Пойми меня, я… я сделал свой выбор. Я избрал служение Высокому Народу, и для меня нет пути назад…
— Одно то, что тебе даровали жизнь и надежду, должно радовать тебя.
