Кирилл Партыка - Эпицентр
Кабаны, как и домашние свиньи, частью передохли, а частью выжили. Причем кончина их была почти как у людей: желтая пыль и трухлявые костяки в итоге. Недаром говорят, что свиньи генетически очень близки к людям. (Черт возьми! С годами я все больше убеждался, что многие — не только генетически.)
С мелюзгой вообще творилась чертовщина. Некоторые, например, сбивались в стаи и срастались между собой. Так и околевали. Сперва я наталкивался на кучки скелетов. Но однажды увидел стайку еще живых… Меня чуть не вырвало.
Вообще то, что происходило с флорой и фауной в Зоне, на мой взгляд, носило какой-то шизоидный оттенок. Казалось, звери и растения по чьему-то злому, глумливому волшебству превращаются в тварей, которые сами страдают от своих превращений. Иногда, как сохатые, они становились просто отталкивающими уродами; иногда, вопреки естеству и физическому строению, натужно старались переделаться во что-то противоположное. Они не болели, они просто менялись, будто в кошмарном сне или старом шлягере, где бестолковый маг «сделать хотел грозу, а получил козу» невероятных форм и с розовой полосой. У той козы, помнится, возникла нелепая путаница с ногами и рогами. Что-то подобное творилось и в Зоне.
Треск впереди наконец стих, и мы отправились дальше. Ольга шагала первой. Минут через десять из зарослей выступила приземистая громада цеха. Ворота были приоткрыты, хоть на таком заводе им полагалось постоянно пребывать на запоре. Определенно, рабочие места здесь покидали в панике.
Ольга приблизилась к широкой щели между громадными железными створками и заглянула внутрь. Подтянулись и мы с Профессором.
От входа вниз вела широкая бетонная лестница, вдоль которой был пристроен ленточный транспортер. Лента почему-то обросла волокнистым бурым мхом и выглядела косматой. Что мох нашел в резине? Но он определенно ею питался.
Светя фонарями, мы стали спускаться по лестнице.
В цехе стояла почти полная темнота. Лишь просачивались скупые пучки света из не то крохотных оконец, не то отдушин под самым потолком. Потолок нависал довольно низко и давил. Цех оказался полупустым. Кое-где на своих мудреных станинах косо торчали баки, которые прежде вращались, разогревая, перемешивая и доводя до тестообразного состояния гранулированную взрывчатку. Потом этим «тестом» начиняли бомбы и снаряды. Назначения других механизмов я не знал. Бывшая служба лишь отчасти познакомила с военным производством.
Под потолком, сиротливо свесив тросы с крюками, торчала кран-балка. Многие постаменты пустовали. Станки и агрегаты еще задолго до Чумы демонтировали и увезли на металлолом. Некоторые машины стояли с развороченным нутром — из них «добывали» ценные металлы. С этого разгрома, надо полагать, как и везде, кормилось не только начальство, кое-что перепадало и работягам. Чтоб не бузили и не перемерли с голоду. Большинству жителей Индустриального уехать было просто некуда. У стены я заметил несколько составленных в ряд открытых бомбовых корпусов, их так и не успели заправить содержимым.
Один особо громадный агрегат в стиле ретро привлек мое внимание. Я не удержался, остановился и принялся искать маркировку. Вскоре я обнаружил латунную табличку под слоем наросшей жирной грязи. Интересная оказалась табличка. Она возвещала, что устройство изготовлено на Уральском заводе братьев таких-то в… 1898 году. Выходит, больше ста лет проработала машина. А на металлолом ее не свезли (хоть металла в ней было, наверно, тонн пятнадцать) потому, что просто своротить и транспортировать этого динозавра оказалось не по силам.
В другом месте свет фонаря выхватил на полу обширную засохшую белесую лужу. Ольга насторожилась. Я сперва тоже притормозил, опасаясь, что это какая-то очередная, не известная мне пакость Зоны. Но, присмотревшись, расслабился. Один мой приятель рассказывал, что на таких заводах, эвакуированных в наши края еще в Отечественную и заработавших прямо с колес под открытым небом, технологии, так сказать, законсервировались. Например, из тех самых баков разжиженную взрывчатку бабы-работяги черпали… ведрами, закрепленными на длинных палках, и таскали к бомбовым корпусам. Начиняли их, как вафлю мороженым, как бы ложкой. Ну должно быть, какая-то баба споткнулась и разлила содержимое своего ведра. Взрывчатка быстро засохла, а отскабливать ее от пола никто не решился. Не тесто все же. Так окаменевшая лужа и осталась. Я решительно переступил через нее. За мной последовали Ольга с Профессором.
Я воочию убедился, где и как ковалось боевое могущество страны. Хорошо, хоть большой войны не случилось. А на малых, где я побывал, если половина старых боеприпасов вообще не взрывалась, может, оно и к лучшему. При том, как действовали наши артиллеристы и бомбометатели, меньше мирного населения погибло.
Спотыкаясь о какие-то железяки и куски вывороченного бетона, мы пересекли цех. Ольга уверенно повела нас к переплетению металлических лестниц. Одна уходила в люк в полу. Я сразу догадался, что нам туда. Но не обрадовался. Не нравились мне такие темные дыры. В Зоне они почти всегда таили сюрпризы. Но Кошки передали мне успокоительный сигнал. Я обернулся, повел фонарем из стороны в сторону. Свет по всему цеху отразился желтыми и зелеными звездами в десятках кошачьих глаз. Наши союзнички следовали за нами неотступно. И это обнадеживало.
Мы еще дважды спускались с уровня на уровень, углубляясь под землю. Вместо сухих и довольно просторных тоннелей с переплетением труб и кабелей по стенам начались какие-то норы, в которых по колено хлюпала вонючая жижа. Я ощущал чье-то присутствие, довольно опасное, но не мог разобрать чье. Какие-то животные, не понять какие, возможно, почувствовали наше приближение. Но Кошки успокаивали и толкали вперед.
Очередной изгиб коридора привел в просторное помещение, напоминавшее бойлерную. Посередине возвышался огромный, проржавевший распределитель, своими вентилями и рычагами напоминавший робота из старых комиксов. От потолка и стен к нему тянулись толстенные трубы. У его подножия я уловил какое-то шевеление и посветил фонарем. Пол здесь оказался сухим. И на нем расположилось несколько здоровенных, с изрядную псину, тварей, голых, без шерсти, с розовой сморщенной кожей. Повсюду лениво извивались длинные, голые, кольчатые хвосты. Профессор охнул. Меня передернуло. Среди крупных особей копошилась мелюзга. Мы явно набрели на гнездо.
Твари при нашем появлении зашевелились, вздернули уродливые острые морды и уставились на незваных гостей красноватыми бусинами глаз. Разбегаться они не думали. Но и нападать не спешили.
— Это крысы? — шепотом спросила Ольга.
Я пожал плечами, хоть вряд ли она могла увидеть мой жест.
— Думаю, да, — тоже шепотом сказал Профессор. — Обратите внимание на морды и очертания тел.
Я обратил, но особого сходства с нормальными крысами не нашел. По-моему, голые твари больше смахивали на тощих свиней. Две-три поднялись с пола и, широко разевая пасти с гигантскими, отливающими влажной желтизной резцами (все-таки крысы), неторопливо направились к нам. Временами они издавали громкий скрежещущий визг, отнюдь не дружелюбный. Я вскинул автомат.
В тот же момент ощущение кошачьего присутствия окрепло. Пушистые создания засновали прямо у наших ног. Свет фонарей позволил увидеть, что Кошки, крупные, грозно ощетинившие шерсть и распустившие хвосты, окружили нас плотным кольцом. Я давно не видел их так близко. Если бы не размеры, они ничем не отличались бы от обычных домашних кошек. Разве что ощущением ярости, слишком мощным для домашних животных, исходившим от них.
Крысы и Кошки, исконные враги, столкнулись в тесном подземном пространстве вплотную. Крысы тоже удивительные создания. У них феноменальная приспособляемость. Говорят, в случае ядерной войны на Земле выжили бы лишь крысы и тараканы. Похоже, эти голые мутанты тоже неплохо приспособились. Во всяком случае, сквозь волны необычной кошачьей ярости я уловил, что гипнотизировать Крыс Кошкам не под силу. Они явно готовились вступить в обычную схватку. Я знал, что она в прежние времена далеко не всегда заканчивалась кошачьей победой, и прицелился. Тут же в мозгу у меня всплыло изображение автомата, опущенного дулом вниз, и потолка, исполосованного глубокими трещинами. Кошки не велели мне стрелять, опасаясь обрушения ветхого свода. Я шикнул на своих спутников, тоже державших оружие на изготовку.
— Что? — спросила Ольга.
— Не вздумай стрелять. И вы, Профессор. А то завалит…
Я не успел договорить. Пушистые тела дружно метнулись вперед, на врага. Никаких ритуальных прелюдий, рассчитанных на устрашение. В лучах фонарей все замелькало и завертелось, сплетаясь в единый клубок, из которого возникала то оскаленная, окровавленная кошачья морда, то бешено колотящий по воздуху крысиный хвост. Кошачьи завывания слились с пронзительным крысиным визгом. Из общей сумятицы вдруг вынырнуло голое и розовое, подкатилось к моим ногам. Я мгновенно саданул каблуком между мерцающими багровым светом бусинами. Одновременно раздался хруст костей и истошный визг. Я ударил еще раз, голое и розовое, подергавшись в конвульсиях, затихло.
