Михаил Михеев - Крепость
«Рюрик» и «Асама». Район порта Дальний
«Асама» первой открыла огонь – японцы не собирались ждать, и начали пристрелку с максимальной дистанции, памятуя о том, что она для них максимально выгодна. Однако начало боя оказалось явно не в их пользу – фонтаны от падения снарядов встали далеко позади русского корабля. Каждый артиллерист, наводя орудие, вынужден учитывать очень много факторов, но основными являются расстояние до цели и взаимная скорость перемещения кораблей. Вот здесь-то у японских артиллеристов и вышла промашка – «Рюрик» шел заметно быстрее, чем они рассчитывали.
Первоначально Якиро даже не понял, что произошло, и, выругав в душе своих косоруких артиллеристов, внешне остался спокоен. Не к лицу самураю показывать свои эмоции… Однако когда второй залп лег точно так же, как и первый, и он, и его старший артиллерист синхронно поняли: что-то пошло не так. Однако если артиллеристу приходилось отвечать только за свои орудия, то командир «Асамы» вынужден был решать еще и другую, куда более важную проблему. Крейсера сближались слишком быстро, и невооруженным глазом было видно, что буквально через несколько минут рейдер обрушит на «Асаму» всю мощь своих десятидюймовых орудий. И в этот момент Якиро совершил ошибку, которая стала роковой.
Инертность мышления – штука неприятная и чрезвычайно коварная. От нее не застрахован никто, и командир «Асамы» не стал исключением. Да, он только что, своими глазами, наблюдал, как снаряды с его корабля опаздывают за целью, и пришел к абсолютно правильному выводу о том, что противник быстроходнее, чем предполагалось изначально. Вот только действовал он на рефлексах, в точности согласно одному из тех вариантов, которые просчитывал до начала боя. И сейчас он начал разворот, одновременно вводя в действие кормовую башню и ложась на курс, позволяющий удерживать дистанцию. И абсолютно не учел при этом, что вражеский корабль, обладая преимуществом в скорости, сумеет за подаренное ему время сократить дистанцию, а сам он, напротив, скорость на несколько минут потеряет. И как раз в этот момент «Рюрик» открыл огонь.
Более совершенные, дальнобойные и, соответственно, точные орудия русского корабля выплюнули в сторону «Асамы» два снаряда, которые легли точно по целику, но с приличным недолетом. Старший артиллерист, лично взявший на себя управление носовой восьмидюймовой башней левого борта, хладнокровно ввел поправку, и второй залп лег заметно ближе к цели. Третий залп перелетом – вилка! Сразу после этого русский крейсер открыл беглый огонь, задействовав все три носовые башни.
Первых попаданий они достигли практически одновременно, но японцы попали восьми-, а русские – десятидюймовыми снарядами. «Рюрик» тряхнуло, палуба ударила по ногам, броневая плита, принявшая на себя удар снаряда, лопнула, но практически полностью поглотила энергию взрыва, и серьезных проблем он не вызвал. «Асаме» досталось сильнее. Русский снаряд был почти вдвое тяжелее и намного мощнее, броня японского крейсера просто не рассчитывалась на противодействие таким «чемоданам», поэтому и результат попадания оказался соответствующим. У крейсера вырвало кусок палубы и борта. Угольная яма, по счастью для японцев полная, приняла на себя часть энергии взрыва, и потому жутковатые на вид повреждения не были критичными. Однако этого было достаточно, чтобы Якиро сделал выводы и, на их основании, еще одну ошибку. Его крейсер продолжил разворот в тщетной попытке оторваться, и в результате оказался развернут к русским кормой. Одна башня с двумя восьмидюймовыми орудиями против четырех восьмидюймовок и двух десятидюймовых стволов – это несерьезно.
С тщательно скрываемым ужасом японцы наблюдали, как огромный, вдвое больше «Асамы», корабль неспешно и в то же время неумолимо накатывается с кормы, раз за разом извергая многометровые снопы огня из своих орудий. И каждый раз спустя несколько секунд возле «Асамы» с ревом проносились тяжелые снаряды, заставляя японских моряков вжимать головы в плечи. Разумеется, своего снаряда не услышишь, но инстинкты подавить сложно… А вот когда эти снаряды врезались в броню «Асамы», испугаться никто попросту не успевал – ни те, кто уцелел, ни тем более те, кто исчезал в жаркой вспышке взрыва. И попадания следовали одно за другим.
Вдребезги разлетелся кормовой мостик. Надстройки украсились рваными дырами. Вся кормовая часть была охвачена огнем, отчего за кормой «Асамы» растекался дымный шлейф, а кормовая башня временно прекратила огонь – ее артиллеристы просто не видели цели. Вместо свежего воздуха вентиляторы с хриплым, как у астматика, ревом затягивали в недра машинного отделения жирные, вязкие клубы, отчего задыхались и топки, и люди. Верхнюю часть кормовой трубы оторвало взрывом, и она, прокатившись по палубе и сметя оказавшихся на пути людей, заклинилась между вздыбленными от взрывов листами палубы и замерла.
Несмотря на все это, «Асама» пока сохраняла ход и сдаваться не собиралась. Внизу, у раскаленных топок, сновали туда-сюда кочегары – никому не требовалось объяснять, что от того, сохранит ли корабль ход, зависят их жизни, и они, казалось, не чувствовали усталости. Время от времени, когда аварийным партиям удавалось немного сбить пламя, глухо ревели башенные орудия – и не всегда впустую. Штиль нивелировал преимущество «Рюрика» в качестве более устойчивой артиллерийской платформы, а дистанция уже сократилась, благодаря чему процент попаданий закономерно возрос. Бахиреву даже пришлось немного сбросить ход и слегка отстать, чтобы не получить лишних повреждений. И все же риск для закованного в практически непроницаемую для японских фугасов броню «Рюрика» оказался невелик.
Примерно через полчаса после начала боя «Асама» начала, наконец, замедляться. К тому моменту огонь распространился почти до носовой части корабля, стремительно растекаясь по палубе. Начался пожар в угольных ямах. Температура пламени в них была столь велика, что плавился металл. Уцелела только одна труба, воздухозаборники были смяты, превратившись в изорванные и перекрученные куски металла, и тяга, а вместе с ней и давление в котлах упали. С треском взрывались поданные наверх снаряды для шестидюймовок, калеча людей и выворачивая наизнанку бортовые казематы. Как ни странно, кормовая орудийная башня не пострадала, но вести огонь ей было уже нечем – из-за пожара в трюме пришлось затопить погреба. Прямым попаданием раскололо перо руля, и теперь японский крейсер был практически лишен управления. Любые попытки сманеврировать при помощи машин и ввести в дело носовую башню легко парировались, и русский крейсер удерживал стратегически выгодную позицию. В боевой рубке «Рюрика» Эссен, глядя на агонизирующий корабль, мрачно сказал:
