Василий Звягинцев - Фазовый переход. Том 1. «Дебют»
Агранов тоже давно переложил черновую работу на двенадцать заместителей и начальников управлений, а сам занимался тем, что ему только и нравится, – контролем в сфере идеологии и культуры, которые есть самая суть государственной политики. Если с культурой (в широком смысле) все в порядке – людей очень легко убедить жить как предписано, делать что сказано и при этом быть счастливыми оттого, что живут в самом передовом и гуманном обществе за всю человеческую историю.
А культурой (литературой, театром, кино, живописью, цирком даже) руководить удобнее и приятнее через личные контакты. Пусть профильный наркомат во главе с товарищем Луначарским, управление агитации и политпропаганды ЦК РКП (б) думают, что они владеют обстановкой и направляют процессы – все отнюдь не так. Конечно, библиотеки там, клубы открывать, книгоизданием и книготорговлей ведать, кружки политграмоты и «ленинский университет миллионов» в каждой артели и при квартальном комитете насаждать – нужно и полезно. Только это ведь все ремесло. Как бревна топором тесать, начиная постройку очередного храма, но храм-то храмом станет, когда отделают все, иконы развесят, утварь по местам в алтаре расставят и правильного попа на амвон выведут!
Директивы директивами, но ты поговори по душам с каждым литератором, режиссером, композитором, дай ему дачу, квартиру, автомобиль и «сверхударный паек» – они тебе «Петра Первого» и «Поднятую целину» напишут. Коньячку в приятной компании пригласи выпить, в запасниках Оружейной палаты позволь порыться, сувенирчик на память взять – «Тамбовские крестьяне», «Путевку в жизнь», «Троцкий в Октябре» и «Незабываемый девятьсот двадцатый» в цвете снимут, «Оптимистическую трагедию» и «Свадьбу в Малиновке» на театре поставят.
А впитав в себя и внешнюю канву, и тайные смыслы, в этих шедеврах содержащиеся, простой (да и не очень простой) трудящийся абсолютно искренне, без всякого насилия над личностью уверует, что нет на свете ничего лучше Советской Социалистической Федерации. И сам он – свободнейший из свободных, ибо свобода – это осознанная необходимость, и «я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». И что хоть живут в белогвардейской Югороссии побогаче (пока!), но кроме как за покупками в Харьков съездить, на отдых в Крым или Кисловодск (нет теплых краев в РСФСР, куда денешься?!) – делать там классово-ориентированному и идейно подкованному гражданину совершенно нечего.
Конечно, творческие люди тоже ведь разные, с амбициями и «понятиями», с собственными идеями, наконец. Кому-то вроде Демьяна Бедного можно прямое партийное поручение дать – отобрази-ка в поэме радость единоличного крестьянского труда на собственной земле, с апелляцией к древнерусским истокам! С другим – иначе. Тоже в дружеском разговоре разъясни, что негоже такому романтику и талантищу немереному в скучной Москве прозябать, неплохо бы в персональном салон-вагоне в Сибирь, на Дальний Восток прокатиться, воспеть героические будни строителей Турксиба, Байкало-Амурской магистрали, владивостокского судоремонтного завода или золотодобытчиков Колымы. Да так воспеть, чтобы молодежь десятками тысяч в добровольцы записываться кинулась…
Вот где высший пилотаж работы с деятелями культуры и искусства, народом самоуверенным, себялюбивым и капризным! Одного вон еле отговорил вешаться, в творческую командировку в Нью-Йорк послал, ужасы империализма описывать в чеканных стихах. Другому намекнул, что роман про Мефистофеля в современной Москве, который он «в стол» пишет (ГосЛИТО и Главреперткомом1 запуганный), очень сейчас к месту придется. И народу интересно будет, и идеологическую кампанию по борьбе с РАППом1 к этому делу подверстать можно.
Помогли референты Агранова писателю с прежней женой развестись и на новой жениться, четырехкомнатную квартиру на Волхонке дали, в Швейцарию на три месяца подлечиться отправили, гарантированные сто тысяч тиража с последующими переизданиями пообещали.
И попутно, ненавязчиво предложил вот здесь, здесь и здесь вставочки пространные сделать, вроде как лирические отступления. И – тезисы готовые извольте получить. Вы же с этими моментиками согласны? Вот и отлично, только обработайте их с присущим вам блеском.
А главное ведь – не только польза делу, самому очень приятно себя меценатом чувствовать, вершителем судеб и людей, и страны в некотором роде. Люди, в свою очередь, Якова Савельевича боготворят. Ни один сексот не доложил, что в творческих кругах об Агранове плохо отзываются. Был как-то один случай, сильно умный (и действительно талантливый) товарищ высказался по пьяному делу в узком кругу, что уж больно хитер чекист и что лучше б от него подальше держаться, пока души дьяволу окончательно не продали. И что, наказал его глава всех разведок и контрразведок, хоть намеком дал понять, что в курсе фрондерства глупого? Никак нет. Немедленно товарищу орден Трудового Красного за прежние заслуги и – в секретари Союза писателей кооптировать[125]. Посмотрим, что он дальше петь будет… А что теперь пить возможностей куда больше представится, а писать – наоборот, так это уже издержки новой должности.
Столь несвойственная должности деятельность начальника ГУГБ уже вызывала косые взгляды наркома культуры и прямые обращения профильного секретаря ЦК к товарищу Троцкому с жалобами на несанкционированную узурпацию Аграновым чужих прерогатив. Но Лев Давыдович, вникнув в суть вопроса, одобрительно посверкал стеклышками пенсне и велел впредь товарищу не мешать, поскольку тот гораздо лучше проводит «линию партии», во избежание «оргвыводов» по отношению к тем, кто этого не понимает.
До Якова это «мнение» немедленно довели, и он счел, что отныне руки у него развязаны. А секретарю ЦК по идеологии, товарищу с незаконченным средним образованием, при случае намекнул «горячим утюгом в грудь», что в Стране Советов неприкасаемых нет, и границы между просто глупостью и сознательным вредительством определяют как раз «органы пролетарской диктатуры», на то поставленные… Дошло моментально до товарища, за три шага первый здоровается, только что шапку не ломает.
И сейчас Агранов, не спеша попыхивая папиросой, держал «МХАТовскую» паузу, разглядывая лицо визави, как цыган лошадь на ярмарке, и прикидывал, насколько впредь «гражданин Волович» может полезным оказаться. Что подл и беспринципен – не беда, главное, против кого и для чего эти свойства использовать. Поесть и выпить любит – тоже плюс. Алексею Толстому компанию составит. Пером бойким отличается – нам такие нужны, косноязычных журналистов пока больше, чем дорошевичей и гиляровских. А писать будет что скажем – хрен ему, а не «свобода слова». В общем, используем ценного кадра из будущего на всю катушку, пока не отзовут. Успеет наших товарищей своим приемчикам обучить, да и сам, глядишь, чем-то необычным порадует.
