Андрей Ливадный - Контрольный выброс
Судя по всему, поясняющие надписи наносил не кто иной, как Логист. Выходит, он успел побывать в разгромленных биологических лабораториях, в подземельях «Чернобыля-2» и у таинственного приемника-ретранслятора, по всей видимости расположенного где-то в окрестностях озера Янтарь? Иного объяснения Инок не находил.
Непонятно, что подразумевается под термином «второй компонент» и почему его и Выжигатель соединяет линия?
Не найдя вразумительного ответа на массу возникших вопросов и подозрений, Инок временно отложил карту подземелий и взял в руки пробитую пулей, испачканную кровью Логиста тетрадь. Открыв ее, он увидел записи, сделанные карандашом. Почерк не совпадал с тем, которым были нанесены пометки на карте. Страницы тетради пожелтели, никаких заголовков или персональных данных Инок не заметил. Текст начинался с даты, без указания года:
18 октября.
…Около полуночи нас – группу ученых, захваченных либо завербованных в разное время и в разных уголках планеты, – привезли на некий перевалочный пункт. Путь был долгим. Со всеми обращаются одинаково. И с теми, кто работает за деньги, и с теми, кто запуган, у кого в заложниках остались семьи.
Мне страшно. Слишком тонок оказался налет цивилизованности. Сначала нас, каждого по отдельности, довели до животного состояния постоянными угрозами, публичными пытками и издевательствами. Кто-то не сумел вынести физической боли, иные, поначалу храбрившиеся, рассуждавшие о собственной значимости в научном мире, о спецслужбах, которые непременно вызволят их, сломались, потеряли надежду.
В Центральной Африке, на территории временного перевалочного пункта, где мы впервые увидели друг друга, многие воспряли духом. После длительного периода изоляции каждый почувствовал себя много лучше: нам, сломленным поодиночке, грезилось, что вместе мы сумеем придумать способ бежать или хотя бы дать знать о бедственном положении, в котором оказались.
Лагерь охраняют наемники. Они совершенно нелюдимы, но подчинены жестокой дисциплине. За любое нарушение – смерть.
Смотрю на них и думаю: наши правительства могли бы проводить иную политику. Вместо того чтобы вести мир к развалу и хаосу, тратить миллиарды на политические интриги и явные авантюры, следовало бы позаботиться об общем уровне благосостояния и образованности народов, населяющих Землю.
После того, что со мной сделали, подобные мысли не кажутся наивными. Бессмысленные издевательства, которым я подвергся, не только уничтожили мою волю, но и стерли многие иллюзии. Мы обречены. Мир обречен. Не знаю, какие цели ставят перед собой захватившие нас нелюди, но они чувствуют себя абсолютными хозяевами ситуации. Пользуясь техническими достижениями цивилизации, они плевать хотели на любой из законов цивилизованного мира. Мне страшно. Грубая, звериная сила ломает тонкие перегородки сознания, уничтожает иллюзии, порождая стойкое чувство безысходности.
Я спрашиваю себя: почему и как это стало возможным?
Ответ прост и плавает на поверхности: полвека политики двойных стандартов и откровенного двурушничества породили иллюзию безнаказанности у многих группировок, действовавших под крылом правительств ряда стран. Мы сами вскормили новый штамм чумы. Чумы моральной. Особенно четко это видно отсюда – с самого дна бездны, куда пришлось упасть.
25 октября.
Веду дневник.
Мой прошлый ужас – ничто по сравнению с только что пережитым.
Наш план побега раскрыт. Оказывается, среди нас находились провокаторы. Всех выгнали из бараков, построили на пыльном плацу, затем совершенно озверевшие наемники по приказу бледного сухощавого «джентльмена» европейской наружности выгнали из строя каждого пятого.
Их расстреляли на наших глазах.
Мои руки дрожат. Я едва удерживаю в пальцах огрызок карандаша.
Их убивали без всякой жалости, зверски, с наслаждением. Тела так и остались валяться в пыли, через минуту над ними уже роились мухи.
Я больше не вынесу постоянного морального давления, изнуряющего страха. Единственная форма протеста, на которую я оказался способен, – эти записи. Если их найдут, меня непременно убьют. Становится жутко, порой стыжусь самого себя. Нет сил, чтобы достойно умереть, бросившись на охранника, – слишком велика терзающая рассудок жажда жить. Не понимаю, зачем им понадобился генетик? Всю свою жизнь я посвятил разработке генномодифицированных растений, только приступил к опытам над животными, прививая представителям редких, исчезающих видов некоторые не присущие им качества, которые должны были помочь им выжить в условиях стремительно изменяющейся биосферы Земли.
Мое сопротивление окончательно сломлено. Вот уже год, как продолжается непрерывный кошмар. Надежды больше нет.
14 ноября (приблизительно)
Нас куда-то везут. Транспортируют в грязном трюме старого, дышащего на ладан судна.
Условия нечеловеческие. Постоянная качка сводит с ума.
Непрерывные мучения наводят на мысль о самоистязании. Сколько лишений способен выдержать человек? Где та грань, за которой исчезнет страх, перестанет теплиться надежда на мифическое спасение?
Среди запертых в напоминающем выгребную яму трюме не вижу многих знакомых лиц. Постепенно приходит понимание: там, в лагере, нас фильтровали. Видимо, количество специалистов из разных областей знания было изначально избыточным. В процессе отсева уничтожали наиболее сильных духом, в назидание слабым.
Беспроигрышная тактика.
Никто уже не помышляет о сопротивлении. Многие впали в совершенную депрессию. Казалось бы, если наши мучители собираются использовать пленников для проведения научных разработок либо постановки экспериментов, нельзя доводить нас до состояния полнейшей апатии, безразличия к собственной судьбе.
Боюсь, что по прибытии к нам применят запрещенные препараты.
Только бы не наркотики.
Декабрь.
Наши мучения завершились.
Корабль достиг порта назначения. Где мы и куда нас станут переправлять дальше – абсолютная загадка. В трюм спустили пожарные шланги, нас раздели догола, отобрали одежду, превратившуюся в лохмотья, бросили куски мыла и включили воду, приказав привести себя в порядок.
После мытья несколько наемников выступили в роли парикмахеров. Нас обрили наголо, опять обращаясь, будто с животными.
