Дэйв Дункан - Струны
По Элии снова прокатилась волна дрожи; не еле заметная, как в тот раз, а сильная.
— Почему у него мозг омертвел? Что они с ним такое делали, что у него даже мозг омертвел?
— Ничего они с ним не делали. Ну, это тоже Фиш так сказал. Он же электронный наркоман, а тут эта куча денег за ворованный диск — вот он и пошел вразнос, жарился до упора. Передозняк, и с приветом. А еще Фиш сказал, если он вдруг очухается, то свихнется от боли, будет орать и на всех бросаться, ведь у него все нервные окончания выжжены.
Седрик не то что бы совсем в это верил, но очень хотел верить.
— А Девлин?
— О Девлине они или отмалчивались, или наотрез отказывались говорить.
— Он же целился на место твоей бабушки. Теперь Седрик знал про бабушку значительно больше, чем по приезде в Центр, но все равно…
— Но не может же она из-за этого убить человека.
— Надеюсь, что нет, — вздохнула Элия.
— А если бы даже и могла, остается Пандора Экклес, ее-то за что? Сотни, а может и тысячи, людей расхаживают с такими же, как у нее, пересаженными органами или держат эти органы про запас, в холодильнике, или где их там хранят.
— Не знаю, милый, — вздохнула Элия, — ничего я не знаю. И все-таки.., да, ты, пожалуй, прав. К Пандоре у них какие-то большие счеты — ее же намеренно поймали в ловушку. Как и Девлина.
И поймал ее не кто другой, как Седрик Диксон Хаббард. Несколько секунд он молчал, осторожно лаская сказочную, невероятную девушку, пришедшую в его постель в самый глухой час ночи, пришедшую словно из сна. А затем вздрогнул.
— Козел-провокатор. — В голосе Седрика слышалось отчаяние. — Козел, ведущий стадо на бойню.
— Прекрати сейчас же! — Элия болезненно ткнула его кулаком под ребра. — Ты ничего не знал! Да мы и сейчас почти ничего не знаем. Трудно понять, как все это могло быть устроено без участия Девлина. Тип он, конечно же, скользкий, но совсем не дурак. Не может ли быть, что его тоже вытащили назад, вроде как вас, и там осталась одна Пандора?
— Возможно, — пожал плечами Седрик. — Я пробовал заговаривать о Девлине, так они молчат и все тут — что Фиш, что Багшо.
— При малейшем подозрении, — продолжала Элия, — он должен был сделать все возможное, чтобы гарантировать себе обратный билет. Девлин очень дорожил своей шкурой. Он же не какой-нибудь там камикадзе, фанатик, готовый ради справедливости пожертвовать даже…
— A-a-a-a!
Седрика словно ударило электрическим током; судорожно выгнувшись, он отшвырнул Элию на пол, а затем сжался в тесный комок и заткнул уши руками — заткнул, безуспешно стараясь заглушить детский голос, отчаянно вопивший: Я не буду! Я не буду!
Голос, звучащий в его голове, начал стихать, превратился в неразборчивое всхлипывание, исчез совсем. Кто-то.., почему “кто-то”?
Элия включила свет и теперь осторожно отдирала его ладони от ушей. Еще минута — и ноги Седрика перестали дергаться. Элия пыталась обнять его и успокоить — веселенькое занятие, когда перед тобой такая вот двухметровая жердина, скрученная в шар и завязанная узлом, — и она ворковала над ним, как мать над больным ребенком: “Все хорошо, все хорошо, не бойся, ничего тут страшного нет, видишь, я же тут, рядом, и все в порядке, и бояться нечего…»
Затем колыбельная началась снова — в который раз?
Седрик распрямился и только теперь понял, что весь взмок, обливается потом и что ему очень холодно, даже зубы стучат.
Элия облегченно вздохнула, обняла его за плечи, откинула с полубезумных глаз слипшиеся рыжие пряди.
— Седрик?
— Я уже в полном порядке.
Не был он ни в каком порядке. Седрика охватило ужасное предчувствие, что сейчас он расплачется, расплачется взахлеб, навзрыд — и что же подумает тогда Элия? Он снова сжался, а Элия положила его голову себе на грудь и снова гладила его по волосам, только ничего не говорила. Долгое молчание.., ровный стук ее сердца.., дрожь все слабее и слабее…
— Что тебя испугало? — спросила Элия. Седрик начал заикаться — и не произнес ни слова. “Я же и сам не знаю! Слюнтяй! Идиот!»
— Я не помню. — Он снова выпрямился. — Спсихел я, наверное, вот что.
— Нет, на тебя это не похоже. — Однако вид у Элии был озабоченный. — Просто реакция на трудный день — на уйму трудных дней подряд. Неутомимых людей не бывает, у каждого свой порог разрушения. Но ты не бери это в голову. — Она улыбнулась и осторожно чмокнула Седрика в распухший нос. — Подумай лучше про завтра. Так что же, с возвращением Абеля все переигрывается назад? Как я понимаю, он снова возглавит экспедицию на Тибр.
— Наверное.
— Ну а как же еще, ему же нельзя вылезать на люди! И ты тоже — ты должен исчезнуть. Ты же теперь никто, тебя просто нет… — Видимо, Элия заметила сомнение, скользнувшее по лицу Седрика. — Или я ошибаюсь?
Вопрос о Тибре поверг Багшо в полное смущение, немец говорил что-то неопределенное, заикался и вообще не был похож на самого себя.
— Надеюсь, что не ошибаешься, — промямлил Седрик. — Очень надеюсь.
Элия вздохнула и прижалась к нему всем телом.
— Выключить сеет!
Лицо Элии — фантомное его изображение — быстро таяло в обрушившейся на комнату темноте.
— А теперь забудь все это, — сказал ее голос. — Потому что я тебя люблю. Я люблю тебя до безумия, и я буду делать сейчас с тобой восхитительные, предельно развратные вещи.
Седрик еще дрожал — нет, не дрожал, но чувствовал внутреннюю, готовую вырваться на поверхность дрожь, и причин к тому было много — и этот странный припадок, и воспоминание о СОРТе, и лицо Фиша, когда тот…
— Я, пожалуй, не смогу, — сказал он. — Но все равно я тебя люблю.
— Отойдешь, — уверенно пообещала Элия, покусывая мочку его уха. — Только не лежи колодой и не вздыхай, что не можешь, — делай что-нибудь.
Просто удивительно, с какой легкостью может женщина заставить мужчину забыть обо всех бедах и тревогах.
— Зубная щетка? Так я пойду побреюсь.
— Не надо.
— А как твои болячки?
— Не думай о них. Ни о чем не думай, начинай — и все.
Седрик чувствовал, как к нему возвращаются силы.
— А ты спать не хочешь?
— Я влила в себя сто литров кофе. Ты будешь при деле до самого полудня и получишь все, что только мог вообразить — во сне или в самых диких своих мечтах. Только попроси. Борьба без правил, все приемы разрешены.
День, начавшись так хорошо, просто обязан становиться час за часом все лучше и лучше. Седрика разбудил поцелуй. За потолочным окном занимался сероватый рассвет, Элия успела уже одеться. Вид ее лица заставил Седрика виновато съежиться — губы распухли, щеки исцарапаны, глаза красные. Впрочем, у него тоже прибавилось царапин, вперемежку с отчетливыми следами зубов. Иногда их любовь была мягкой и нежной, иногда — дикой и необузданной, но и в том, и в другом случае она превосходила все, о чем Седрик мог помыслить.
Элия отскочила, и его руки схватили пустоту.
— Приводи себя в порядок. Встретимся за завтраком, через полчаса.
— Подожди! — остановил ее Седрик. — Да я же не могу!
— Не можешь — что?
— Я тут как в тюрьме. Заключенный я. Страх, на мгновение охвативший Элию, тут же сменился бешенством.
— Заключенный? Как это так — заключенный?
— А может быть — и ты тоже. — Седрик сел и начал крутить головой в поисках одежды. — Мы на самой верхушке купола — вон окно, оно же настоящее. Спуститься можно лишь спиралатором, а как только я встану на ступеньку, он изменит направление.
Все это объяснил ему Багшо, объяснил спокойно и подробно.
— Только встань сюда, — говорил он, — и Система сразу узнает. Она запустит спиралатор в противоположную сторону и будет себе крутить его с такой скоростью, что и пешком по ступенькам ты никуда не уйдешь. Ты быстрее — и лестница быстрее. Поверь мне на слово и не экспериментируй, а то, не дай Бог, кто-нибудь там внизу покалечится.
Описывая безвыходность (безвыходность в самом прямом смысле слова) своего положения, Седрик начал одеваться. А вот странное дело, почему натягивать, скажем, трусы на глазах у девушки ну вроде как стыднее, чем просто быть голым? За спиралатором наблюдали три камеры. Как только Седрик пытался подойти к бегущей вдоль пола дорожке, на них начинали мигать лампочки. Камеры наглухо упрятаны в бронированные кожухи. Инструментов тут нет никаких, ни самой вшивой отвертки.
— Ну это мы еще посмотрим, — хищно усмехнулась Элия. — Я поговорю с твоей бабушкой. Или с О'Брайеном. Или еще с кем. Я скоро вернусь, а если нет, то позвоню.
— Вряд ли. Сам я отсюда звонить не могу, а насчет позвонить мне снаружи — не знаю, но очень сомневаюсь.
— Я скажу им, что никуда не пойду без… — Элия осеклась. — Милый, ведь ты же хочешь уйти со мной, правда?
Она еще сомневается. Седрик, успевший к этому времени придать себе мало-мальски благопристойный вид, крепко обнял Элию.
— Конечно же, хочу. Я пойду за тобой куда угодно. Ты только выбери мир — любой мир.
Прощание несколько затяну лось. Седрик настаивал, чтобы Элия — при крайней необходимости — уходила на Тибр без него, а он уж постарается пробиться туда своими силами. Элия непреклонно стояла на том, что никуда она без него не пойдет. Они чуть не вернулись в постель, чтобы обсудить альтернативу спокойно и не торопясь, однако вспомнили о другом важном вопросе — выпустит Система Элию или нет. Выпустила — Седрик с тоской смотрел, как невероятная, словно из сказки — или из сна — пришедшая принцесса исчезала в колодце спиралатора. Никто, наверное, не думал, что она его найдет, больше ее сюда не пустят. И он, и она это знали. Оставалось только вздохнуть и заняться прозой жизни. Подойдя к закусочному автомату, Седрик заказал апельсиновый сок и ореховые батончики. Не успел он дожевать последний батончик, как задребезжал коммуникатор; пришлось идти в поскучневшую с уходом Элии комнату и выяснять, кто же это там названивает.
