Игорь Алгранов - Никогда не играй в пятнашки
Лара вдруг резким движением расстегнула комбез и достала из-за пазухи какой-то блестящий предмет.
— Вот, — протянула она блистер Наде и посмотрела на Ирбиса, — вколоть сразу после контакта и принять две таблетки после прихода в себя. Через минуту будешь как огурчик.
— А ты?
— У меня есть ещё один.
— Спасибо.
— Надеюсь, не понадобится. Может, повезет, и там ещё найдёте.
— Погоди-ка, — Волк, глядя на блистер в руке Нади, похлопал себя по карманам на груди и достал из правого такой-же. — Мне Егорыч подогнал перед отъездом… Две капсулы и таблетки.
Он прочитал надпись на упаковке:
— «Панацея-17».
Глаза у Лары округлились, а вслед за ней у Волка и остальных.
— Ну знаете! Что у вас за старики-разбойники такие в команде? Спецы на все руки, смотрю я и балдею… И вообще, чувствую себя ненужной и жутким тормозом.
— А я и сам от них без ума, — ухмыльнулся Волк.
Ир и Надя, улыбаясь, переглянулись. Девушка наморщила лоб и задумчиво произнесла:
— Значит, всё-таки есть лекарство от этого ужаса…
— Не спешите радоваться, — ответила Лара. — У нас минимум информации о побочных эффектах и, к тому же, не будешь же за каждым модиком, или как у вас… у нас, — смущенно поправилась она, — за каждым серым бегать после заражения. А если время упущено, — это первые две-три минуты, — то препараты, к сожалению, уже не действуют.
— Ясно.
Волк поднялся. Остальные последовали его примеру.
— Ладно, мальчики-девочки, выдвигаемся, — он вздохнул и посмотрел вниз. — Да… никогда не было так… непонятно.
Ир посерьёзнел и согласно кивнул.
— Да уж, всегда драпали от них, ну, иногда сквозь них, а тут сами лезем на рожон.
На аварийной лестнице, ведущей с крыши на технических этаж, было темно и тихо. На цыпочках, стараясь не шуметь, смотрящие спустились к единственной двери, которую обнаружили, и замерли, прислушиваясь. На этаже тоже стояла угрюмая тишина.
— Надя, как там? — спросил Волк.
Девушка на секунду прикрыла глаза и потерла виски, потом помотала головой.
— Вроде чисто. Но ниже живность точно есть. Как змеи клубками ворочаются… Никогда такого не видела.
Волк кивнул и посмотрел на остальных.
— Значит так, сейчас, не дыша, крадёмся к лифтам и пытаемся проскочить до самого низа. Для надёжности разобьёмся на пары, каждой по кабине. Если кто-то влипает в заварушку, не геройствуем, стараемся от боя уйти. Наша цель — проникнуть в подземный гараж, тот, что под стоянкой грузовиков.
— Ты думаешь, там?… — взглянул на него Ирбис.
Волк пожал плечами.
— Не вижу вариантов. Если там и есть что-то особое, то только под землёй. Больше негде. Всё же даже огромный марк для них днём слишком светлый.
— Хм, логично.
— Ирбис, Надя, держите, — Волк порылся в карманах и протянул им по две кассеты с зарядами для «ПП». — Бригадир велел выдать, в порядке исключения. Особая миссия…
Ирбис и Надя снова молча переглянулись.
— А что нам делать дальше? — спросила Надя.
— Там увидим. Может, просто посмотрим, что да как, и уйдём.
— Хорошо бы… — буркнул Ир.
— Да, если встречаем верховода, что весьма вероятно, стреляйте не раздумывая, цельтесь в голову. Иначе…
Что будет, если выйдет иначе, никто уточнять не стал.
— Всё, пошли!
Четверка быстро пробежала этаж, огибая трубы и агрегаты технических систем здания. Смотрящие ступали бесшумно, только изредка под подошвами поскрипывала цементная пыль. У лифтов друзья остановились и осмотрелись. Здесь тоже было тихо. Волк взглянул по сторонам.
— Ирбис, Надя, проверьте лестницы, чтобы без сюрпризов. Я вызову лифты. — Он повернулся к Ларе. — Эта пневматика довольно шумная и, наверняка, привлечет их внимание. Хотя, я надеюсь, что они ещё спят. Интересно, какие сны видят серые? Цветные? Кто бы рассказал.
Он осмотрел стену слева от вереницы лифтов, шагнул к щитку со значком «Air» в углу и открыл его. За ним в углублении скрывались два ряда плашек с переключателями и индикаторами с питанием управляющей электроники от аварийного блока — двенадцать штук на ряд, по количеству лифтов. Как Волк и предполагал, все кабины были внизу, и только у трёх — четвёртой, шестой и двенадцатой — горели зелёные индикаторы рабочего давления в баллонах.
— Надеюсь, хватит и двух.
— А назад как будем выбираться? — спросила Лара, озираясь.
— Точно, как я мог забыть. Молодец, девочка. Третий, тот, который двенадцатый, приметим для эвакуации.
Он подошёл к лифтам.
— Ну, давайте, пневмашечки, не подведите! Лара, вызови шестой.
Они одновременно нажали на кнопки вызова кабин, и Волк приложил ухо к дверной щели. Снизу не доносилось ни звука, и Волк кинул напряженный взгляд на индикаторы. Четвертый и шестой замигали, но движения в шахте по-прежнему не ощущалось.
— Ну, что там? — громким шёпотом спросил Ир, выглядывая из лестничного проёма. Волк пожал плечами и снова посмотрел на панель. Наконец, спустя пару минут, они с Ларой услышали знакомый шум и свист пневматики.
— Идут родимые. Ребята, приготовьтесь!
Как только кабины остановились, и двери со звуком, похожим на вздох облегчения, открылись, Ирбис и Надя оставили свой пост и подбежали к лифтам.
— Так, какой наш? — спросил Ир Волка.
Волк ухмыльнулся во весь рот.
— Ваш номер шестой, парниша!
Ирбис тоже усмехнулся и кивнул.
— Ладно, мне без разницы. Надя, пойдём.
— Встречаемся в подвале.
Смотрящие быстро заскочили в кабины и нажали на кнопки аварийного спуска. Как раз вовремя, поскольку на лестнице уже слышались шорохи и хриплое дыхание недовольных потревоженных «хозяев» здания.
— Удивительно, — произнёс Ир, когда двери сомкнулись, — они заняли почти всю этажку! И это громадный марк! Раньше они всегда уходили днём в подземку.
— Они обживаются, — вдруг сказала Надя, и Ир с удивлением взглянул на неё. — Держись, Кот!
Кабина снова тяжко «вздохнула» и рухнула вниз.
* * *— Ни один старый буйвол не был побит своим детёнышем, — с какой-то невыразимой печалью в голосе произнёс Складка после долгого молчания, помешивая ароматный «кофе со сливками» ложечкой. Они с Егорычем сидели в столовой у окна и неспешно заканчивали дневной приём пищи. Столовая была пуста — смотрящие сегодня пообедали, как обычно, шумно и весело, но на удивление быстро, и всей гурьбой поспешили исполнять поручения Бригадира, развернувшего бурную деятельность по прибытии первых групп из Чингирска.
— Ты это о чём? — рассеянно спросил Пётр, глядя в окно на возню во дворе.
— Пословица.
— Опять зулусская?
Фёдор кивнул.
— Опять, — он вздохнул. — Понимаешь, какая штука, Петя, я после нашего разговора много думал…
— О чём именно? Мы всякого наговорили тогда.
— Да уж. Я вдруг подумал, что как ни крути, во что бы там человек не верил, — в эволюцию, в революцию, в пришельцев, в сотворение, — а Земля-то — мать, как ни верти. И уж точно тёплый и уютный дом в мёртвом ледяном космосе. Вот и Писание говорит: прах мы и в прах возвратимся… И все эти теории скрещивают шпаги между собой — а без земли никак не обходятся. Дети мы, производное химических элементов. Только вот что-то злые дети.
— А то! Ещё какие злые. Прах, утекающий сквозь персты Божьи.
Фёдор посмотрел на приятеля, потом на кружку, сделал решительный глоток и брякнул ею о блюдце.
— Хорошо сказал. Знаешь, Петя… Что, если ты прав, и никакие это не пришельцы? А? Ведь это даже очень символично, что серые жрут землю, ломая зубы. Мы всю свою жизнь стремились отдалиться, отделиться от матушки. Лишь пользоваться, ничего не давая взамен, даже не давали отдыхать земле. И застраивали, бетонировали, закупоривали, укатывали, вгрызались машинами в плоть и опять застраивали… Кто ж такое вытерпит? Вот и земля не смогла. Ответила… Через силу, боль материнскую. Я это образно, конечно… в виде символов. Можно всё гораздо прозаичнее описать — как простой обратный эффект… Ведь не только у живых существ могут быть э-э… рефлексы в ответ на агрессивное внешнее воздействие?
Пётр посмотрел на приятеля с восхищением.
— Ну, ты сегодня прямо в ударе, я погляжу! Прозреваешь, учёный люд?
— Опять ты за своё, агитатор, — отмахнулся от него Фёдор, — нашёл панацею — из городов бежать, как-будто только в них дело. Это нынешнему-то поколению?! Ты только вдумайся, ведь всю жизнь эти люди, тратили на то, чтобы обмениваться никчёмными цветными бумажками, управлять потоками этих бумажек, накапливать, складывать стопки из них, лгать, рвать, убивать, уничтожать всё вокруг из-за них… Хвалиться ими как детьми. А сами, отнимая всё это даром у неё, черствели и захлёбывались в своей ненасытности. И вот — накрыло всё это медной ёмкостью… И, может быть, из-за этой самой ненасытности. А насчёт городов, если ты и прав, то только в том, что так нам захлёбываться было гораздо удобнее…
