Алексей Бессонов - Господин Посредник
Возница оглушительно свистнул, четверка взяла с места, и мы полетели по улицам. Один из моих телохранителей сразу же опустил стекла и задвинул все шторки на окнах. Я понимающе хмыкнул:
– Огня.
К моей трубке приблизился горящий фитилек, я выпустил густое облако дыма и принялся перебирать содержимое своего ящичка. Все было на месте, даже маленькая фляжка с винным спиртом, положенная в него относительно недавно, перед отъездом в Йош. Я еще раз проверил остроту пары ланцетов, переложил повыше хирургические нитки и вздохнул. Бедняга Энгард. О небо, хоть бы он был еще жив!
В животе было холодно, и я поймал себя на малодушной мысли – хорошо бы нам ехать подольше… Энни, Энни… что там с Энни?!
Моим мечтам не суждено было сбыться – минут через десять карета повернула направо и неожиданно остановилась. Я ринулся было к дверце, но меня мягко удержали на месте – двое парней высунулись, внимательно осмотрелись по сторонам и только после этого позволили мне выбраться на воздух.
Мы стояли возле каких-то ворот. Правая их створка оказалась приоткрыта, был виден мощеный двор с несколькими подъемными талями, справа темнело приземистое здание. Каан и Иллари были уже рядом, беседовали с угловатым молодым парнем в длинном черном плаще.
– Так что за тип, на стреме стоял, что ли? – услышал я голос Каана.
– Д-да, говорит, д-друг этого, графа то есть, – неуверенно отвечал молодец. – С ним еще трое и бабенка, по виду вроде из благородных. Вон там сидели, – он махнул рукой, указывая на соседнее строение, похожее на полузаброшенный то ли цех, то ли амбар, – двое на чердаке, а остальные вокруг лазили…
– Давай его сюда, – приказал Иллари и повернулся к другому филину, подошедшему со стороны дороги:
– Себя не проявили?
– Там все в подвале, – тот сплюнул и сунул в рот какую-то палочку, – человек двадцать. Недавно еще орали сильно, теперь тишина. Ну, мы тоже не высовываемся…
– Обложили по кругу?
– Спрашиваете! Мышь не проскочит.
– Хорошо. Что с подвалом?
– Да плевое дело, аж смешно становится. Там решетки деревянные, и лет им поболе, чем мне, а за талью, вон, аккурат бревна разложены. Хрясь – и нет решеток. Так что, начинаем?
– Готовь людей. О-па!
К нам вели скрученного Бэрда! Увидев меня, он рванулся, но лишь получил по затылку и застонал. Я махнул рукой – парни мгновенно отпустили несчастного лейтенанта и тот, выругавшись, принялся растирать запястья.
– Я ж вчера с ними был, – сказал он. – Да только меня взять не смогли, я ушел… потом следил, куда повезут. Сперва к Сульфику в дом, а потом, под утро уже, сюда. Сульфик сам только утром и приехал, его и ждали, видно. Я выбрался в город, отправил к Дайниз скорохода, она примчалась с парнями, но вот мало нас пока. Ночью должны были еще подъехать – раньше никак не получалось, да еще дознаватель ее знакомый, а тут, смотрю – ваши. Ну, я сразу все и понял…
– Где их взяли?! – завопил я.
– Рядом с театром. Они сели в карету, и тут их с другой строны потащили – там экипаж стоял, впритык, никто ничего и не увидел. Я сперва бросился, но вижу, там человек десять, а у меня один пистолет. Несколько за мной, ну, я их у Рыбного положил, смотрю – этот самый экипаж мимо меня едет. Ну, тут уж я понял, что надо за ними. Сперва бежал, потом на извозчика на ходу вскочил, вперед, говорю, туда вот…
– Ты видел, что они с ними делают?
Бэрд помотал головой.
– Не поймешь. Крики были, да, но чьи и как – не понял. Тут недавно еще кто-то подъехал, так я лица не разобрал – мужик какой-то в плаще и со слугой.
– Все готовы, – сообщили сзади.
– Тогда поехали, – обернулся Бэрд, – тех, кто в самом подвале, ну, где мальчишка, тех не трогать, ясно?
– Справимся, – насупился угловатый.
– Ящик нести за мной, – приказал я и, оттолкнув Иллари, шагнул за ворота.
Решетки и впрямь вылетели в два удара, и через нижние окна посыпались сразу человек пятьдесят, не меньше, я даже поразился, откуда они тут взялись, словно из-под земли выросли. Я подождал, пока затихнут вопли и выстрелы, и, выдернув из ножен меч, нырнул в боковое окно, в котором ярко горел свет.
Я не ошибся дверью…
В углу большого помещения, прижатые обнаженными саблями к стене, стояли несколько солидных господ – впрочем, узнал я только одного, а именно барона Вилларо, у которого мелко тряслись губы. Остальные, конечно, выглядели не лучше, но меня они сейчас не интересовали. Меня интересовал здоровенный мраморный стол, окруженный яркими масляными лампами.
На столе, прихваченный крепкими кожаными ремнями, лежал раздетый до пояса Энгард и смотрел на меня распухшими от слез глазами. Его грудь и живот были сплошь покрыты кровью, сочащейся из десятка мелких, но болезненных порезов.
Крови было не очень много, однако я прекрасно понимал, что к полуночи жизнь уже ушла бы из его тела.
Увидев меня, Вилларо вдруг дернулся и зашевелил губами, словно бы силясь сказать что-то.
– Где мой ящик, бараны?! – заорал я, как только пришел в себя.
Кто-то – кажется, Бэрд – услужливо сунул мне его прямо в руки, и я бросился к Энгарду. Ремни уже разрезали, над столом стояли несколько парней, один из них поспешно рвал собственную шелковую сорочку.
– Прости меня, брат, – плача, сказал я. – Прости, это все из-за меня… сейчас я. Сейчас. Ты живой? Живой?
– Живой, – сипло отозвался Энгард. – А ты-то здесь при чем?
– Ну а кто же? Раньше ведь надо было… ах, знать бы…
Он вскрикнул, когда я принялся протирать порезы спиртом, и я, хлопнув себя по лбу, замахал руками – вина, скорее! Говорить я почти не мог, так мне перехватило горло. Филины мягко, но крепко схватили Энгарда за плечи и принялись вливать в его горло крепчайшее красное. Опростав три фляги, Энни обмяк – тогда я достал иглы.
– Придется терпеть, – сообщил я. – И сильно пьянеть нельзя.
– Почему это? – скривился он.
– Потому что ночью нам надо быть в Граде.
– Это еще зачем?
Ответить я не успел – в подвале вдруг появился Накасус. Растолкав парней, сгрудившихся вокруг стола, он наклонился над Энгардом и прошептал:
– Где… моя дочь? Где Телла, ваша милость?
Энгард отвернулся, и я почувствовал, что он опять дрожит.
– Они зарезали ее, когда запугивали меня, – наконец выговорил он. – Случайно… хотели пустить кровь, но палач у них… неопытный, полоснул по шее. Хотели спасти, но все уже, поздно было.
Накасус издал короткий вопль и оперся о край стола. Я опустил иглу. Старый мастер несколько раз шумно глотнул воздух, потом оттолкнул пытавшегося помочь ему Бэрда и шагнул в сторону. Его пошатывало.
– Погоди, Энни, – начал я, но не успел.
– Ты! – от крика актера у меня едва не зазвенело в ушах. – Ты, это все ты, я знал это с самого начала, еще когда увидел тебя в доме Монфора!
– Нет! – рявкнул Иллари, бросаясь наперерез, однако времени у него уже не было: тяжелый «Вулкан» полыхнул выстрелом – голова Висельника дернулась и ударилась о каменную стену. Несколько секунд Вилларо еще стоял, недоуменно глядя на Иллари, запоздало придавившего актера к полу, потом медленно опустился и затих.
– Что ж вы натворили, мастер!.. – простонал Иллари, поднимаясь. – Ну, вставайте, что вы там… а? А? Мас-стер?..
Я упал на колени, схватил его запястье, но сердце старого актера уже не билось.
Накасус был мертв – так же, как его жертва. Я вспомнил про боль в его правой ноге и застонал – слишком много было сегодня боли, слишком много слез, у меня уже не оставалось сил, а на столе лежал Энгард, требующий моих рук и моей иглы.
И еще нас ждал Град.
– Дайте мне… – я вздохнул, мне требовалось некоторое время, – рому… каплю… да быстрей же, что там у вас в голове!
Что-то яростно заорал Каан. Я почти не слышал его – кто-то поднес мне флягу с «Удачей корсара», я сделал пару глотков, поднялся на ноги и вернулся к столу. Энгард мелко трясся, закрыв лицо изрезанными руками. Узколицый юноша – тот, что изорвал свою сорочку, пытаясь остановить кровотечение, – осторожно перевернул его на спину, чьи-то пальцы подали мне иглу.
Через полчаса все было кончено. Энгард, белый как мел, сидел на краю стола и рассматривал свежие швы, обильно политые бальзамом. Я заклеил наиболее глубокие раны специальным бинтом, пропитанным вязкой заживляющей смесью, и сел рядом с ним. Мои молчаливые помощники, все это время то подававшие мне иглы с нитью, то державшие орущего графа, стояли рядом, и в их глазах я видел сложно сочетаемые эмоции – и сочувствие, и преданность.
– Вы запачкаете свои штаны кровью, князь, – наконец произнес один из них.
– Начхать! – честно ответил я. – Набейте мою трубку, ребята. У меня, кажется, трясутся руки.
Мне подали зажженную трубку, я сделал пару затяжек и протянул ее Дерицу, но тот отказался.
– Знаете, – произнес он, разглядывая короткий шов на груди, – а ведь здорово! Теперь девки меня любить будут – вы и не поверите! Этакий граф Дериц, весь изрезанный, как сетка… хоть рыбу лови, а?
