Сергей Коротков - Пленники Зоны. Сталкеры навсегда
Отряд нагнал Эскимо, который сидел на корточках перед капканом на крупного зверя.
– Егеря проделки, – сделал вывод Бродяга, – охотится на кабанов да волков. Обходим и топаем дальше, а то вот-вот Чащоба станет живой.
Никого и не нужно было подгонять – люди сами, чуя опасность, усталость от постоянного напряжения и страх, торопились вперед.
Миновав три аномалии, один артефакт «филейка», который Эскимо подобрал себе, а также пару ловушек – яму с кольями и самострел, группа вышла из чащобы на полянку.
Табличка на столбике с кривыми каракулями: «Милости прошу к моему шалашу, если ты не враг и не мудак» по заключению Бродяги была написана самим Егерем. На том конце поляны, уже окунувшейся в сумерки, виднелись очертания и самого «жилища-шалаша». Юморист, написавший на столбе приветствие, жил в обыкновенном вагончике «Кедр», возвышающемся на трехметровых бетонных сваях. Приставная лестница от земли к двери наверх находилась на месте, хотя в окошке с решеткой и жалюзи мигал огонек свечи. Под вагоном между свай томилась аномалия «пузырь», лучше всякой собаки и капкана охраняющая хозяйство. Такая ватообразная безобидная субстанция, почти невидимая в тени. Безобидная? Да, для свай и поленницы дров, для толстенной сосны, росшей впритык к хижине Егеря и кроной утопающей в сером небе. Но не для живых существ! Любая земная тварь, попавшая в «пузырь», проваливалась в него и исчезала, чтобы вылететь где-нибудь далеко за лесом, из другого такого же аномального поля.
Кроме того, вокруг свай, образуя овал площадью квадратов в пятьдесят, на протянутой по столбикам «егозе» плотной стенкой висели «волосы», будто специально выращенные или повешенные здесь.
На подходе к вагончику сбоку от его двери открылась жезлонка, и высунулась двустволка двенадцатого калибра, красноречиво намекающая на «теплый прием».
– Кто пожаловал ко мне? Кому, ёшкин кот, не спится ночами? – раздался хриплый пожилой голос.
– Егерь, принимай гостей, ядрена вошь! Мы не враги и не мудаки. Свои идут, – крикнул с носилок сталкер.
– Свои в это время по барам пьют. А вояки мне «своими» никогда не были, ёшкин кот! Даже тушенки палевной ящик подсунули, – громко ответил хозяин убежища.
Где-то в чаще завыл зверь, причем совсем недалеко. Эхо его воя, казалось, пробралось в штаны бойцов, щекоча все, что в них имелось.
– Не вояки это, – чуть не заорал Никита, взяв смелость переговоров на себя, – сталкеры Бродяга и Эскимо, Доктор, двое вольных и два разведчика. С миром мы и на постой, добрый человек! Пусти перекантоваться, утром уйдем, заплатим хорошо, не обидим. Подарок для Егеря имеется.
Даже в темноте он заметил, как товарищи с недоумением уставились на него.
– Бродягу знаю, – отозвался голос из вагончика, но ствол с двумя отверстиями исчез, – Эскимо? Не слышал про такого. Дохтор? Они злыми не бывают. Покатит. Вольные? Ну, потянут с натягом. Гляну на этих вольных. А вот разведчики… вижу, ёшкин кот, что вояки, не хрен мне «доширак» на уши вешать. На военсталов смахивают. Не-е, их не пущу! Остальных милости просим.
Бродяга хихикнул, искоса взглянув на опешившего разведчика. Да и Орк тоже впал в ступор, зевая, как рыба на берегу.
– Не по-о-нял! Эй, мужик, ты щас прикололся, что ли?
– Егерь, эй, старпер ты шелудивый, мимикрим тебе в отсос! – вдруг крикнул Бродяга, перестав улыбаться, как только снова завыли волки. – Давай отворяй уже хибару свою. А то нам ща серые устроят тут танцы вприпрыжку. Мужики меня раненого держать устали. Эй, дед, впускай, ёптеть!
– Да шуткую я, шуткую, ёшкин кот, – раздалось от раскрытой двери, – бегом до хаты, путнички.
Непрошеных гостей не нужно было приглашать дважды – они торопливо дернули наверх, маневрируя между самодельными «ежами» и острыми кольями с колючей проволокой.
Закрывая за ними дверь, хозяин громко ругнулся в темноту, замигавшую несколькими парами желтых горящих глаз, и добавил в конце:
– Пшли отседова, собаки вшивые! Ну, пшли-и.
Захлопнув массивную дверь, задвинув пару засовов, он повернулся к незнакомцам, прибавил масла в лампе у входа и позволил обеим сторонам разглядеть друг друга. И если видом прибывших людей хозяин лачуги не впечатлился, окинув их скоротечным оценивающим взором, то те, в свою очередь, озадаченно изучали его внешность.
Это был старик по облику и одежде, но вполне моложавый мужчина по глазам, зубам, движениям и… по коже. Да-да, по коже. Складывалось такое ощущение, что он не только мажется утром и вечером лучшими кремами и лосьонами, но и посещает какой-нибудь салон «Нежный призрак» где-то за седьмой сосной Чащобы. Ровная, розовая, молодая кожа рук, шеи, лица не имела ни одной морщинки, пигментного пятна и изъяна, ни сухости, ни прыщика. А прокуренный голос деда, борода, усы и седые космы под ушанкой, грязные ногти, желтые от папирос, кушак с солдатским ремнем, валенки и двустволка с обшарпанным прикладом в изоленте – все выдавало в нем пожилого неухоженного одиночку, этакого деда Мазая.
Убранство жилища добавляло мнение о затворническом образе жизни старика, о простом и скудном его существовании в этом диком и опасном месте. Скрипучая койка в дальнем углу, печка-буржуйка, откидной столик как в жэдэ вагонах, бочка на кирпичах с дверцей, покрытая инеем, и грязный умывальник. Под койкой сундук, полки на стенах вагона, два окошка со старыми жалюзи-шторками. Горящая свеча на бочке у окна, у входа висящая на штыре масляная лампа. Засаленный матрас на полу, устланном вязаными камышовыми циновками.
– Ну что, незваные мои татары, кидайте кости свои, будем знакомиться, чай гонять да Морфея ловить до утра, – сказал старик, застыв на пороге.
– Спасибо тебе, дедушка! Только ружбайку опусти, а то как-то подташнивает от ее вида, – поправил Никита, держа ладонь на рукоятке ПСМ в специальной кобуре на пояснице.
– О, точно заметил, внучок, – хозяин опустил ствол, повесил ружье на гвоздь в стене и зашаркал мимо гостей в тот конец вагона, – только я такой же дедушка, как ты бабушка. Ясно, пацан?
Бродяга заржал, Кэп тоже усмехнулся. Последний кивнул чеченцу, и они опустили на пол носилки со сталкером.
– Ну, чего стойки напряжные сделали? Расслабьтесь уже. И располагайтесь, до утра уж как-нибудь разместимся, – бросил через плечо старик, – или у вас там еще взвод топчется за поляной? Так их там щас живенько приберут серые, пернуть не успеют, ёшкин кот.
– Мда-а, юморист ты, хозяин! Но спасибо, что впустил, пожалел нас, – произнес Никита и жестом показал товарищам команду «вольно».
– Да ладно ты, разведка, завязывай благодарить, еще не за что пока, – отозвался из темного угла хозяин, копошась в ящике у кровати, – да и не жалел я еще вас. Так, скучно тут одному, потрещим пару часов да пойдете, куда путь держали. В Лунинск поди и в Туманск.
