Галина Громова - Бухта надежды. Задача – выжить
– И вам не кашлять, – ответил самый смуглый из троицы, вопросительно взглянув на своих приятелей.
– А совещание-то скоро начнется?
Доронин, а за ним и Череп с Павлом Степановичем, поспешно сняли верхние куртки и стряхнули с них воду. Хотя тут одними встряхиваниями дело не обойдется – надо бы их подсушить.
– А вы куда-то спешите? – пожал плечами светловолосый парень, наблюдая за тем, как один из вошедших незнакомых мужчин подошел к окну и накинул мокрющую камуфлированную куртку поверх батареи.
Кто эта троица и откуда она здесь взялась, было непонятно. Двое – в сером камуфляже с чоповскими нашивками, но с боевыми пистолетами в ременных кобурах, третий – вообще дядька возрастом где-то в районе полтинника – был одет в заношенный армейский камуфляж с забугорным ружьем.
– Да не особо, – развел руками Андрей, облокотившись о подоконник. – Просто… для завязывания разговора.
Сашка тоже накинул куртку на свободную батарею, а вот Павел Степанович раздеваться не стал. Как только отряхнул свою «фланку», натянул обратно и, что характерно, даже не поморщился.
– А-а-а… Ну так для завязывания разговора лучше всего байка подходит аль анекдот какой, – холодно улыбнулся первый боец – темноглазый брюнет. Такому бы бороду отпустить, зеленую повязку на голову повязать и «Аллах акбар!» кричать – вылитый чуркабан, спустившийся с гор.
– Да че-то в свете последних событий только черный юмор на ум приходит. Так что звыняйте, дядьку, бананив нема.
– Эт точно, – согласился светловолосый. – События нынче сами по себе на сказку похожи. Страшную.
– А сколько вас здесь укрепилось? – плюхнулся на ближайший стул Череп.
– А тебе зачем? – моментально напрягся чернявый.
– Спокойно, мужики, – поднял руки в примиряющем жесте Бондаренко, параллельно семафоря глазами Сашке, чтобы тот сильно не выступал и хоть иногда думал, что и кому говорит. – Мы без всякой задней мысли интересуемся. Просто хотелось бы знать, какими силами завтра студентиков выручать будем.
– Так все-таки наконец решились… – еле слышно пробормотал блондин без какого-либо энтузиазма в голосе.
– Ну Леха Рябошеев придет, он все и скажет. Нам начальство не докладывает о своих гениальных планах и идеях.
– Мутные они какие-то, – чуть слышно пробормотал чернявый, скосив глаза.
– Да ладно тебе, Шамиль! Леха кого попало не пропустил бы.
Тот, которого назвали Шамилем, в ответ только глазами сверкнул.
– Кстати по поводу баек. Могу одну рассказать, правда, не со мной было, а с друганом моим покойным, – начал Андрей, тоже пересаживаясь на край парты, решив, что под дружное ржание лед недоверия все же дрогнет. – Служил он на одном режимном объекте. Ночь на дворе темная… Тут подъезжает автомобиль, останавливается… ну, старший весь караул поставил в ружье, маски-шоу в лучших традициях… в общем, все, как и положено…
– Ага. А это парочка потрахаться заехала, – закончил вместо Андрея Шамиль.
– Точно. А ты откуда знаешь?
– А ты?
– Говорю же – кореш рассказывал.
– А что за кореш? Имя у него есть?
– Ну есть – Женька Мичурин, – пожал плечами Доронин.
– Да ладно! – Чернявый растянул в улыбке рот, обнажив белоснежные зубы, так контрастно выделяющиеся на фоне смуглого лица. – Женька?! Как он? Где он? Он же вроде в Киев перевелся, года два назад… или три.
– Три, – кивнул Андрей, горько скривив губы. – Погиб он. Вчера.
Улыбка сползла с лица Шамиля, только темные глаза сверкали под густыми бровями.
– Путь земля ему будет пухом. Хороший был мужик.
– Это точно.
– Я тогда тоже присутствовал, когда эту парочку брали, – после недолгого молчания вновь заговорил брюнет.
– А ну-ка рассказывай! – подбодрил его блондин с нашивками сержанта.
– Ну так тачка подъехала во-о-н туда, в район развилки, да свернула с дороги и стоит себе, даже фары не включила. Женька смотрел на нее, смотрел, и решил отработать лишний раз захват объекта. Ну мы маски на морды, стволы в руки – и туда. На счет «три» врываемся, а там самый… так сказать… процесс. Мужика стягивали прямо с бабы. У него, наверное, потом импотенция на всю жизнь осталась от пережитого.
– Ну да. Представляю… – гыгыкнул Сашка Череповец. – Пыхтишь ты на телке, а тут резко открываются все двери, и вырисовываются мужики в масках и с автоматами. Там не то что импотенция, там как бы не обделаться на месте!
– Это вы еще не слышали байку про парочку на елке, что на площади Нахимова, – вступил в разговор третий – прапорщик, тоже темноволосый, но со славянскими чертами лица и яркими голубыми глазами. Бабы по таким чахнут.
– Что-то такое слышал, а точно не припомню… – пробормотал светловолосый, почесав затылок.
– Ну ты даешь! Это ж тот еще баян! Короче, помнишь, когда нас в усиление пэпсам придавали?
– Ну?
– Гну. Короче. Вечер, идем мы с пэпсами мимо памятника Павлу Степановичу. Слышу характерные охи-вздохи. Послал бойца прошерстить кусты – никого. А стоны все… кхм… мелодичнее и мелодичнее. Ну я сам к елкам – пусто, а звуки-то слышу. Я голову поднимаю… а они на елке. Как белочки!
Кабинет огласил дружный взрыв хохота. Парни ржали как кони, и только когда ржач утих, прапорщик продолжил:
– Ну я ему говорю: «Слезай, гражданин». А он ни в какую, тыкает мне корочку помощника депутата… Сказал бы я, куда он может эту корочку засунуть! В общем, с горем пополам сняли этих злостных нарушителей общественного порядка.
– И че дальше? – спросил Доронин, пересаживаясь с парты на стул – так было удобнее.
– Да че-че? Ниче! Отпустил. Исключительно в знак признания его ораторских способностей.
– Чего?! – не понял Сашка шутки юмора.
– Того. Это ж какой дар убеждения надо иметь, чтобы девку на елку затащить. Вот она, сила ораторского искусства! Или орального… Не важно, в общем.
– Да уж… Давайте знакомиться, что ли, – Андрей! – Доронин протянул руку чернявому.
– Иван, – пожал тот руку в ответ.
– А…
– Погоняло, – пояснил он. – Но называйте лучше «Шамиль». Так привычнее.
– Серега! – протянул руку светловолосый.
– А я – Макс, – махнул рукой третий.
– Я Сашка. Можно – Череп! – представился Череповец, машинально проводя рукой по бритому кумполу и подтверждая свое погоняло.
– Меня можно называть дядя Паша. Кого не устраивает – Павел Степанович.
На улице было шумно – дождь и не собирался прекращаться, стучал струями по стеклу, а от ветра качались тополя, что росли невдалеке и создавали дополнительный шумовой фон. И вдруг сквозь все эти, казалось бы, мирные и привычные звуки отчетливо прорвалась гулкая автоматная очередь.
