Божьим промыслом. Стремена и шпоры (СИ) - Конофальский Борис
И генерал сделал Томасу знак: давай, лей воду.
И кого же он увидал, когда явился в офицерскую столовую завтракать? Волков удивился поначалу, а потом его взяла досада, и вместо ответа на приветствие он строго спросил:
— И что же мне скажет барон Виттернауф, когда власти города вас схватят? Зачем вы сюда пришли? Вас же узнают!
Но Филипп Топперт лишь махнул рукой: ах какая это безделица, — а потом заговорил:
— Весь город только иобсуждает ваши вчерашние слова.
— Да? — вот как раз это волновало генерала даже больше, чем убитый ночью горожанин. — И что же говорят люди?
— Все говорят о том, можно или нельзя забирать имущество у еретиков, — продолжал торговец.
— Это понятно. Так к какому выводу приходят люди?
— Все говорят, что еретики храм осквернили…, — объяснял Топперт, — но, с другой стороны, бургомистр настрого запретил забирать имущество у горожан, говорит, что будет вешать.
— Никого он вешать не будет! — твёрдо заверил торговца генерал. — Ручонки у него коротки.
— Так все и говорят, многие офицеры из праведных верующих не явились на сбор, что устроил бургомистр, многих вы поймали в цитадели. Бургомистр и еретики собирают отряды, но их будет мало. Тем более, один такой отряд вы нынче ночью уже побили, — вроде бы и соглашается торговец, но в его тоне звучит некая недосказанность.
— Ну так в чём же дело? Что их останавливает?
— Ну, люди говорят: а что будет, когда придёт ван дер Пильс? Вы то уйдёте, а судьи бургомистра начнут всех вешать или станут отбирать имущество у честных верующих.
«Опять этот ван дер Пильс! — Волков даже поморщился, как от боли, хотя рана после омывания и новых бинтов притихла и, если он не двигался, почти не напоминала о себе. — Чёртов еретик, надо же, как славен он! И нет его ещё рядом, а имя проклятое так на людей действует, словно он уже под стенами города лагерь разбивает!».
— Успокойтесь, — наконец произносит генерал. — И сами покажите людям пример. Есть у вас какой-нибудь безбожник на примете?
— Есть, есть у меня один на примете…, — говорит Топперт, и по тому, как он это говорит, Волков понимает, что торговец того еретика приметил уже давно. — Его амбар рядом с моим, у него хороший амбар, сухой. Двери крепкие.
— Вот и прекрасно, соберите своих слуг, сыновей, раздайте им палки, и как придёт этот еретик к своему амбару, так отлупите его палками, отберите ключи — и амбар ваш. Навсегда.
В глазах Топперта и страх, и восторг, он понимающе кивает. Ему нравится мысль генерала, но и страшно немного. И тогда Волков продолжает:
— А если у вас какой товарищ, так вы берите с собой товарища, пусть он своих работников тоже вооружит палками, так сподручнее будет.
— У меня есть один знакомец, зовут его Кунц, как раз его лавка рядом с моей, а ещё чуть дальше — там еретик Фрайдер торгует сырами, у него хорошая лавка, — вспоминает Топперт. — Да, хорошая… Так этот Кунц Фрайдера сильно не любит, так как и сам торгует сыром.
— Вот и прекрасно; заберите с Кунцем у этого Фрайдера его сырную лавку, и будет вам прибыток, а потом уж как-нибудь договоритесь, как её поделить.
— Да-да, — соглашается Топперт; эти мысли ему явно пришлись по душе. — Это уже договоримся.
— А склад так сами уже забирайте, чтобы ни с кем не делиться. А коли еретик вздумает ерепениться, как кольями его вразумите, но обязательно припомните, что это ему за поруганный храм и за побитого праведника отца Доминика. Чтобы знали наперёд, как обижать святых отцов.
— Припомним, припомним, — кивает Топперт, он ещё что-то желает сказать — понятное дело, у него много вопросов, — но генерал на этом заканчивает: — А если кто против будет делать или говорить, или за еретиков заступаться, так вы того запомните. Всё, ступайте и никого не бойтесь.
Он много сил потратил на этот разговор — вернее, больше он сил потратил не на сам разговор, а на то, чтобы держать вид, выглядеть сильным; теперь же он хотел сесть и позавтракать.
Но едва он уселся за стол, едва перед ним поставили блюда с едой, едва рядом присел Брюнхвальд и справился о его здравье, как в столовой появился майор Дорфус и просил у него разговора. И, конечно же, генерал захотел послушать, как вышла ночная стрельба, и майор сел за стол и рассказал ему и полковнику, который эту историю уже слышал, всё как было. Рассказал, что он выставил на ближайших улицах от дома, что собирался грабить Вайзингер, заслоны, и когда дело началось, из соседей кто-то всё-таки как-то смог добраться до заставы городской стражи, и оттуда вышел на помощь к дому отряд. Но наши люди его не пропустили, и тогда горожане сбегали за подмогой и ещё кто-то из соседей вышел на помощь страже, но пока бегали да собирались, потеряли время, Дорфус и сам прислал к той заставе ещё десяток мушкетёров. А пришедшие со стражей горожане, возомнив о себе невесть что, стали стрелять в людей Дорфуса из аркебуз. Солдаты Волкова, как люди опытные, едва заметили в темноте угольки фитилей, так стали жаться к домам поближе, а сержант, что был на заставе старшим, велел мушкетам ответить. И те немного постреляли в ответ. И вышло весьма бойко. Хоть и было темно, но даже впотьмах три-четыре пули свою кровь отыскали.
— Когда я туда подошёл, — заканчивал доклад Дорфус, — там всё было уже тихо, один мертвец и один раненый — вот всё, что там было, сержант, правда, сказал, что были ещё раненые, но их утащили с собой.
— А где оставшийся раненый? — генерал чуть волновался — не добили ли его, этого делать было не нужно. Но волновался он зря, Дорфус был умным офицером:
— Я разбудил местных, хотя они после пальбы и не спали, отдал раненого им.
— Вы сделали всё правильно, — вынес свой вердикт генерал, — и сержант… тот, что был там… тоже всё сделал как надо. Ну, а дело… дело прошло как задумывалось?
— Кажется, дело вышло лучше прежнего, — отвечал ему майор, — парни Вайзингера возились долго, и он потом сказал, что Бог был к нам милостив. Но об этом вам, господин генерал, уже лучше спросить у него самого.
— Спрошу, спрошу, как придёт… Ну что ж…, — всё прошло, кажется, хорошо, и это его устраивало. И дело было вовсе не в добыче. Это был уже второй дом богатых еретиков, который разграбили за последнее время. А значит, люди в городе уже начинали понимать, что безбожников можно потрошить безнаказанно. Это было то, чего он и добивался.
У него, после таких хороших вестей, даже появился аппетит, а перед тем как приступить к жареной ветчине с пресным жареным сыром, он ещё с удовольствием выпил полную кружку светлого, свежего пива.
И всё было хорошо, но вот то, что подлец бургомистр Тиммерман собирает где-то силы, доставляло ему беспокойство. Поначалу, пока завтракал, Волков даже подумал, что есть смысл встретиться с ним и переговорить, убедить его, что, оставшись под рукою Ребенрее, город сможет дальше неплохо жить: разве плохо они тут живут? Но, поразмыслив немного, уже допивая пиво, генерал пришёл к выводу, что сам бургомистр не многое тут решает. Конечно, он всего-навсего ставленник первых людей Фёренбурга, нобилей города. А они приняли решение и, главное, вложили в это дело деньги. Купчишки. Решение они со страха могут и отменить, но вот насчёт вложений… Деньги на ветер? Нет… Допустить потерею капитала они не согласятся даже под страхом смерти. Так что переговоры бессмысленны.
«Чёртовы торгаши! За своё серебро будут упорствовать! Не жилось им спокойно под рукой герцога, велики, видите ли, им были дорожные сборы да пошлины. А сколько этих пошлин было? Вряд ли больше десятой части от их прибытков. И всё равно, даже за десятую часть готовы скалиться. Ах, да… как он мог позабыть — а земли вокруг города и на той стороне реки? Земель там много, до самых границ герцогства. И многие из этих земель перейдут к городу в случае удачи. За это стоило рисковать. Может, за это они и рисковали. Тем более что герб ослаб после длительных войн, а дружки-еретики с севера и северо-востока набирали сил».