Василий Гавриленко - Тёплая птица
Вика любила Белку. Я люблю Марину.
Серебристая Рыбка.
6 В ТЕМНОТЕ
-Андрей!
Кто-то зовет, и я просыпаюсь.
Тишина.
-Андрей!
Марина, ты?
Она входит, садится на кровать. Волосы распущены, лицо осунулось, но в глазах – радость.
-Андрюша.
Мягкая рука треплет мой чуб. Я ловлю ее, прижимаюсь щекой.
-Марина, ты пришла.
Она улыбается.
-Да, Андрюша. Но не одна.
-Не одна?
Марина кладет мою руку себе на живот.
-Он - там.
Я смотрю на нее, ничего не понимая.
Марина смеется.
-Это чудо, Андрей. Он – там, наш малыш. Я точно знаю. Он там, - единственный ребенок в Русских Джунглях.
Ребенок… Я видел детей во сне, никогда – наяву. Ребенок… Он такой маленький, такой беспомощный. Ему нужна защита, нужна любовь. Он мой. Мой и Марины. И – Русских Джунглей.
-Андрей…
Марина обнимает меня, проводит прохладной ладонью по щеке. Исчезает.
Тишина.
На площадке перед административным зданием толпятся стрелки. Разговоры, смешки, ругань. На эшафоте – черный крест. На одной стороне креста - тело женщины. Ветер треплет обрывки одежды.
Христо стоит на высокой шаткой скамейке, на шее – петля; слабые ноги заметно дрожат. Он смотрит прямо на меня. Неуютно… Стыдно…
-Кончайте уже с ним! – орет кто-то.
Христо негромко – я уверен, что кроме меня, его никто не слышит:
-Будущее не зависит от тебя.
Скамейка опрокидывается, Христо устремляется к земле, но веревка останавливает его, подкидывает немного вверх. Он подергивается под улюлюканье толпы. Замирает.
Темнота. Тишина.
-Ахмат!
Открываю глаза, вижу склоненного надо мной отца Никодима.
-Пора. Лорд-мэр ждет.
7 ВИДЯТ ЛИ ОВОЩИ СНЫ
До административного комплекса мы дошли молча. Отец Никодим теребил бороду. Автоматчики посторонились, пропуская нас в длинный коридор, пахнущий пылью и крысиным пометом. Подошвы глухо стучали по доскам.
Коридор закончился широкой лестницей. Отец Никодим стал подниматься по ней, я - следом, догадавшись, что мы из одноэтажной пристройки перешли в пятиэтажную башню.
На первом этаже – площадка со стеклянными дверями, перед которыми дежурил автоматчик. Отца Никодима он словно не заметил, а на меня бросил завистливый взгляд. За дверями виднелись витражи из цветного стекла, бросающие повсюду разноцветные блики. Под витражами - бесконечные ряды деревянных многоярусных нар, на которых – люди. Сотни, а может, тысячи, людей.
То же самое на втором, и на третьем, и на четвертом этажах.
-Теплица номер четыре, - отец Никодим кивнул на стеклянную дверь.
Автоматчик посторонился, дав мне возможность рассмотреть теплицу номер четыре. Люди, лежащие на нарах, неподвижны, кожа бледна, веки сомкнуты. Многие - в неестественных позах.
-Все эти люди, - проговорил я, подавляя тошноту, – они мертвы?
-Они спят,- сказал отец Никодим, - так же, как спал ты, я, вот он, - кивнул на автоматчика. – Лорд-мэр приказал собрать их со всей резервации. Время от времени они просыпаются и пополняют Армию.
-Так долго?
-Что - долго?
-Так долго спят?
-Сон протекает у всех по-разному. Кто-то, как ты или я, очнулся почти сразу, эти вот заспались…
Автоматчик негромко хохотнул.
-Стрелок, - обратился к нему отец Никодим. – Дозволь нам с конунгом осмотреть теплицу.
-Но, ваш крест…
- Туда – назад. Видишь, Ахмат хочет знать, как все устроено.
Глава ОСОБи взглянул на меня.
Автоматчик с явной неохотой пропустил нас за стеклянную дверь.
Едва различимый запах тления витал в воздухе. Значит, не все в теплице – спят…
Отец Никодим повел носом и недовольно обратился к подошедшему работнику в робе, похожему на крысу, вставшую на задние лапы.
-Плохо работаешь, Епифанцев.
Глазки Епифанцева суетливо забегали.
-В чем же дело, ваш крест?
-Как в чем? Ты что, не чуешь - мертвечиной разит?
Епифанцев втянул воздух: крылья тонкого горбатого носа расширились, показав в ноздрях кустики черных волос.
-Не чую, ваш крест.
-Ну, так я тебе говорю.
-Ваш крест, овощей много, трудно найти дохлого.
Я догадался, что овощами работник теплицы называет спящих людей. Среди них больше мужчин, но встречались и женщины, одна, - рыжеволосая, лежащая на нарах нижнего яруса, привлекла мое внимание. Я приблизился. Чем-то похожа на Марину. Да, волосами. Я взял рыжую прядь: у моей женщины волос мягче, нежнее.
Тяжелая рука легла на плечо. Я обернулся.
-Что, Ахмат, понравилась? – отец Никодим подмигнул.- Пришлю к тебе, если проснется.
-А сны?
-Что?
-Снятся ли им сны?
Отец Никодим задумался.
-Наверное, снятся. Нам всем снятся.
Я представил: бесконечный сон, вроде того, про казнь Серебристой Рыбки. Мурашки побежали по телу.
Овощи!
Темнота и лабиринт, наполненный страхами, радостями и болями. Лабиринт, построенный на обломках памяти, в который не войти, из которого не выбраться.
Овощи не видят снов.
Что-то начало расти внутри меня – вся моя жизнь в Русских Джунглях набухала, как овощ.
-Просыпайся.
Отец Никодим отстранился, Епифанцев захихикал.
-Просыпайся! – заорал я и ударил рыжеволосую женщину по щеке. Даже краткое соприкосновение передало холод ее тела.
Блуждающие в лабиринте. Ау! Сюда! Выход здесь!
-Просыпайтесь.
Я побежал вдоль нижнего яруса.
-Просыпайтесь!
Отец Никодим что-то крикнул.
Стена. Я остановился. У лабиринта нет выхода.
-Ахмат!
Глава ОСОБи улыбался, пока я подходил. Епифанцев вытирал ладонью выступивший пот.
-Посмотри-ка, Ахмат.
Рыжеволосая женщина сидела на нарах, тараща на нас непонимающие глаза. Ее губы пошевелились (синеватые, тонкие), но не издали ни звука.
-Черт подери, - сказал Епифанцев.- Впервые такое вижу.
-Что такое? – обратился к нему отец Никодим, на лице которого еще не угасла улыбка.
-Впервые вижу, чтобы овоща разбудили, ваш крест, - работник теплицы вытер взмокшие ладони о серую ткань робы, - обычно они либо сами просыпаются, либо вообще не просыпаются.
-Не думаю, что ее разбудил Ахмат, - задумался отец Никодим. – Скорее, просто настал ее час. Эй.
Он помахал рукой перед глазами женщины. Та не среагировала.
-Бесполезно, ваш крест, - ухмыльнулся Епифанцев. – После пробуждения овощу надо дней пять, чтоб оклематься. Бывают, конечно, исключения, но эта явно не из них.
-Хорошо, Епифанцев, вызывай людей. Пойдем, Ахмат.
Мы направились к стеклянной двери. Отец Никодим обернулся.
-Да, и еще, - он выразительно кивнул на неподвижно сидящую на нарах женщину. – Держи свой хуй на привязи, а то я тебя знаю.
Епифанцев почтительно закивал головой.
8 ЛОРД-МЭР
На последнем этаже башни дверь с лестничной клетки была металлической, а не стеклянной, и у нее дежурили сразу два автоматчика. Отец Никодим кивнул одному из них и тот, выудив из кармана длинный ключ, отпер дверь. Мы вошли. Дверь с лязгом захлопнулась.
Широкий полукруг стены украшали потускневшие, но все еще яркие рисунки. Дети пускают воздушного змея, играют в мяч, сидят за партами. Похожие рисунки – на высоком потолке.
-Ахмат, - негромко сказал отец Никодим (похоже, здесь он почувствовал себя неуютно). – Постарайся не выкинуть коленец, как в теплице. Я, конечно, все понимаю, но Лорд-мэр - это не овощи, которых нужно будить.
-Обещаю, ваш крест.
Глава ОСОБи подошел к двери с проржавевшей табличкой (черные буквы «ДИРЕКТОР» едва читались), взялся за круглую ручку, взглянул на меня и повернул ручку.
