Людмила Белаш - Русская фантастика 2010
Мужчина подошёл к памятнику и взобрался на постамент. Затем он ухватил фуражку в зубы и с неожиданной для своей комплекции ловкостью залез М.В. Ломоносову на плечи. Там он опростал содержимое банки в фуражку, после чего налепил фуражку на голову М.В. Ломоносову. После чего слез с памятника и покинул территорию Исторического Здания, скрывшись за границей марева вместе с пустой банкой.
Весь инцидент занял не больше двух минут.
Ещё через несколько минут марево исчезло, и территория приняла прежний вид, если не считать фуражки на голове М.В. Ломоносова.
Охраной немедленно были приняты меры по эвакуации студентов внутрь здания и огораживанию памятника для экспертизы.
Проведённым расследованием установлено следующее.
Жидкость, вылитая на голову М.В. Ломоносову, это эпоксидная смола с пластификатором (заключение лаборатории химического факультета прилагается), аналогичная современным образцам. Голова М.В. Ломоносова на данный момент приведена в полный порядок.
Фуражка серого цвета с красным околышем сильно пострадала при отделении от головы М.В. Ломоносова, однако можно заключить, что она соответствует 59-му размеру. На фуражке есть кокарда неустановленного образца, основным элементом которой является пятиконечная красная звезда со вписанным в неё символом перекрещенных серпа и молота. По заключению теологического факультета (прилагается), эмблема может принадлежать ранее неизвестной секте сатанистов с уклоном в народничество.
По результатам событий предлагаю:
— установить стационарное ограждение вокруг памятника М.В. Ломоносову;
— устранить допуск посторонних к Историческому Зданию Университета, для чего организовать три контрольно-пропускных пункта сообразно числу проходов на территорию (смета и должностное расписание прилагается);
— запретить курение на площадке перед ИЗ МГУ;
— установить решётки на окнах первого этажа.
Также прошу Вашего разрешения приступить к негласному расследованию возможной сатанистской деятельности в Университете.
Продолжаются розыски садового трактора, бесследно исчезнувшего во время инцидента 12 сентября.
С уважением,
Подопригора В.Н. РЕЗОЛЮЦИЯ РЕКТОРА:[Ну вот, наконец-то вменяемый доклад! А я уж и не надеялся.] Предложения отклонить, как несообразные ситуации. Подготовить приказы:
— о назначении Подопригора В.Н. начальником Охраны;
— о нездоровой обстановке на теологическом факультете;
— о запрете курения на всей территории, прилегающей к ИЗ МГУ на Моховой;
— об удовлетворении прошения доцента психфака к.п.н. Волконского А. С. об отпуске за свой счёт;
— о приостановке в одностороннем порядке контракта с Time Research Fnd.;
— о расформировании «временной исследовательской группы KTG».
В архив.
Документ 12. Информационное сообщение
(«Московский обозреватель», 3 октября 1982 г.)
Госпитализирован с инфарктом М.А. Суслов, видный теоретик монархизма, ведущий идеолог «Союза русского народа». Несмотря на преклонный возраст (он родился в 1902 году), популярный политик находился в отменной форме. Внезапное ухудшение здоровья Михаила Андреевича его приближённые связывают с шоком, испытанным при чтении вечерних газет.
Напоминаем, что сегодня утром по каналам информационных агентств прошло сообщение об очередном удивительном происшествии в Московском Университете. Студенты, пришедшие в так называемое Историческое Здание МГУ на Моховой, обнаружили на стене у двери здания мраморную памятную доску. Доска белого мрамора с золотыми буквами сейчас отделена от стены и направлена на экспертизу, но свидетели успели переписать текст с неё. Он гласит: «Здесь преподавал видный деятель Советского государства и Коммунистической партии член Политбюро ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов (1902–1982)».
Политологи теряются в догадках, что может означать загадочная надпись. Коммунисты ещё утром заявили в этой связи официальный протест. Общество восприняло случившееся скорее как дурную шутку, и новость уже обрастает анекдотами. Днём наша редакция получила телеграмму из белорусской деревни Савецкая с заверениями в том, что деревня и не думала объявлять себя суверенным государством.
Тем не менее мы со всё возрастающей озабоченностью следим за развитием событий в Московском Университете.
Майк Гелприн
Исход
Саня уцелел лишь потому, что поверил. Сразу, без оглядки.
— Уходите! — орал на бегу Володька Подлепич из второго оцепления. — Уносите ноги, кто жить хочет!
Володька пронёсся в двух шагах от Сани, с маху сиганул через окоп, упал грудью на бруствер, подтянулся на руках и через секунду исчез в ночи.
Саня вскочил на ноги. Несмотря на удушливый зной, его мгновенно прошиб озноб. «Неужели началось? — метнулась заполошная мысль. — Неужели-таки подставили, суки?! Подставили сотни тысяч человек!»
Кто-то грузный на бегу толкнул Саню плечом, выматерился, помчался дальше. За ним через окоп перепрыгнул другой. Третий. Следующего Саня схватил за грудки.
— Пусти, гад! — парень рванулся, с треском разошёлся ворот гимнастёрки, но высвободиться не удалось — Саня держал крепко.
— Куда? — стиснув зубы, процедил тот. — Куда драпаешь, сволочь?!
— Сам ты сволочь! Да пусти же, ну! Через час это дерьмо взлетит. Нас подставили, понял?! Первое оцепление открыло по нам огонь, гады!
И Саня поверил. Ему не надо было объяснять, что будет после того, как корабль взлетит. Выжженная проплешина от центра Москвы радиусом в шестьдесят километров, а то и во все семьдесят.
Саня на мгновение замер, ошалело глядя на юг, туда, где исполинским монстром, гигантской свечой дыбилась к небу громада корабля. Затем отпустил парня и секунду спустя бросился вслед за ним. Минут десять, надрывая жилы, мчал по нейтральной полосе. У обочины бывшего шоссе МКАД, где нейтралка заканчивалась, Саня догнал Володьку Подлепича, и в этот момент земля под ногами дрогнула. Темноту прорезало сполохами света, а вслед за светом пришёл грохот, страшный, чудовищный — то исполин запустил стартовые двигатели и изготовился к взлёту.
— Бежим! — заорал Володька. — В бога душу мать!
Под нарастающий грохот они пересекли развороченный, заросший пробившимся через бетон чертополохом МКАД и понеслись по земле изгоев. Откуда-то слева из темноты по ним дали очередь, а может, и не по ним, может, просто с отчаяния. Трассирующие пули прошли над головами и сгинули. Больше не стреляли — изгоям стало не до военных действий: им, так же как и ополчению, предстояло уносить ноги.
Жанна брела на север вот уже третьи сутки. Она сама не знала зачем — умереть можно было и здесь, среди выжженных зноем и пожарами лесов Подмосковья. Бывшего Подмосковья, криво усмехнулась Жанна, теперь уже бывшего. Три дня назад, сразу после старта «Исхода-12», город, именуемый на географических картах Москвой, перестал существовать. Так же, как до него перестал существовать Киев. А до Киева — Ростов. А ещё раньше — Новороссийск. И восемь других городов России и Украины, превращённых в гигантские космодромы и отправивших в никуда тех землян, которым выпало уцелеть. Потомков элиты, отобранной шестьдесят лет назад, когда факт, что катастрофа неминуема и человечество обречено, стал непреложным.
К полудню силы закончились. Жар стал нестерпимым, ветхие тряпки, которые когда-то считались рубахой и юбкой, липли к телу, сковывая движения. Сапоги весили, казалось, по пуду каждый. На дне фляги ещё плескалась вода, и Жанна, тяжело опустившись на обгоревший ствол, решила не экономить. До вечера ей, возможно, удастся дотянуть, но если ночью она не выйдет к реке, ей конец. А если выйдет, то тоже конец, только ненадолго отсроченный. Зимние месяцы она сможет просуществовать у воды, если, конечно, не загнётся от голода. Но весну пережить вряд ли удастся, а лето — тем более.
Прошлым летом изгои умирали тысячами, ещё тысячи ушли на север к Санкт-Петербургу и дальше, к Петрозаводску и Кандалакше, туда, где вокруг «Исхода-13», «-14» и «-15» ещё теплились остатки цивилизации. Сколько из них дошли, неизвестно, а те, которые дошли, вряд ли живы. Прорваться через тройное оцепление элиты и раствориться среди неё удавалось лишь единицам. Да и те, вполне возможно, погибли — «Исход-12» стартовал на два года раньше срока, и улетело на нём, видимо, лишь первое оцепление, внутреннее. Ну, может быть, часть второго — как спасалось бегством третье, Жанна видела собственными глазами. Впрочем, спаслась, наверное, лишь малая толика. Те, кто не успел удрать, не захотел удрать или не стал удирать, не в силах поверить, что их бросили, все легли там, и ветер вот уже третий день разносит оставшийся от них пепел.
