Дэйв Волвертон - На пути в рай
— Нет.
Он задушевно улыбнулся. Этот человек обладает большим обаянием и знает, как им пользоваться. Я был весьма ему признателен. Моя жизнь была ему не нужна, он вполне мог бы отдать меня ОМП. Но он спас меня из благодарности, а редко какие свойства ценятся так высоко, как благодарность. И он мне нравился, хотя и держал Тамару в заключении. Но где-то в глубине души я понимал, что, в сущности, он мой враг.
— Тамара часто упоминала о вас. Она хотела бы поработать с вами. Когда закончим тут, нам с вами надо поговорить. Обсудить условия найма.
— Нет, — ответил я почти инстинктивно, — Подумайте об этом. Еще немного крови у вас на руках — никто и не заметит.
Я посмотрел в окно. Лучше не спорить с ним. Я обдумаю его предложение. Такие, как Эйриш, Хуан Карлос, — кто-то должен убивать их. Я вспомнил о Люсио. Бешеный гнев овладел мной.
— Да! Я хочу еще крови на руках! — яростно прорычал я.
Гарсон даже отшатнулся, потом устало улыбнулся.
— Отлично. Но всему свое время. А теперь прошу меня извинить. У меня много срочных дел.
Я остался сидеть в кресле.
На борт вошли последние пассажиры, и челнок стартовал. Из космоса Пекарь напоминает большой затянутый облаками рубин с полосами лазурита и изумруда: яркая охра центральной пустыни, облака над маленькими синими морями и единственным большим океаном, небольшие ледяные шапки, как на Марсе. Но вся планета окружена серебристой дымкой, подробности неразличимы, будто на смазанной фотографии. Платиновая полоса образует как бы корону над планетой — это солнце отражается от крыльев миллиардов птиц — опаловых воздушных змеев. Мы вошли в атмосферу, и большую часть поля зрения занял океан — Аки Уми. Миновали терминатор, где день сменяется ночью, в сумерках пронеслись над западным краем континента Кани. Под нами появились яркие огни Хотокэ-но-Дза, столицы ябандзинов, слились в одну звезду, упавшую на темную поверхность планеты.
Послышался звон, как от струйки, льющейся в унитаз. Несколько человек вскочили с криками:
— В нас попали! — потом корабль вздрогнул и стал быстро удаляться от Пекаря. Началась паника.
Японец объявил через громкоговоритель: «Некоторые из вас поняли, что ябандзины выстрелили из нейтронной пушки. Но мы это предвидели и оставались выше опасной зоны. Наша превосходная защита выдержала. Сейчас готовится протест послу Объединенных Наций против этого безжалостного неспровоцированного нападения».
Я с отвращением фыркнул. Правда, мы еще не нападали на ябандзинов. Но на их месте я бы тоже стрелял по нашим челнокам.
Самурай склонялся ко мне.
— Не разговаривать. Никакого шума, — велел он мне, имея в виду мое фырканье.
Мы миновали Хотокэ-но-Дза и продолжали полет над темной планетой. Гарсон взял микрофон и объяснил ситуацию на Пекаре: за время следования с Земли мы потеряли 4100 наёмников — 3012 во время эпидемии, 129 в схватках во время мятежа и 644 были раздавлены, когда самураи начали вращать корабль. Остальные погибли в симуляторах, были убиты или умерли от естественных причин.
— Мы оцениваем число защитников ябандзинов в 50000 или чуть больше. «Мотоки» может выставить только 39000 самураев. Хотя численное соотношение не в нашу пользу, химеры — гораздо лучшие солдаты, чем считала «Мотоки». И благодаря нашему мужеству и новейшим усовершенствованиям в вооружения, компьютерный прогноз выглядит неплохо. Мы можем выиграть войну, но потеряем примерно 62 процента наших людей. Это неприемлемо. Сейчас я веду переговоры с корпорацией, — продолжал Гарсон, — чтобы в возмещение этого нарушения условий контракта нам позволили пользоваться новым оружием и дали еще месяц на подготовку. Вдобавок более четырехсот из вас были помещены после мятежа в криотанки. Откровенно говоря, в настоящем сражении вы для нас бесполезны — из-за отсутствия должной подготовки. Я бы оставил вас на корабле до конца войны, но владельцы «Харона» хотят переоборудовать его для возвращения на Землю. Местные жители недовольны, мне оказывают сопротивление, но я буду настаивать, чтобы вы оставались в Кимаи-но-Дзи до окончания войны. Ясно?
Его короткая речь вызвала одобрительные возгласы. Но мне его обещания показались пустыми.
В течение следующих двух часов на планете не видно было никаких признаков цивилизации. Никаких огней. Пекарь меньше Земли, но эта пустота делала его огромным.
Мои мысли постоянно возвращались к Тамаре, она летела в соседнем помещении. Я так много сил затратил, спасая ее от Джафари, что ее плен у Гарсона угнетал меня. Получается, что я ее не спас, а только позволил перевести в другую тюремную камеру. И, вероятно, больше всего меня раздражало то, что я по-прежнему не понимаю, почему ее держат в заточении. Гарсон ведь больше не получает от нее полезной информации. Все тайны разведки, — которые она знала, теперь давно уже устарели. Единственное — ее мозг остается неизмеримой ценностью для Гарсона, так же, как это было и для Джафари. Я не могу тайком вывезти ее с Пекаря. И на Пекаре спрятаться негде. Любая попытка спасти ее — пустая трата времени, тем более когда мое собственное будущее сомнительно.
Мы оставили ночную сторону Пекаря и вылетели на дневную. Миновали большие красные пустыни, стал заметней темный ультрафиолет туземных растений — челнок начал спускаться, подрагивая на границах термальных слоев. Тепловая защита раскалилась добела, мы замедлили свой полет и двигались почти параллельно поверхности, полого снижаясь. На высоте примерно в пятнадцать километров мы оказались в туче красноватых опаловых воздушных шаров, туча эта была толщиной в несколько километров. Я подумал, что мы разобьемся, но, хотя эти животные огромны, каждое из них представляло собой всего лишь тоненькую мембрану цвета корицы. Стая держалась на вершине восходящего теплового потока, почти крыло к крылу, и мы опускались словно сквозь пузыри на поверхности воды, как будто морские животные, которые смотрят на эти пузыри из глубины. Эти змеи на самом деле напоминают гигантскую манту, и я наконец понял, что опаловые воздушные змеи так же отличаются от опаловых птиц, как ястребы от бабочек. Под нами несколько стай воздушных змеев держались на разных воздушных течениях. Пушистые облака скрывали все, кроме горных вершин.
Еще несколько минут продолжался полет. Капитан челнока объявил, что мы приближаемся к Кимаи-но-Дзи, столице «Мотоки», и челнок пробил облачный покров. Под нами была неровная береговая линия среди гор, поросших серо — зелеными пихтами и соснами. Я наклонился вперед, стараясь разглядеть место, ради которого мы будем воевать, и долго ничего не видел, кроме пологих зеленых холмов и тумана. Потом я заметил низко летящий желтый дирижабль, он шел из небольших сельскохозяйственных или шахтерских поселков «Мотоки» на юге, может быть, Цумэтаи Ока. Дирижабль направлялся к деревушке у моря, окруженной несколькими полями и большой черной каменной стеной. Дальше виднелся лес; лес, стена, поля удерживали туземную флору и фауну на расстоянии. Я представлял себе этот поселок «Мотоки» как остров нормальной жизни в море чуждого и враждебного. Японцы всегда были островными жителями. Город небольшой, тысяч на сорок, группа зданий, два голубых хрустальных купола. Мой маленький город Гатун в Панаме и то больше.
И тут я наконец постиг всю абсурдность ситуации: поразительно — на планете, с небольших размеров морями, где площадь суши больше, чем на Земле, два городишки размером с Гатун в Панаме ведут жестокую войну за право владеть пустыми пространствами, которые никогда не смогут использовать!
Челнок зашел на посадку. Дома с каркасом из темных деревянных брусьев, с белыми стенами из рисовой бумаги, тонкими и прозрачными, как крылышки мотылька. На всех улицах, во всех садах ландшафт превосходно упорядочен, словно весь город представляет собой гигантский сад, случайно населенный людьми. Кусты аккуратно подстрижены, черные стволы слив в розовом цветении странно и прихотливо изогнуты, как будто их вырезал скульптор. Я ожидал увидеть признаки старения: полуразрушенные здания, рухнувшие сараи. Но никаких трущоб на Пекаре не было. Не наблюдалось и никакой экстравагантности. Ни сверкающих огней, ни хрустальных зданий. Город являл собой образец строгой сдержанности и аскетизма. Мы еще больше замедлили полет, коснулись полосы, челнок покатился по ней и остановился.
От здания вокзала отошло несколько больших грузовиков. Подъехали пятьдесят самураев в черном защитном снаряжении, они выстроились у трапа челнока. Дверь открылась, и наши люди начали цепочкой спускаться по ступеням. Сладкий незнакомый запах, похожий на запах сохнущего на солнце сахарного тростника, заполнил корабль. Запах Пекаря.
Мы вышли и обнаружили, что грузовики полны одежды: башмаки и просторные брюки, тяжелые кимоно и куртки. Нам вручили пластиковые пакеты с подарками прибывающим: расческа, кусочек мыла, зубная паста, карта планеты. Тем из нас, кто находился в отделении «особой безопасности», на руку надели небольшие мониторы. Такие носят преступники, отпущенные под честное слово, с тем чтобы полиция могла следить за ними. На мониторе была изображена карта города. Сообщалось, что до пяти часов мы должны явиться в определенное здание. Поблизости шумел океан, морской ветер гулял над полем, поднимая пыль. Повсюду видны были осы, они гудели над головами, садились на руки.
