Дэвид Дрейк - Флот
Брэдли повернулся к командиру — на его лице читалась боль рыбака, у которого только что сорвалась с крючка огромная рыбина.
— Кто-то еще…
— Сэр? — Решительно произнес Атватер. Его рука приподнялась, однако вверх был направлен только указательный палец — компромисс между учтивостью и честью. — Есть ли хоть слабая надежда, что огневые позиции халиан будут подавлены до того, как мы окажемся в центре пекла?
Ковач кивнул, но этим продемонстрировал лишь разумность вопроса, а не возможность положительного ответа.
— Что до этого, — осторожно ответил он, — то есть мнение, что когда халиане увидят нас, опускающихся на их родную планету, первой их реакцией будет уничтожить всех своих рабов. Таким образом…
Он помолчал, давая десантникам время обдумать услышанное. Если вся операция займет больше часа… Это будет последняя операция для всех здесь присутствующих. Возможно, что последний солдат будет убит всего лишь через несколько минут после десантирования.
— Таким образом, — продолжил Ковач, — штурмовой корабль атакует позиции перед нашим прибытием, чтобы подготовить плацдарм. Мы — штурмовая группа — будем следовать с трехсекундным интервалом. Пока мы будем на поверхности, никаких иных сил Альянса возле планеты не ожидается.
— Ну ничего себе… — не удержался кто-то от комментария.
Командор Херэннис окаменел на месте, как будто хорьки заграбастали его прямо в крошечном кабинетике Ковача — малюсенькой комнате, отделенной от площадки стенами из пленки, прекрасно пропускавшими свет и звуки извне. Но не только гнев сковал военного секретаря самого Великого адмирала Форберри — он испытывал целую гамму эмоций.
— А я говорю, — заявил Ковач, восседая на единственном стуле, — Херэннис отказался занять его, а два стоящих человека одновременно в комнатке просто не поместились бы, — что для этого мне нужен прямой приказ подчиняться именно вам.
В руке он держал десантный нож лезвием вверх. Лезвие было столь тонким, что на нем просто нельзя было сфокусировать взгляд — как ни старайся.
— Но вы же ЗНАЕТЕ, что я не в силах отдать подобный приказ! — задохнулся от негодования Херэннис.
Ковач посмотрел снизу вверх на великолепный мундир штабного секретаря — все говорило о том, что он намного превосходит капитана в социальном, служебном и — без сомнения — интеллектуальном отношениях.
— Да, командор, — мягко сказал офицер-десантник. — Догадываюсь. И теперь, если вас в самом деле беспокоит успех всего дела, я займусь поисками наиболее приемлемого пути для выполнения поставленной задачи.
— Да, я… — пробормотал Херэннис и аж затрясся от гнева. — Вот он… это как раз тот голографический чип, о котором мы говорили.
Голография была только частью возможностей обычного шлема-десантника; в них было впихнули столько датчиков и записывающих устройств, что командир после боя мог проследить за действиями каждого бойца, как-будто все время выглядывал из-за плеча.
Но на безопасном расстоянии.
Ковач бросил нож на складной столик, служивший одновременно клавиатурой компьютера. Взяв голографический чип у командора, он вставил его в проектор. Это устройство отличалось капризным норовом; пришлось немало повозиться, прежде чем в воздухе возле самой пленочной стены появилось изображение.
— Так значит, вот этот парень? — задумчиво произнес Ковач. — Я вложу это в шлемы, прежде чем мы отправимся.
Достопочтенный Томас Форберри был далеко не мальчиком. На вид ему было где-то между сорока и пятьюдесятью, а ведь это было несколько лет назад. Голубые глаза, пышущее здоровьем тело, темно-русые волосы с кудряшками.
Но несмотря на кудряшки, лицо волевое и жесткое. Юный Томас не последовал за своим отцом во Флот, продолжая заниматься семейным бизнесом. Видимо, Форберри был достаточно богат, даже если не принимать во внимание возможности, предоставляемые адмиральской должностью для выгодного вложения капиталов.
И помощи семейному бизнесу.
— Да, за пять лет всякое могло… — начал было Ковач, понизив голос, ибо не мог решиться заговорить о том, что могли сделать с человеком пять лет рабства у таких нелюдей, как хорьки. Даже если ему и удалось выжить.
— Да, он все понимает, — сказал Херэннис, но тут же спохватился. — Я все понимаю. Я, э-э… все понимаю… Знаю, вы можете подумать…
Ковач жестом прервал мучительный поиск слов, призванных скрыть смущение.
— Поймите, командор, — мягко сказал он. — Никто в моем подразделении не считает такую задачу чем-то из ряда вон выходящим. Если высшее руководство сочло ситуацию настолько деликатной, что дало команду нарушить положения руководящих документов — что же, значит у него были на то основания. Передайте своим друзьям, что беспокоиться не о чем.
— Благодарю вас, капитан, — ответил Херэннис так, как-будто и в самом деле был ему благодарен. Он не решался заговорить, но наконец посмотрел офицеру прямо в глаза: — Неофициальное вознаграждение, которое вас ожидает, будет более чем достойным — в денежном смысле. Но я хотел бы, чтобы вы понимали — ни я, ни кто-либо еще не думает даже в малой степени компенсировать деньгами тот риск, которому вы подвергаетесь.
— Командор… — сказал Ковач. Его рука непроизвольно сжала рукоять кинжала, но он тут же сообразил, что этот жест может быть неправильно понят. — Я потерял свою семью в инциденте у Грэйвели…
— О, простите…
— …и половина моих парней сказала бы вам примерно то же самое, — быстро прервал он Херэнниса. Увидев легкое сомнение, промелькнувшее в глазах посетителя, он улыбнулся.
— Да, это сравнительно высокий процент. Высокий даже для десантников, не говоря уже обо всем Флоте. Но если вы посмотрите личные дела задействованных в операции подразделений — а не только моего — то увидите, что я был прав.
Херэннис кивнул и облизал губы.
— И кроме того, — продолжил Ковач, все с той же дежурной улыбкой, — нам первыми придется увидеть воочию, что хорьки могут сделать с людьми. Вы ЭТО понимаете?
Херэннис снова кивнул. Теперь он глядел на Ковача, как-будто тот был коброй, внезапно появившейся за окном. Ковач выключил проектор.
— Вы правы, командор, — сказал он. — Мои ребята идут в бой не из-за денег — будь-то ваши деньги или же наши официальные пять процентов надбавки за риск. За деньги мы даже не согласимся отказаться от участия в операции.
Сильная вибрация «Бонни Паркера» была одинаково невыносима во всех отсеках. Одно утешало — садиться им на этот раз довелось при дневном свете. Посадочная площадка ярко освещена, так что можно видеть лица соседних десантников, совершенно опустошенные от страха.
Еще можно увидеть, что конструкционные панели опускающегося корабля вибрируют с амплитудой в несколько сантиметров — величина, безусловно больше предельно допустимой — и с любопытством подумать, а не опрометчиво ли отправляться в таком виде, без прикрытия, под огонь противовоздушных батарей хорьков.
Сильный толчок заставил вскочить всех десантников, сидевших на корточках на палубе.
Ковач, одной рукой державшийся за какой-то кронштейн, а другой сжимавший ружье, громко выругался, но проклятья застряли у него в горле. Это была не ракета — просто ударная волна от штурмовика, обогнавшего их и нырнувшего вниз, чтобы освободить зону посадки…
Если только в списке целей, как и планировалось, значились и ракетные батареи.
Ковачу захотелось помочиться. Он привык это делать перед самым началом операции. И помочиться не куда-нибудь, а в собственные штаны.
Три плазменных струи ударили в корпус «Бонни Паркера». Корабль резко отбросило в сторону.
Магнитные экраны рассеяли облако частиц, но причальные огни мгновенно погасли, а в центральном отсеке они не загорелись даже тогда, когда в остальных вновь появилось освещение.
— Начинается, — сказала капрал Сенкевич, двухметровый гигант, расположившись рядом с капитаном Ковачем, поскольку в соответствии с планом операции она назначалась его помощником.
Ковач и Брэдли могли собирать свои собственные данные. В роте не было никого, кто мог бы лучше прикрыть под огнем своих товарищей.
Выдержка Сенкевич была, как обычно, безупречной. Пятикратная перегрузка вновь бросила десантников на палубу.
Автоматическое оружие, от которого было мало проку до тех пор, пока действовали экраны, начало свою барабанную дробь. Кластерные бомбы корабля взорвались далеко внизу.
«Бонни Паркер» был невелик для межзвездного корабля, но просто огромен в сравнении с большинством других транспортных средств, разработанных человечеством. Корабль замедлил ход, а затем двинулся вперед до тех пор, пока робот-пилот не остановил махину и не перевел ее в режим парения. Посадочные люки начали медленно раскрываться, пока последние кластерные заряды еще взрывались с громким рычанием и яркими вспышками.
