Александр Сивинских - Имя нам – Легион
Проснулся я внезапно. Было еще темно. Светлана тихо посапывала. Одна ее нога лежала поверх моего живота, волосы широко разметались по подушке. Она была прекрасна.
Я настороженно прислушался. Не зря же мой сон, обычно богатырский, прервался так внезапно. На самом интересном месте. Меня, варвара-гладиатора, вооруженного только стареньким топором, как раз бросили на арену, где уже находилось полдюжины кривоногих узкоглазых дикарей-каннибалов с широкими серпообразными ножами. Дикари выли. Они жаждали моей крови и моего мяса. Я перебрасывал топор с руки на руку и хохотал. «Вон того, нервного, со шрамом на плече, я убью первым, – думал я. – А того вон, с ритуально выбитыми верхними резцами и отвисшим пузом, столь плотоядно изучающего мои окорока, последним».
Разбудил меня нюх на опасность. Тот, что не подводил никогда. Я осторожно выбрался из-под очаровательного теплого груза и быстро оделся. Выглянул в коридор. Врагов, желающих выпустить мне кишки наяву, в коридоре не было. Я присел на краешек кровати. Сонливость как рукой сняло. Я чувствовал странную агрессивную взвинченность, вызванную недавним сновидением. Мне хотелось действия. Я не отказался бы дать сейчас кому-нибудь в рыло. От души дать. Или хотя бы излить кому-нибудь душу.
Однако Светлану будить, пожалуй, не стоило. Разыскать среди ночи старуху Кииррей тоже казалось проблематичным. Черт! Что же делать?
Вдобавок мне опять показалось, что в доме есть кто-то еще.
«Гадство, все оружие наверху», – подумал я, цепляя ножны на руку.
– Девочка, – потряс я плечо Светланы. – Ну-ка, вставай быстренько!
– Отстань, Капралов, – пробормотала она, натягивая одеяло. – Ошалел? Ночь на дворе.
– Вставай! – Я звонко хлопнул ее по обнаженной ягодице.
Она взвизгнула и сонно отмахнулась.
– Дурак!
Дверь с грохотом распахнулась. В тот же миг с сухим хрустом обрушилось водопадом осколков окно. В комнату полезли какие-то хари. Хари были потными и перекошенными, с выпученными глазами, с разинутыми черными пастями и всклоченными волосами. Харь было множество. Принадлежали они голым человекоподобным существам.
Светлана в ужасе закричала.
Я швырнул в нападающих одеяло, схватил женщину за руку и бросился к двери. Одеяло было большим, бросил я его очень удачно, и оно накрыло сразу нескольких налетчиков. Те, сдавленно ворча и путаясь в тяжелой ткани, принялись выбираться.
Я поймал первого из освободившихся злодеев за тощую глотку. Под рукой в два толчка дернулся острый кадык. Я с силой толкнул обладателя кадыка на топочущую и вздрагивающую кучу. Куча взвыла и повалилась.
Выход из комнаты загораживала особь явно женского пола. У нее были объемистые молочные железы и слюнявая перекошенная образина. Руки она держала угрожающе растопыренными. Мощным ударом футбольного вратаря, выбивающего с рук мяч, я лягнул ее в подреберье. Зловещую бабу единым махом вынесло из дверного проема.
Я толкнул в освободившийся проход Светлану, отмахнулся от чьих-то рук и выбежал в коридор сам. Под ногами, тоненько поскуливая, копошилась жестоко ушибленная тетка. Кажется, я сломал ей несколько ребер. Светлана, широко раскрыв глаза, со страхом смотрела в сторону гостиной. Я повернулся. На нас неслось нечто бледное, широкое и ощутимо злобное. Я встретил врага локтем снизу, в челюсть. Голова его мотнулась назад, шея хрустнула, и он мешком осел на пол. Я крякнул и потянул Светлану за собой – на второй этаж.
Лестница, к счастью, была свободна. Мы вихрем пронеслись по ней и устремились в кабинет, к оружию. Наперерез бросилась еще одна тварь, но я ловко пропустил ее под рукой и подтолкнул, направляя вниз. Хрупкие перила сломались, тварь кувырком полетела мимо лестницы.
Первое, что бросилось мне в глаза в кабинете, было отсутствие гранатомета. Таким образом, где-то поблизости разгуливал враг, вооруженный чрезвычайно мощным автоматическим оружием. Плохо, очень плохо. Я кинулся к шкафам. Пистолет лежал на месте, за Бремом. Я передернул затвор, щелкнул предохранителем, затем торопливо обернул липучими ремнями кобуры правую ляжку. Сунув в карман запасные обоймы, принялся надевать на окостеневшую Светлану легионерскую броню. В окне замаячила чья-то фигура. Сдвинув предохранитель в боевое положение, я выстрелил, почти не целясь. Фигура сгинула.
– За мной! – приказал я и быстрым шагом направился к балконной двери.
Светлана не двигалась. Она вцепилась в поясную пряжку брони и пыталась ее расцепить, что-то неразборчиво шепча. Судя по всему, назревала истерика.
– Этого только не хватало!
Подбежав к ней, я хлестко смазал раскрытой ладонью по щеке. Щека тут же запылала отпечатком пятерни, а Светлана всхлипнула. Я намотал на левую руку ее волосы, дернул.
– Возиться тут с тобой. Пошли, живо! Разведчица хренова…
Балкон был пуст. Под окном раскорячился труп с простреленной головой. Мы двинулись к лестницам, ведущим на крышу и в сад. Я решил укрыть пока Светлану на верху. Она стала мало-помалу приходить в себя.
– Лезь! – приказал я, отпуская волосы. – Шевелись!
– Нельзя, – начала было она, – нельзя их убивать… Филипп, ты не понимаешь!
– Все понимаю, – отрезал я. – Лезь, сказано!
«Ага, – думал я, напряженно всматриваясь в сад. – Заведи мне еще сейчас базары о ценности человеческой жизни, а я послушаю. А пока слушаю, меня, ухая, будут рвать на лоскутки эти самые «ценные». Ну-ка, ну-ка… Эт-то еще кто там такой бойкий? Никак с пушкой?»
Я выстрелил два раза подряд. Человек в саду повалился, роняя из рук что-то удлиненное и металлически блестящее. Светлана, подстегнутая грохотом выстрелов, наконец полезла куда было велено. Я вскарабкался следом.
– Ложись. Надень. – Я бросил ей шлем.
– Не убивай их, Капралов, – снова завела она свою бодягу; торопливо, скороговоркой, видя, что я уже ухожу. – Не надо, не убивай! Здесь какая-то ошибка, Капралов…
– Врагов убивают, девочка. Это необходимо. Я солдат, я знаю. Либо мы их прищучим, либо наоборот. Наоборот меня не устраивает.
– Капралов, они не враги. Этого просто не может быть. Не может! Откуда им взяться?
– Мне без разницы, – сказал я, стреляя по кронштейнам, крепящим лестницу к карнизу. – Пусть потом прозекторы разбираются, откуда эти твари взялись и кто они такие. Мое дело обеспечить морг работой. Чем я и намерен заняться.
Я оттолкнул лестницу, проводил ее полет взглядом, потом вернулся к Светлане и крепко поцеловал женщину в соленые губы.
– Не плачь, славная, не нужно их жалеть. Они начали первые, а я не из тех, кто прощает обиды. Ты, главное, не высовывайся, а сюда им не забраться.
Я подмигнул ей и шагнул к краю крыши.
Соскочив на балкон, огляделся. Слева ко мне крался небольшой человечек с быстрыми движениями хищного зверька. Я прыгнул ему навстречу, замахиваясь пистолетом. Он ловко увернулся; вместо его темени рукоятка рассекла воздух. Он тут же вгрызся зубами в мой бок, одновременно шаря цепкими пальцами в паху. Я заорал. От бесконечной жути и боли меня продрал мороз. Позволить противнику лишить себя одной из важнейших частей организма я не имел права. Да и ребра мне могли еще пригодиться.
На сей раз рукоятка пистолета нашла его макушку без труда. Кость мокро хрупнула. Он сразу же отвалился, и я внезапно понял, почему он был таким маленьким и юрким. Передо мною с раскроенным черепом лежал подросток – мальчишка, почти ребенок. Я тронул его за шею, пошарил вздрагивающими пальцами по тонкой коже. Пульс отсутствовал.
– Так, – сказал я. – Понятно. Дело дрянь, Капрал. Куда же ты смотрел, сука такой, когда его мочил?
Продолжить обвинительную речь не получилось, потому что какой-то чрезвычайно сообразительный разбойник послал в меня очередь из моего же АГБ.
Разрывы разбросало широко, да все мимо. Ближайшая граната шарахнула в стену примерно в метре над головой. Пробила, ушла внутрь и рванула где-то в доме. Какое счастье, что Генрик, светлая ему память, предпочитал для своей базуки бронебойные боеприпасы! Прилети сюда осколочный снаряд, моя башка, фаршированная сталью, уже валилась бы в сад вслед за остальным телом. Может быть, вместе, а может и раздельно.
Однако щепками меня все-таки посекло. Одна впилась в бровь, пробив мягкие ткани насквозь, и я весьма правдоподобно повалился на пол балкончика, живописно обливаясь кровью. Рядом с убитым подростком.
Пока я выдирал из кожи здоровенную шершавую занозу, стрелок освоился с доставшейся ему смертоносной машинкой, перевел огонь на одиночный и принялся гвоздить по дому в непосредственной близости от меня.
Пристрелить душегуба не было ни малейшей возможности. Балкон был обнесен по всему периметру сплошным волнообразным бортиком, из которого красиво вырастали легкие резные перильца. Бортик, очень удачно для меня вспучившийся полуметровым возвышением, служил, конечно, укрытием от головореза, но высунуть сейчас из-за него свой античный нос я не согласился бы ни за какие коврижки.
