Сергей Клочков - Новая зона. Время туманов
Похоже, что всю гневную тираду сталкера Игорь пропустил мимо ушей. Да, собственно, и тирадой-то назвать тихое, писклявое сипение и задыхающийся шепот можно было с большой натяжкой. Тем не менее Шелихов был по-настоящему разозлен, когда узнал, куда и каким образом отправились капитан с ученым, не дождавшись, пока Семен немного придет в себя и проведет отряд. Игорь спокойно выслушал хриплые матюги и обещания намылить шею, как только сталкер отлежится и будет способен поднять кулаки. После чего так же спокойно заявил, что с того момента, как Шелихова от души отходила аномалия, прошло уже больше суток, в течение которых Семен всего пару раз приходил в себя и снова отключался. Шелихов помолчал, после чего тихо поинтересовался подробностями. Лазарев кивнул и начал рассказывать.
Семен, хоть и не любил особо крепких выражений, несколько раз завернул такие сложные фразы, но, правда, тихо, про себя, что даже сам удивился. Но, конечно, это удивление не шло ни в какое сравнение с тем, что Шелихов испытал при пересказе пути до гостиницы и подъема по лестницам. То, что ученый и капитан остались живы и вроде бы здоровы, можно было отнести к редкому, сумасшедшему везению. Игорь, конечно же, проверял путь детектором и даже бросал впереди себя различный мусор, Ткаченко тащил на плече полумертвого, изжеванного аномалией сталкера, причем, насколько Семен понял, его товарищи особо не приглядывались ни к окрестностям, ни к самому зданию, ни даже к соседним номерам. Хотя оно того стоило бы.
Гостинице сильно досталось при образовании очага. Даже на глаз Семен определил, что здание по многим признакам кишит аномалиями и, вполне возможно, разнокалиберными тварями. В двухкомнатном номере, несмотря на жару и сушь на улице, стояла прохладная, затхлая сырость. Стены почти везде пропотели темными пятнами, зеленовато-серые разводы заляпали потолок, ощутимо пахло грибами, и на столике у окна подрагивали на длинных паутинистых ножках несколько прозрачных слизистых комков, а грибница оплела не только стопку журналов, но и весь угол номера, забравшись даже на потолок. Стекло, хоть и было целым, покрылось черными брызгами и волокнистыми, звездчатыми пятнами плесени, от двуспальной кровати крепко несло гнилью, ткань на ощупь была немного влажноватой. Конечно, оставалась вероятность того, что в здание натекло много дождевой воды, но Шелихов по опыту знал, что излишняя влажность и обилие плесени в доме зачастую означают, что место плохое, гиблое, и задерживаться, тем более ночевать тут не стоит. Грибы почему-то очень тянулись ко всяким аномальным очагам и отлично себя чувствовали там, где, казалось бы, и выжить-то нельзя. Если замечали сталкеры, что в заброшенной, но чистой деревеньке вдруг ни с того ни с сего начали грибы на стенах расти, а в погребах стало сыро, то, значит, пора искать другое место для лагеря. Детекторы еще молчат, и глазом никаких признаков не уловить, а грибница уже почуяла зонную мерзость, да и пошла в рост. И покрываются пушком стопки старых газет, темнеют, коробятся замшелые поленницы, в доме появляется запашок, неприятный такой, словно от болотной мокрой глины. Значит, скоро поблизости или зомби с погоста выкопаются, или «кикиморы» в погреба набегут, или «смерть-сетка» на село ляжет…
Шелихов, немного успокоившись и потрогав бинты, которых капитан явно не пожалел, переведя большую часть медицинских припасов, приподнялся на локтях и тут же, сдавленно охнув, упал обратно на кровать. Раны, синяки и ссадины, казалось, покрывали его от макушки до пяток, болело нутро, и определенно были сломаны два ребра с правой стороны. Семен с каким-то вялым изумлением понял, что в настолько плачевном состоянии его организм не был с тех пор, как его, молодого и наглого гопника, сурово отметелили бритоголовые «пацанчики» из враждебного микрорайона. Но даже после обрезков арматуры и самодельных алюминиевых кастетов, коряво выплавленных в песочных формах, а также просто неприлично твердых и тяжелых ботинок с высоким берцем Шелихов так не страдал, хотя ему тогда и пришлось две недели проваляться в районной больнице. По крайней мере тогда он был в состоянии уже на следующий день аккуратно вставать с постели и, прихрамывая, ходить в туалет на перекуры. Сейчас Семен не мог позволить себе даже такой приятной малости.
— Сигареты посмотри в рюкзаке… из кармана пачка, по ходу, выпала. — Шелихов с усилием перевернулся на бок. — Курить хочется, сил нет…
Лазарев покопался в рюкзаке сталкера, потом пожал плечами.
— Ни одной пачки. Все осталось там, в квартире Андрея. Здесь в столе есть початая, но они отсыревшие и с плесенью.
— Не, такого добра нам не надо… — Шелихов разочарованно отвернулся, сглотнул вязкую слюну. Курить захотелось еще сильнее. — Жаль, «ботаник», что ты совсем не дымишь, да и товарища капитана я с сигаретой не видел. Аж скулы сводит, блин…
— Ну, придется потерпеть, — вздохнул Ткаченко. — Я вчера пытался было пройти по нашим следам, кое-каких припасов принести, но, видать, не судьба.
— Что так? — спросил Семен.
— А вот так… помнишь собак, что чучелу одну сожрать пытались?
— Ну.
— Их там сейчас с полсотни, наверно. Урода они этого к тому времени по суставам растащили и уже сожрать успели, одна башка возле бордюра осталась, да и та со всех сторон обкусанная. Сидят, суки, облизываются, морды все в красном, и на меня смотрят. Ну, думаю, шавки, сейчас я вас угощу… тогда-то их штук десять сидело, ерунда, да и недалеко. Ну, дал пару коротких, только шерсть в воздух полетела. Три мордами в асфальт тюкнулись, даже не заорали, четвертая, тоже молча, кровящий бок лижет, а остальные поднялись и неторопливо так в мою сторону почапали. И из общаги, будь она неладна, еще десяток таких же тварей, из супермаркета целая стая, и даже от остановки, гляжу, еще одна, голов, наверно, в сорок. И все ко мне… ладно, хоть не бежали, иначе б все, без вести пропал бы. Я назад, прикладываюсь, а автомат мой разок бабахнул, и затвор офигенного такого клина ловит на полпути. Намертво, сволочь… дергал я его, дергал, он ни с места, словно его там сваркой присобачило. А псины, твари, все быстрее и быстрее ко мне подтягиваются, и я понимаю, что скоро кинутся. И хоть бы гавкнула одна, зарычала там, нет… молча так, сосредоточенно…
Ткаченко перевел дух, вытер со лба пот.
— Уф… даже сейчас, как вспомню, сразу в испарину кидает. И хоть иду я быстро, не бегу пока, хотя очень хочется, не отстают, твари. Только пасти развалили, кривые какие-то, слюнявые, похрипывают, даже стонут. Видно, что все уроды, им бегать трудно, думается, они силенки для последнего броска и берегли. Кудлатые все, заросшие, но казалось мне, что под шубой у них кожа да кости. Жутко, в общем. Отстали только у Ярославской, дальше не пошли.
