Александр Афанасьев - Свободное падение
Север шлепнул на стол подмокший от пота конверт.
– Мирза честный, говоришь?! – тихим, злым голосом сказал он. – Вот, посмотрите, бродяги, какой он честный. Он такой честный, что он не в общак, на общее благо, на поддержку братьев арестантов, он на зеленый беспредел бабло кидает! Тем, кто братву режет, он бабло вагонами отгружает. С. а!
От последних слов – стало страшно.
Первым пришел в себя Тарик. Он протянул руку – и Север толкнул конверт ему по столу. Вор открыл конверт, там были листы бумаги и карта памяти.
– Это чего?
– Карта памяти, Тарик. От телефона. Дай любой телефон – и послушаем, как Мирза с зелеными базарит. Как он братву сдает!
Вор положил конверт на стол.
– Что скажешь, Мирза?
– Фуфло все это… – в четвертый раз сказал Мирза, как будто у него в башке все переклинило.
– Фуфло? – недобро сказал Тарик. – Тебе конкретную предъяву кинули. Ты знаешь, кто такие зеленые, по какому беспределу они катят. Ты знаешь, что на киевской сходке их всех вне закона объявили. Мы все знали и знаем про твои непонятки с сыном. И тебе ни разу за них не предъявляли. Но ты знаешь закон. От беспредельщика – отколись, пусть дальше сам по себе прет, иначе будешь отвечать вместе с ним… Что скажешь, Мирза. Ты знаешь наши правила. Тебе сын дороже людей?
Мирза посмотрел на Севера – и тут Север понял, что…
Да все он понял. Поздно было только.
За несколько дней до этого. Россия, Югра. Рабский лагерь, барак. 31 мая 2020 года
Барак жил своей собственной, ночной жизнью. Вонь, запах дыма от костров, которые жгли, чтобы отогнать местную свирепую мошкару. Чьи-то вскрики и стоны – поскольку женщин не было, понятные желания удовлетворяли друг с другом, и в этом не было ничего необычного. В джамаатах на всех фронтах джихада было то же самое – все это делали…
– В городе беспредел… – Керим говорил тихо, чтобы никто не услышал и не усомнился, что они заняты чем-то другим, нежели тем, чем занята добрая половина барака, – русистам дали оружие, они обнаглели.
– Каким русистам?
– Русистам. Русский фашист, их тут так называли. Они националисты и кяфиры, безбожники. Ненавидят нас и убивают. Вчера подожгли рынок. Сначала из автоматов – охрану. Потом бутылками. Кто кинулся тушить – по тем отработал снайпер. Рынок сгорел, много братьев погибло…
– Это хорошо… – задумчиво сказал аль-Руси.
– Как ты можешь так говорить, брат?
– Я говорю это, потому что это так и есть. Сколько ты видел лицемеров, мунафиков, которые считали, что весь их джихад – если они дадут несколько монет на поддержку братьев после намаза в Джуму. Сколько ты видел негодяев, куфаров, которые переметнулись на сторону т’ъагута сразу, как только почувствовали трудности. Брат, для настоящего джихада нужен настоящий враг. Поэтому то, что сделали русские, – это хорошо, теперь мало кто из лицемеров сможет и дальше сидеть с сидящими…
– Брат, но какая польза от лицемеров?
– Ты прав, сейчас никакой пользы от них нет, один вред. Но бывают времена, когда нельзя оставаться в стороне. Настоящий воин становится виден только на джихаде меча…
– Инша’Аллагъ, брат…
– Что еще нового?
– Я разузнал о бандитах, как ты и просил, брат…
– И что ты узнал?
– Двоих убили только на днях. Один из них пострелялся с харбиями, трупы грузовиком вывозили. Другого взорвали на дороге.
– Кто?
– Не братья, это точно. Говорят, что среди харбиев появился очень опасный человек. Его даже сами харбии опасаются…
– Об этом потом. Что еще?
– Воры собираются на сходку. Они должны выбрать главного меж собой. Говорят, приезжает еще один вор.
– Когда это будет?
– Не известно, брат. Скоро.
– Я сам узнаю.
– Что ты задумал?
– Маша’Аллагъ, брат, это очень хорошо. Сам Аллах дает нам победу над худшими из кяфиров. Они мало того, что неверные, они еще и преступники, они поднимают руку на наших братьев в кяфирских тюрьмах и не дают им жить по шариату Аллаха. Они – худшие из тиранов, и наказанием для них будет огонь.
– Брат… – озабоченно сказал Керим, – это непросто будет сделать. Когда они соберутся, их будет охранять целая армия. У нас нет столько моджахедов, чтобы наказать их, как положено наказывать по Шариату Аллаха.
– Один человек может сделать то, что не может целая армия. Амалиятуль истишхадия.[65] Только так мы добудем победу и оправдаемся перед Аллахом за долгое бездействие и страдания мусульман здесь.
– Но брат, у нас нет ни пояса, ни того, кто мог бы пройти и совершить амаль.
– Аллах даст нам и то и другое. Того, кто твердо идет по пути Аллаха и не сворачивает с него, Аллах наделит всем необходимым.
Аль-Руси помолчал и добавил:
– Завтра мне надо выйти в город. Нужна будет машина.
– Я понял, брат. Я скажу, что надо купить масло для машин.
– Рахмат, брат. Твое усилие Аллах зачтет тебе на суде…
Россия, Югра. Сургут. 1 июня 2020 года
Сгоревший рынок вблизи представлял собой страшное зрелище…
Рынок был «нахальным», работал без разрешения, разросся чуть ли не на целый квартал – после того, как кавказская мафия захватила торговлю, цивилизованные формы торговли начали постепенно сходить на нет, уступая место разного размера рынкам, устроенным порой прямо у обочины дороги. Магазин – это слишком сложно, даже если тебе не надо платить аренду, потому что ты убил арендодателя и забрал магазин себе. Магазин – это трудовой коллектив, это торговое оборудование, которое требует питания, ремонта, часто надо доставать иностранные детали к нему – а где их сейчас возьмешь? Гораздо проще и привычнее – торговая база, где все свои, и для своих продадут прямо с базы и по оптовым ценам, и рынки. Пара смотрящих с дробовиками, холодильники, самодельные, сваренные из уголка прилавки, грязь, мухи. Микроавтобусы и джипы с картонками, на которых фломастерами нацарапано: «куплю все», бродячие собаки, крысы, гадящие повсюду голуби, кожура от бананов, навозные плевки от насвая,[66] пустой ящик из-под мандаринов, на котором можно гордо усесться как петух на насесте. И к чему эти магазины-шмагазины, расстройство одно. Проще надо быть, проще. Вот, как у нас в Хасавюрте…
Ладно…
Только вот бывает всякое – и с рынками в том числе. Самый крупный, который держал погибший Алик Ташкент, сгорел как свеча за пару часов. Больше тысячи торговых мест, контейнеров, товарные запасы, грузчики-гастарбайтеры, крысы… все сгорело. К этому месту никто не приближался, полиции не было. Кто-то пытался искать своих в страшных, обгорелых развалинах, отовсюду слышались истерические крики и слова молитвы. Какая-то женщина билась в припадке, катаясь по земле, кто-то, расстелив прямо в грязь коврик, совершал намаз. Те, кто уцелел – большая часть торговцев жила в квартирах рядом с рынком, откуда выгнали русских, – сбивались в кучки, мрачно курили, закидывались насваем и думали о том, как жить дальше. Сам рынок, с торчащими обгорелыми палками и оплавленным металлом самодельных прилавков, с кучами пепла, напоминал место авиакатастрофы.
* * *Неприметный, немного темный лицом человек, одетый в неяркую китайскую ветровку и удобные, прочные штаны, перебежал дорогу и нырнул на переднее сиденье пикапа «Форд». Пикап сразу же тронулся.
– Салам, брат мой, салам… Рад тебя видеть…
– Салам… – буркнул аль-Руси. Человек, который сел к нему в машину, был алжирец, по крайней мере он так ему сказал. Это был тот самый алжирец, который допрашивал его в застенках какого-то здания в Порт-де-Лилль, логова французской разведки. Как он здесь оказался, по каким документам – Ибрагим аль-Руси не знал…
– Что произошло?
– А сам не видишь?
Рашад тонко улыбнулся. После того как Ибрагим согласился работать на французскую разведку, они много беседовали с Рашадом. Иногда в соседнем здании – оно было оборудовано как небольшой отель и использовалось для временного проживания агентов, проходящих специальную подготовку. Иногда – в маленьких кафе в Париже, в районе Рошешуар, недалеко от универмага Тати – этот район, с которого когда-то начиналось французское Сопротивление, теперь был полностью мусульманским, там теперь не встретить белого человека. Рашад был тонким и умным собеседником, он свободно говорил как минимум на трех языках – арабском, французском и английском, с Ибрагимом он общался на арабском, который тот выучил за время своих странствий по Востоку. Сам Рашад называл правоверным и в то же время троцкистом, он говорил, что исламу не хватает должной экономической программы, той, которая смогла бы поднять и привлечь на свою сторону беднейшие слои общества. Он много говорил о провальном опыте братьев-мусульман в Египте: именно то, что у них не было экономической программы, не позволило им удержать власть, которая свалилась им буквально в руки после падения Мубарака. Прошло два года – и египтяне отдали власть военным, харбиям, продолжая считать себя мусульманами. Рашад много говорил о том, что ислам должен стать знаменем борьбы угнетенных и униженных против господства ростовщического капитала и ссудного процента, против вопиющей несправедливости современного мира. И первая страна, по которой следует ударить, – это Россия.
![Ульяна Соболева - Пусть меня осудят...[СИ]](/uploads/posts/books/124/124.jpg)
