Александр Марков - Отражение Улле
Наконец он решил снять повязку… Так и есть. Тьма. Полная и непроглядная, какой не бывает и ночью в темной пещере.
Орми встал. Странное ощущение: он знал, что дал телу команду встать, но не был до конца уверен в результате. Орми сосредоточился и медленно прошелся мысленным взором по своему телу. Кажется, оно все-таки подчинилось. Он стоял. Уже неплохо. Он крикнул:
— Эйле! Энки! Кто-нибудь! Где вы?
Произошло то, чего он и ожидал. Его рот раскрывался, голосовые связки вибрировали, а звука не было.
В чем же дело?
Ответ пришел сам собой, как будто подсказанный кем-то.
«Напряженность информационного поля Улле столь велика, что никакая посторонняя информация не может сквозь него пройти». Информационное поле. Когда-то он слышал эти слова от Аги. Тогда он не понимал, что они значат. Теперь понял и даже не удивился. Он подумал: интересно, смогу ли я так же легко найти ответ на вопросик позаковыристее? Например, что мне теперь делать?
На этот раз он не смог найти ответа. И медленно побрел вперед, постепенно овладевая онемевшим телом.
Прорываясь сквозь густую массу напряженных словесных струн, Орми испытывал ни на что не похожие ощущения. Окружающее пространство было неизмеримо плотнее, чем он сам. Движение Слова в воздухе вокруг него далеко превосходило по своей мощи то слабое, медленное, робкое движение Слова и Духа, которым являлся он сам. Его «я» просачивалось сквозь тело Улле, как вода сквозь песок или как тепло сквозь камень.
Шаг за шагом идти становилось легче. Он не сомневался в выборе направления, словно какая-то сила вела его сквозь мрак к неведомой цели.
И все-таки страшно, подумал Орми. Впереди сам Губитель, чудовище, без труда покорившее землю. Никто не в силах его одолеть. Снежные великаны и те не вернулись отсюда. Куда же я-то лезу, жалкий червяк?.. И тут он потерял направление. Он не знал, куда поставить занесенную ногу. Один в темноте, безоружный, бессильный…
Один? А как же Эйле? Ведь она обещала никогда не расставаться со мной!
В тот же миг он ощутил ее присутствие. Эйле была рядом, в десятке шагов слева от него. Их связала невидимая нить. Теперь он чувствовал каждый ее шаг. Орми пошел туда же, куда и она.
Внезапно ему показалось, что он видит впереди свой путь. Каждый шаг, который ему предстояло сделать. Как будто кто-то разметил ему дорогу во тьме светящимися вешками. Один раз увидев этот путь, он уже не мог свернуть с него, даже если бы захотел.
А вот это забавно, подумал Орми. Кто же меня ведет? Уж не Губитель ли?
Нет, ответил он сам себе. Какой-то дварг однажды сказал Эйле: «За пределами долины борьба двух начал не столь остра. Поэтому грань жизни размывается и появляется простор для разнообразия».
Ну а здесь, на дне, напряжение так велико, что не осталось простора не только для разнообразия жизни, но и для разнообразия поступков. Здесь нет никаких вероятностей, и грань событий сжалась в исчезающе тонкую линию. (Орми все это казалось таким простым и очевидным, что он и не думал удивляться, хотя в обычном состоянии подобные мысли наверняка показались бы ему признаком сумасшествия.)
Означает ли это, что я не волен в своих поступках, думал он. Ничего подобного. Все в мире существует и действует в пределах возможного. Эти пределы могут быть как широкими, так и узкими. Ведь я же не возмущаюсь, что не умею, допустим, летать или управлять погодой. Я свободен. Кто знает, может быть, это моя воля проложила мне путь, а не какая-то там судьба. И даже если в действительности все наоборот… как там сказала Эйле? Пусть это будет на совести богов! Мое дело — идти сквозь тело Губителя по своей тропе, размеченной светлыми вешками; держать голову закрытой, не поддаваться страху и топать до конца, что бы там меня ни ожидало.
Вот я и топаю.
Шаг за шагом он приближался к цели. Путь его пошел вверх. Орми пересек ледяное озеро и теперь поднимался на остров.
Тьма впереди стала как будто чуть менее плотной… И вдруг в глаза ему ударил ослепительный свет. Сощурившись, Орми жадно рассматривал то немногое, что открылось его взору. Он находился на краю небольшого освещенного круга, опоясанного стеной тьмы — словно на дне гигантского колодца. На границе света и мрака, точно по окружности, стояли шесть гладких прямоугольных камней высотой в три человеческих роста. В центре круга лежал гранитный валун; на его плоской верхней грани Орми заметил углубление наподобие воронки.
Справа от Орми из мрака вышел Элгар с головой Уллины в руке. Слева спустя мгновение появилась Эйле.
Несколько секунд все четверо смотрели, не отрываясь, на валун с воронкой.
Потом тело Орми пронзила ужасная, невыносимая боль. Он вскрикнул и сквозь муку сумел удивиться тому, что услышал свой голос.
Но он знал, что должен вытерпеть. Он знал, что Эйле сейчас испытывает такую же боль, да и Элгар, наверное, тоже. И, поскольку его разум продолжал работать с исключительной силой и ясностью, Орми мгновенно понял причину этой боли. Взглянув на свои руки, он убедился в верности догадки.
Здесь, внутри магического круга камней, у самого сердца Улле, плотность Слова была столь неизмеримо велика, что живые существа уже не могли воспринимать его непосредственно. И хотя само Слово направлялось камнями в небо и не могло атаковать мозг, в этой адской гуще, в этом чудовищно напряженном словесном поле сами собой совершались процессы, не возможные больше нигде в мире. Доли мгновения хватило Орми, чтобы постичь смысл одного из них.
Здесь, в пуповине земли, в могучих вихрях поля, в этих невидимых складках и полостях тела Пришельца, ежесекундно зарождались миллионы и миллиарды «я», несметные полчища Личностей. «Виртуальных личностей, вспомнил Орми гуганское слово. — Мнимых „я“, исчезающих в самый момент рождения». Да, они рождались и исчезали, не находя подходящей материи для воплощения. Но теперь здесь появились люди, и мириады эфирных существ набросились на них, воплощаясь сотнями в каждой клетке их тел.
Кожа на руках у Орми ходила буграми, как будто под ней была не плоть, а клубки проворных червей.
Скорей, пока наши тела не разорвались на части… Беги же, Элгар, делай то, ради чего ты пришел сюда! Ведь ты уже, конечно, догадался, что именно ты должен сделать!
Элгар не мешкал; он стоял уже там, у плиты… О Имир, как исказилось его тело!
И все-таки он успел!
Голова Уллины погрузилась в воронку.
Все!..
Ноги подогнулись, и Орми рухнул на песок.
— Наконец-то! — пискнул кто-то совсем рядом. Превозмогая боль, Орми вытащил из-за спины левую руку (когда она успела стать такой длинной?) и взглянул на ладонь. На месте ложной метки выпучился тусклый красноватый глаз, под ним темнело отверстие.
— Я ждал вас, — сказал некто в его руке. — Вы выполнили мою волю. Теперь весь мир — мой.
Орми почувствовал, что больше не может сопротивляться наползающему на него кошмару. Полчища маленьких Улле рвались в его мозг, втекали в него вместе с кровью по жилам, стремясь овладеть разумом, и барьеры, выстроенные его волей и духом, рушились один за другим.
Ему оставалось жить доли мгновения, и он знал это. Он должен был успеть… хотя бы понять, что произошло. Вернее — почему НЕ произошло то, чего они ждали. Улле не исчез, туча не рассеялась. Ведь они сделали все, что могли. Элгар бросил голову Уллины в воронку на камне, в самое сердце Губителя. А чем же еще заткнуть эту страшную пасть, как не Зерном Имира!
Стоп!
Зерно Имира…
Разгадка молнией пронзила умирающий разум. Зерно Имира — в плену, окруженное черным мозгом Уллины. Освободить его может только величайшая в мире сила — Ярость Земли, проникающая сквозь время, не знающая преград.
Сознание Орми меркло; в нем кишели злобные твари, порождения иного мира. Они грызлись за каждую крупицу его разума и рвали голову на части… Орми таял, сжимался и исчезал…
Уже почти не существуя, Орми призвал Клыкача.
Он не знал, сколько прошло времени — секунда или год. Это было невозможно, но это случилось: Орми вернулся из небытия. Он снова был собой. И даже тело, искалеченное, растерзанное, опять принадлежало ему и постепенно восстанавливало былые очертания. Хищные чудовища покинули его.
Видимо, все же прошло не больше нескольких секунд: вокруг мало что изменилось. Камни великанов, стена мрака за ними и туча над головой — все было по-прежнему. Две нелепые, уродливые твари корчились на песке — Элгар и Эйле. Только в середину круга Орми почему-то не решался взглянуть. Оттуда доносился рокочущий гул. Он все нарастал и становился выше, выше, пока не перешел в пронзительный визг. Орми понял: то кричала Уллина. Ее застывший на века предсмертный вопль все-таки вырвался в главное время — и тотчас же смолк. Наконец-то она умерла.
Теперь там, в центре освещенного пятачка, вокруг ее головы зарождалось нечто, превосходящее по мощи и ужасу всех чудовищ земли, вместе взятых. Вот куда подевались бесчисленные личности Улле, начавшие было воплощаться в телах людей. Они все устремились туда, в центр мироздания, чтобы собраться воедино в немыслимом теле всесокрушающего исполина — в образе Улле живого, встающего из бездны застывшего времени навстречу врагу. Роковой миг приближался.
