Максим Суховей - Мишень
Да, легким это казалось только поначалу. А потом Олег ощутил себя со своей гитарой на самом острие атаки — когда тебе нужно первым подниматься из-за бруствера или, сжимая секиру, преодолевать под ливнем стрел последнюю сотню шагов во главе ревущего клина морских бродяг. Адреналин, криво усмехнулся он. Если и дальше все пойдет в таком духе, дело кончится тем, что я на него всерьез подсяду… впрочем, для этого сначала надо отсюда ноги унести — предварительно выполнив то, что я положил себе выполнить. Но пули из вражеского окопа миновали его, смертельная сотня шагов осталась позади, и он, рыча «запилами» по всему грифу, врезался, ворвался в разрозненный строй чужой пехоты. И тут пришла обратная связь.
Он словно провалился в какофонию чужих музыкальных тем, наложившихся друг на друга без склада и лада — и чудом не сбился с ритма. Первое ощущение — почти панический ужас — продлилось недолго, но Олегу хватило. Словно все собравшиеся в этом зале претендуют на какую-то частицу Олега Панина и собираются незамедлительно разорвать его на куски — да что там, уже рвут всем скопом… Господи, подумал он, неужто я так слился с прожитым, что не могу даже поделиться им безболезненно? Пожалуй, так: ведь оно очень больно — помнить, и больно передавать кому-то память о прошлом, в особенности если тебе не хотят верить. Не хотят даже те, кто видел все собственными глазами. Вот, блин, забавно: в меня — в той или иной ипостаси: предводителя, человека, которому доверено решать, в пресловутую тряпку на палке — они верят, а в то, что мне довелось узнать и вычислить, верить не хотят… Потому как подмывает моя история их железобетонные убеждения, а такого я бы никому не пожелал, я, ребята, на себе это дело проверил.
Ничего, думал он, ничего. Многим просто нужно время — и оно у них будет, в отличие от меня — у меня-то не было этого самого времени, чтобы все переосмыслить, на меня вся эта правда валилась горными обвалами… И ничего, не сдох, хотя и хреново было донельзя. А теперь мне не философия нужна. Раз пошла обратная связь, мне нужна конкретика. Мне нужно выделить из этой массы чужих мыслей, чувств, желаний — именно тех выловить, кто сопричастен Договору. Что ж, задачка, в общем, не сложнее поиска по ключевым словам…
Задачка, конечно, оказалась куда как сложнее — но здесь, в мире, сотканном из звуков, Олег если и не был полным хозяином, то имел хотя бы возможность направлять, творить, искать по своему усмотрению. И на шестнадцатом такте он наконец-то поймал тему Договора, получил возможность вторгнуться в саму его ткань, исправляя, изменяя, задавая иную тональность. И что-то тут было не так.
С чувством, более всего напоминавшим бессильную злость, он понял, что просто отмена, разрушение существующего Договора тут же приведет к созданию нового, еще более радикального, огражденного такими Силами, что даже старые знакомцы Хранители покажутся белыми и пушистыми. Механизм запущен, технология отработана, а желающие найдутся — и на сей раз прекраснейшим образом подтасуют результаты в свою пользу, и Тропа окажется открыта для танков — или джипов. Впрочем, если победят сторонники полной сегрегации и «запечатывания» Тропы, вряд ли это будет намного лучше… Куда ни кинь, все клин, злобно подумал он, стараясь, чтобы эта мысль не прорвалась в музыке — для этого ему пришлось кивнуть Ханне, чтобы она прикрыла его.
Короткое соло флейты помогло ему собраться с мыслями — и он увидел выход. Стремный выход, страшненький — но уж лучше такой, потому что все иные предполагали выбор какого-то из заранее предусмотренных «стратегами» вариантов, играли на руку хунте или еще кому-то, означали какое-то однозначное глобальное решение… Избежать этого можно было только одним способом — замкнуть Договор на себя и переписать его, заместив тех, кто сейчас в нем состоит, своей командой. И вот этого-то решения Олег боялся до дрожи в коленках.
Конечно, думал он, пока мы все живы и держимся единым фронтом, новый Договор будет работать — и на Тропу сможет попасть только тот, кто знает, какую цену ему придется платить за это — и готовый платить, только тот, кому это действительно необходимо, только тот, кто пойдет один, не потащит за собой военную силу… Тропа — для индивидуальных решений, осознанных решений, а не подчинения приказу или следования прихоти. Сейчас, после этого сумасшедшего концерта, после этой… музыкальной инициации, я вполне в силах осуществлять контроль, следить за тем, чтобы все шло по задуманному, возможно, способен даже убедить сарацинов помочь мне, способен сбивать с толку дураков и злонамеренных так, что они даже попасть на Тропу не сумеют, особенно если придется заниматься этим контролем не в одиночку…
…Но ведь это не только прямой путь к полной шизе и пожизненная каторга для тех, кто на такое подпишется — для меня, для ребят. Это еще и кошмарное искушение властью, и пожалуй, главное, чего я боюсь — убив дракона, я сам стану драконом. Или кто-то из моей команды, что немногим легче. А ведь поначалу — и скорее всего, очень долго — система будет сбоить, жутко сбоить, и ее придется не строить даже — выращивать, как сад, воспитывать, как ребенка… И чем дольше она будет находиться в «стадии настройки» — тут дай бог, чтобы жизни-то хватило! — тем сильнее будет соблазн форсировать события, обрести силу и власть… И у всех ли ребят хватит сил от этого отказаться? У меня самого — хватит ли?
Его слух сейчас словно одновременно работал в разных измерениях, ловил разом не меньше десятка мелодий — но все они существовали независимо друг от друга, не совмещаясь и не наслаиваясь одна на другую. Это было очень тяжело, это буквально разрывало на куски мозг, но пока тема не доиграна до конца, пока он не завершит задуманное — придется терпеть… И сейчас громче всего для него зазвучала тема Власти — стройная, на жестком ритмическом каркасе, странно завораживающая, она гремела шагами Командора… Как Хранители, когда я их в первый раз услышал, вспомнил Олег — и понял вдруг, что уже никогда не купится на власть. Хорошая у меня против этого прививка, подумал он со злобой. Спасибо господам заговорщикам…
«А раз так, ребята, — сыграл он, обращаясь к своей команде, — я вам приказывать не могу. В этом деле никому, кроме добровольцев не место». «Да поехали уже, дольше рассусоливаешь», — за всех сварливо откликнулся бас. Что ж, невесело усмехнулся Олег, ужесточая ритм, значит, назад пути уже нет, и осталось выдавить из Договора прежних участников — а не все они согласятся добровольно уступить свое место. Не согласится Леваллуа. С Доном — живым ли, мертвым ли — придется повозиться изрядно, и придется как-то убедить Марка и Колдуна — а ведь для них членство в Договоре не только опасность и головная боль, но, как ни парадоксально, еще и своеобразная охранная грамота…
И конечно, это означает фактически войну с Торговцами-на-джипах, войну, может, и бескровную, но оттого не менее жестокую — и очень затяжную. На такой войне пленных не берут и перемирий не заключают, а ведь Яновский и его люди — во что бы они в конечном счете не превратились, прежде всего они все равно люди! — убеждены в своей правоте, и свято верят в свою концепцию «счастье — даром, для всех»… Что ж, подумал он, по крайней мере, я знаю, с чего начну, если все-таки выживу сейчас…
Перевалив гребень очередного бархана, Олег присел на песок, закурил, щурясь от нестерпимо яркого солнца. Никогда жару не любил, ухмыльнулся он, глубоко затянувшись. Так ведь никуда не денешься, привыкать теперь придется! И жаловаться не на кого, да и некому: сам себе эту дорогу выбрал, сам решил ее в одиночестве пройти…
О своем решении не принимать никакого командования и уйти в Крепость Олег сказал только Патрику — да и то прежде всего потому, что не предупредить его об этом было бы свинством. Начинать же новое дело со свинства Олегу не хотелось. Патрик, услыхав об этаком решении (Олегу хватило пары не самых длинных фраз), близок был то ли к инфаркту, то ли к тому, чтоб тут же, на месте, придушить Олега собственными руками — но как-то обошлось. Не свалился Патрик в корчах и душить Олега не стал. Не стал даже спорить и убеждать — видно, понял, что дело это бесполезное. Хотя выглядел он оскорбленным — черт, да он и был оскорблен отказом Олега! — но, судя по всему, признал в его решении какие-то серьезные резоны. Впрочем, оно объяснимо, с легкой иронией подумал Олег. Он же, в конце концов, присутствовал в зале на том, прости, господи, концерте в виртуале — хотя, конечно, вряд ли об этом помнит. Но, как в старом анекдоте, «осадок остался» — и здесь это весьма на руку.
В общем, вроде все сделал правильно, только на душе все равно кошки скребли. С ребятами даже прощаться не стал, улизнул по-тихому, в «танце» — чтобы избежать прощаний, попыток отговорить, переубедить, увязаться следом и всего такого прочего. Правильно ли? Правильно, ответил сам себе Олег. Хунтой пусть Патрик занимается, у него это получится лучше, а это будет моя личная война с Яновским, с Торговцами — и вот совершенно незачем кого-то еще туда вмешивать. С Патрика, конечно, взял слово, что он постарается за моими оглоедами приглядеть — и Патрик явно не в восторге был от этой перспективы, но все ж кивнул угрюмо, а говорить не стал ничего. Значит, постарается. Впрочем, далеко не факт, что углядит — шустры ребята и пустыней отмечены… Ладно, оборвал он себя, в конце концов, это говорит еще и о том, что в няньке они не нуждаются. Сами поймут, что делать надо — каждый для себя.
