Владимир Зырянцев - Люди Края
Несколько раз его ударило током, из разорванной трубы хлынула вода — он не обращал на это внимания. Где-то вдалеке взвыл сигнал тревоги, свет в каюте мигнул и погас, а он все рвал и гнул, пока не освободил пространство достаточной ширины. Ударил еще раз — панель отвалилась, открывая проход в коридор. Там брезжил слабый свет — видно, включилась аварийка. Он спустился вниз, взвалил Гана на плечо, взобрался к пролому и, оглядевшись, спрыгнул в коридор.
Петр Кийт, механик, очень спешил — надо было срочно найти и устранить повреждение, которое вывело из строя всю систему управления кораблем и лишило его связи. К тому же еще и вода из системы жизнеобеспечения стала куда-то уходить. Может, крохотный метеорит, не замеченный радарами, пробил обшивку? Кийт повторял это задание раз за разом: он понимал, что от того, насколько правдиво оно будет звучать, может зависеть его жизнь.
Добежав до двери, ведущей в пассажирский отсек, он услышал впереди шаги: кто-то бежал ему навстречу. Повернув за угол, Кийт едва не столкнулся с бежавшим. Это был почетный гость Гленна Хельдера, знаменитый разведчик Питер Мельник, проникший в темный мир, в самое логово пиратов, чтобы спасти Анну Хельдер. Правда, теперь гость был сам на себя не похож: свитер залит кровью, лицо покрыто струпьями, глаза яростно сверкают… На плече разведчик нес своего спутника, говорящего пса-пруви.
От такой встречи Кийт растерялся, поэтому зачем-то прижался к стене и сказал:
— Я ищу неисправность. Где-то порван кабель. Возможно, крохотный метеорит пробил обшивку.
И лишь потом догадался спросить:
— С вами что-то случилось? Вам помочь?
— Медотсек там? — хрипло спросил гость.
— Да, вон за тем углом! — с готовностью подтвердил механик.
— Поломка там, возле моей каюты, — буркнул разведчик, пробегая мимо Кийта.
— Большое спасибо! — произнес ему вслед механик.
Однако когда пассажир со своей ношей скрылся за углом, он почему-то не поспешил к месту поломки. Вместо этого механик осторожно двинулся вслед за разведчиком. Дойдя до поворота, он выглянул из-за угла.
Дверь во врачебный отсек была открыта, оттуда доносились голоса. Несколько метров, отделявших его от этой двери, Кийт преодолевал, казалось, целую вечность: ведь Анна Хельдер предупреждала, что разведчик слышит, словно кошка. Пока он крался, разобрал, о чем говорили в отсеке. Разведчик требовал лекарства, произнося одно за другим незнакомые Кийту названия, а доктор Петрич доставал их. Одного лекарства, как оказалось, в отсеке не было, но доктор выразил готовность сходить за ним на склад.
Тут Кийт наконец добрался до двери и заглянул в отсек. Разведчик стоял боком к нему возле операционного стола, на котором лежал пес; доктор стоял в стороне, возле шкафов. Со словами „не надо никуда ходить, я обойдусь“ Мельник повернулся к столику, на котором были разложены лекарства. На несколько секунд он оказался спиной к двери. Такой момент нельзя было упускать. Кийт шагнул вперед, поднял пистолет и выстрелил.
Он не боялся промахнуться — ведь он стрелял не пулей, и большая точность здесь не требовалась. Тонкая сеть, развернувшись в полете, лишь одним краем задела руку разведчика — и тут же вся обернулась вокруг него, стягиваясь как можно туже. С яростным ревом Мельник рванулся, стремясь разорвать путы. Может, ему это и удалось бы — ведь у этих пруви, как известно, сила буквально нечеловеческая, — но тут подоспела помощь. Госпожа Хельдер, которая и послала механика на это опасное задание, как и обещала, в решающую минуту оказалась на месте. Появившись в дверях, она выпустила в разведчика одну за другой еще две сети. Он рванулся еще раз, пошатнулся — и рухнул на пол.
— Ну вот и все, Питер, — сказала Анна, входя в отсек. — Теперь, надеюсь, ты успокоишься. Будь ты супи, ты, пожалуй, мог бы еще преподнести нам какой-нибудь сюрприз, но ты же у нас не супи.
— Положите его на эту тележку, — скомандовала она, повернувшись к Кийту и Петричу. — И собаку тоже.
— Зачем их куда-то везти? — удивился доктор. — Давайте я введу ему успокоительное посильнее, положим в хирургический бокс, и пусть спит до самого Ареса. А там пусть полиция с ним разбирается. А пса надо в морг — он мертв.
— Я же вам объясняла — он взбесился! — воскликнула Анна. — Внезапно набросился на меня, я еле вырвалась. А потом голыми руками порвал силовой кабель и кучу труб. С разведчиками-пруви, долго пробывшими в космосе, такое бывает. Это не лечится, понимаете? И ваши успокоительные, доктор, для него все равно что вода. Он вырвется из любых пут, порвет все запоры — и убьет всех на борту!
— Но вы же сами только что сказали, что ему не вырваться! — возразил Петрич.
— Хватит болтать! — произнесла Анна Хельдер. Кийт никогда не слышал у нее такого голоса — свистящего, похожего скорее на шепот. Она взмахнула рукой — и доктор, не успев высказать новых возражений, рухнул на пол.
— Помоги мне! — приказала она Кийту, и сказано это было так, что механик безропотно повиновался. Вместе они погрузили разведчика, врача и мертвого пса на тележку и покатили ее в сторону кормы.
Кийт вначале думал, что они направляются на склад, но вскоре понял, что ошибся. Их путь закончился в глухом конце коридора, перекрытом стальной плитой. Анна нажала кнопку на панели, плита ушла в потолок, и они оказались в небольшом пустом помещении. Это был тамбур возле служебного люка. Отсюда в экстренных случаях производился выход из корабля в пространство — например, если по какой-то причине выходили из строя наружные антенны или нужно было осмотреть дюзы.
Кийт направил тележку к шкафам, в которых хранились скафандры, но Анна остановила его.
— Не нужно, — сказала она. — Поставь здесь, возле люка.
Петр Кийт был человек исполнительный и никогда не перечил хозяевам, но тут он не выдержал.
— Я думал, вы хотите пристегнуть его к кораблю, — он указал на разведчика, — и держать снаружи, пока не прибудет полиция, но как же без скафандра? И что будет с доктором? Что вы собираетесь делать?
— Как ты все-таки глуп… — задумчиво произнесла Анна, глядя на механика. — Я-то думала, ты уже догадался. Нет, видимо, с тобой не получится. А я надеялась…
— Что не получится? — спросил механик.
— Уже неважно, — сказала Анна Хельдер.
Кийт хотел сказать, что, если он что сделал не так, еще не поздно исправить, но не успел — рука хозяйки ударила его в грудь; вроде бы не сильно, но дыхание пресеклось, сердце остановилось, и механик рухнул на пол.
— Жаль… Такой молодой, здоровый… Мог бы получиться… — пробормотала Анна.
Она легко, словно пушинку, подняла механика и взвалила его на тележку рядом с доктором. Программа, вложенная в нее две недели назад, начала работать. Тело налилось силой, мышцы были готовы выполнить любую команду. Ей хотелось подкрасться к врагам, вступить в схватку с пятью, шестью — неважно, сил хватит, — убить их одного за другим… Ну да ничего, скоро ей все это предстоит. А пока можно немного потерпеть.
Она надела легкий скафандр и подошла к Мельнику.
— Ну вот и все, Питер, — сказала она. — Сейчас ты умрешь. Может, это даже лучше, что ты не задохнулся там, в кресле. Ты умрешь, как и подобает разведчику, — в пространстве. Вид у тебя, правда, будет не очень возвышенный, но ведь никто особенно глазеть там на тебя не будет, верно? Ты ничего не хочешь сказать мне на прощанье, а, Питер? Может, что-то передать для Элен?
Разведчик молча смотрел на нее.
— Не хочешь говорить? — словно бы с сожалением произнесла Анна. — Ну тогда прощай.
Она надвинула шлем, открыла люк и с силой толкнула тележку вперед.
Глава 23. МАЯК
Когда-то очень давно, когда программирование пруви пятого уровня Питера Мельника близилось к окончанию, его вызвал мастер. Без долгих предисловий Софийский сообщил курсанту Мельнику, что хотел бы испробовать на нем новую, только что разработанную методику. Суть ее заключалась в наделении пруви высшего уровня отдельными системами, присущими супи, — но без превращения его в сверхнатурала в целом. В результате должен был получиться пруви неизвестного ранее шестого уровня — обладающий силой, регенеративными и сенсорными возможностями супи, но не утративший человеческих эмоций и переживаний. Мельник, как сказал в заключение Софийский, — первый, кому он предлагает этот вариант.
Мельник спросил, как мастер оценивает шансы на успех. Софийский сообщил, что шансы не слишком велики — примерно 40 процентов. А что его ждет в случае, если методика окажется ошибочной, продолжал допытываться юный пруви. А вот этого, признался мастер, никто не знает. Возможно, все ограничится тяжелой болезнью — вернее, целым комплексом болезней, — после которых испытуемый вернется к исходному состоянию. Но возможны и другие, худшие сценарии. Он, Софийский, никогда не стал бы подвергать своего курсанта такому риску, если бы не тревога, которую он испытывает в связи с супи, что выходят сейчас из стен некоторых расположенных на Краю лабораторий. Он предвидит угрозу, которую могут представлять для человечества эти наделенные необычайными возможностями и при этом лишенные всякой человеческой мотивации существа. И хотел бы, чтобы был кто-то, кто сможет дать им отпор.
