Александр Золотько - Прощай, Америка!
Запасной выход из бункера выводил к реке. Трансформаторная будка была настоящей, один из трансформаторов сдвигался в сторону рычагом, открывая люк. Выбравшись, Лукаш оглянулся – снаружи и не заметишь. Умели раньше строить. Дверь будки открывалась и изнутри тоже, Лукаш провернул ключ в замке и вышел наружу.
Снаружи, оказывается, дул ветер. И еще как дул!
Несло бумаги, листья, ветки, пластиковые бутылки. И тучи по небу неслись, словно улепетывали от чего-то неимоверно страшного.
Пахло гарью.
Издалека донеслись звуки выстрелов. Стреляли очередями. Над городом поднималось несколько дымных столбов. Лукаш посмотрел вправо, на мемориальный мост Франсиса Кейса. Машин на нем не было. Лодки и катера, во множестве пришвартованные к берегу и причалам, бились друг о друга, хрустело и лязгало, но никто не бежал их растаскивать. Больших яхт не было, те, у кого имелись большие яхты, давно уже уплыли на них туда, где нет угрозы гражданской войны.
Волны с яростью бились о берег, словно были морскими, да еще во время урагана…
– Весело, – сказал Лукаш. – А мне ведь хотелось просто мелкого дождика. Мелкого прохладного…
Дерево неподалеку вдруг дернулось и с протяжным хрустом легло на землю, вывернув наружу свои корни.
Лукаш достал из кармана телефон. Не Смита, мало ли, на что завешен у хитрого старика аппарат, может, выйдя в сеть, он сразу подаст сигнал тревоги? У безвременно погибшего Тома оказался вполне приличный одноразовый телефон. Он его не выключал именно потому, что никто не мог отследить номер одноразового аппарата.
Молодец, Том, просто молодец! Лукаш набрал номер Петровича и отошел за трансформаторную будку.
Не бегать же ему, в конце концов, до самой смерти, как предлагал Колоухин.
– Да, – сказал Петрович в трубке.
– Это я, – сказал Лукаш и сел на пороге трансформаторной будки.
– О как… – удивился Петрович. – Живой?
– А то…
– А мы тут с Николашей поспорили… Я сказал, что тебя грохнут, а он… он сказал, что тебя и рельсом не убьешь… Снова повезло?
– Пошел ты… – буркнул Лукаш. – Ты можешь меня забрать отсюда?
– Могу, – не переспрашивая, откуда именно нужно забирать, сказал Петрович. – Через десять минут буду.
Через десять минут… Это значит, что каким-то образом Петрович все-таки Лукаша отследил. Не до самого бункера, но…
«…Тебя не отпустят, – сказал генерал. – И убивать не станут, если ты продемонстрируешь верность и ловкость… только сначала – ловкость, а потом уж – верность, не перепутай… не тридцать седьмой же год на дворе, просто так даже в Конторе не убивают… отправить на смерть – да, наказать за нарушение – да… за предательство, – подсказал Лукаш, – за предательство, подтвердил генерал… так что, все в твоих руках… ты, главное, домой не возвращайся… пока ты здесь… в Штатах, ты нужен… а если вернешься… ну, ты понял… сам находи себе дело, будь самым необходимым… незаменимым… Шахерезаду помнишь?.. вот так и ты, никогда не доводи свою историю до конца, всегда оставляй продолжение… всегда…»
– Вот ты где! – сказал Петрович и подошел к Лукашу.
– И где у меня жучок? – не здороваясь, спросил Лукаш. – Неужели засунули в рану?
Лукаш постучал пальцем по заскорузлой от крови повязке.
– Угадал, – Петрович сел рядом с Лукашем, подстелив под себя полы пластикового плаща. – А в городе – кошмар…
– Я вижу…
– Ты не понял… В прямом смысле – кошмар, – Петрович достал из-под плаща инфоблок Лукаша, протянул. – Вот, взгляни… Ночью и под утро было несколько взрывов. Все – у негров. Два жилых дома, церковь, офис какой-то общественной организации. Да, «Мазафаку» разгромили… Только в ней убито полтора десятка мальчиков и девочек из обслуги. Всего по предварительным прикидкам погибло более пятидесяти афроамериканцев…
Лукаш включил инфоблок.
…Горит дом, пожарные пытаются загасить огонь, но ветер раздувает его все сильнее…
…Массивная деревянная дверь валяется на тротуаре. Несколько тел перед входом. Мужчины и женщины, негры в цыганских костюмах и в русских косоворотках. Множественные раны, одежда и тела изорваны пулями. Из дверного проема вырываются клубы белого дыма… Крупным планом – табличка, лежащая возле двери. «Собакам и пиндосам»…
…Улица перегорожена горящей машиной, люди бегут вдоль домов, кто-то спотыкается, падает и больше не встает… Пули выбивают крошку из стены дома, расплескивают кровь, попадая в мертвые тела и в тела живых.
…Человека убивают прямо посреди улицы – чернокожие подростки прислонили к дереву белого мужчину и по очереди бьют его ножами… не особо торопясь, не подгоняя смерть – в бедро, в руку, в плечо, в другое бедро… белый кричит, его рот открывается в беззвучном вопле…
…Вешают черного. Петлю закинули на ветку дерева, подогнали какую-то тележку, поставили на нее негра, накинули петлю, рванули тележку в сторону… Тело задергалось, забилось, замерло… Белые парни перевезли тележку к следующему дереву, на котором уже висела петля… привели очередного негра…
…Перестрелка, запись ведется с уличной видеокамеры, качество ролика – ниже среднего. Но видно, как несколько человек, кажется, китайцы, перебегая от дерева к дереву и прячась за машинами, стреляют в других людей, чернокожих. Среди афроамериканцев двое или трое в полицейской форме…
…Танк медленно ползет по улице, давя машины. Сзади из подъезда выбегает человек… швыряет в танк бутылку с бензином. Вспышка, огонь стекает по броне, пулемет на танковой башне разворачивается и успевает срезать очередью человека, уже почти добежавшего до подъезда… Танк едет дальше, не обращая внимания на огонь…
– Талантливо выбрали место для провокации, – сказал Петрович. – Сколько негров в США? В процентах? Двенадцать процентов. А в Вашингтоне? Чуть больше пятидесяти. Понимаешь? Если сейчас по всей стране начнется, то… Если негры победят здесь, то во всех остальных городах США им достанется… мало не покажется никому…
Лукаш выключил инфоблок.
– Значит, – сказал он, – все? Ты говорил по поводу единой и неделимой Америки… Все? Теперь уже ничего нельзя поделать?
– Почему нельзя? Армия себя еще не проявила. Очень хочет, но еще пока сдерживается. Нужно, чтобы все поняли опасность происходящего. И тогда оценят действия военных, – Петрович потер лицо ладонями. – Ни хрена я сегодня не выспался…
– За мной, бедняжка, бегал, жизнь мне спасал? – спросил Лукаш с невеселой улыбкой. – А врал, что не сможешь вмешаться…
– Я и не смог, – сказал Петрович. – Почти всю ночь просидел в посольстве, демонстрируя невмешательство и строгую дисциплину. За сигналом от твоего жучка следил, да, но сугубо из меркантильных соображений, даже посол согласился, что вещь дорогая в тебе, ценная, да и если ее при вскрытии твоего трупа найдут, то возникнет много лишних вопросов. Мне удалось посла уболтать, и мы с ребятами держались от тебя неподалеку… Когда там началась стрельба, а потом сигнал вдруг исчез, я прям весь переволновался, это ж за технику отчитываться придется…
– А кто же тогда напал на Смита? – не то чтобы Лукаша это сильно волновало, его сейчас ничего не могло удивить или заинтересовать.
– А где он, кстати?
– В бункере, там, – Лукаш указал правой рукой вовнутрь трансформаторной будки, заметил, наконец, что рука у него в крови, и попытался вытереть ее об одежду. – Ты не ответил на мой вопрос – кто напал на Смита?
– Твой знакомый – Краузе. Он и его люди.
Так вот почему так многозначителен был Краузе при прощании со Смитом. До свидания, значит? То есть, если бы Смит тогда сказал, что Краузе ему еще нужен, что вот тебе деньги, Андре, и обеспечь мне охрану объекта, то все вышло бы по-другому? Бедный жадный Джон Смит…
– Но это же ты заплатил Краузе, – сказал Лукаш. – Сколько он взял?
– Сто тысяч евро, – Петрович зевнул. – Только нанял его не я… Меня бы распяли, если бы я только попытался… Твои разговоры со Смитом я слышал, но ничем помочь…
– Даже не собирался, – подхватил Лукаш. – Сука.
– Не без того, – сказал Петрович, – не без того…
– Так кто же мой богатый спаситель? – крикнул Лукаш, ветер еще усилился, и его приходилось перекрикивать.
– Так Джонни… Он как только увидел, что в клуб прибыл Краузе, так сразу бросился ко мне, стал рассказывать, что это за тобой, что тебя нужно спасать… Я ему объяснил, что никто тебя спасать не будет… В общем, он ушел и сам принял решение. Деньги у него были с собой, как я понимаю. Ирокезы у него их не взяли, вот он их Краузе и отдал…
– Нужно вернуть деньги ему, – сказал Лукаш.
Взрыв. Еще один. Россыпь близких выстрелов.
– С каких это делов я ему что-то должен возвращать? – удивился Петрович. – Это его личные дела. При чем здесь я?
