Станислав Сергеев - Товарищ жандарм
— Сзади!
Раздался сдвоенный выстрел. БУХ-БУХ. Корнет свалился на землю. Тут же снова загрохотали выстрелы. Любкин, получив пулю в спину, покатился по лестнице, утянув меня и пленного за собой.
Я выхватил ПМ, отполз поближе к карете, и, увидев бегущих ко мне троих вооруженных людей, освещаемых светом факелов, встал на одно колено и, не раздумывая, как в тире, открыл огонь на поражение. БАМ. БАМ. БАМ. Один, получив пулю в грудь, нелепо взмахнув руками, по инерции покатился по лестнице, двое спрятались за колоннами и почти синхронно разрядили пистолеты в нашу сторону, на пару мгновений скрывшись в густых клубах порохового дыма. Я снова выстрелил наугад и, схватив за руку стонущего сотника, попытался покинуть сектор обстрела противника. Из-за кареты выскочили еще двое, с прикрытыми масками лицами и в плащах. БУХ. БУХ. Глухо захлопали старинные пистолеты. БАМ. БАМ. Уже почти наугад я палил в темные силуэты. Один, споткнулся и громко закричал, катаясь по земле зажимая простреленную ногу, второй, отбросив разряженный пистолет, отскочил обратно за карету, выхватив из ножен клинок, и снова бросился на меня. К нему на помощь присоединились те двое, что прятались за колоннами, тоже вооруженные холодным оружием. Чуть в стороне что-то громко хлопнуло, и улицу на пару мгновений осветила неяркая вспышка. Тут же заржала раненая лошадь. Еще громкий хлопок. Это походило на взрывы местных гранат, начиненных дымным порохом. Нападающие чуть пригнулись и остановились, услышав взрывы, но, разглядев меня сквозь клубы дыма, снова бросились в атаку.
БАМ! Ближайший покатился по лестнице. БАМ! Второй упал. БУХ. Что-то сильно ударило в руку, выбив разряженный пистолет, и я чуть не лишился сознания от дикой боли. БУХ. Удар в грудь, и меня кинуло на спину. БУХ. И что-то очень сильно бьет в лицо, в нижнюю челюсть, и я не могу кричать, захлебываясь кровью. Сознание я не потерял и увидел, как подбежавший нападающий замахнулся клинком и тут же его выронил, упал на колени и завалился рядом. Со стороны крыльца знакомо короткими очередями грохотал автомат Калашникова.
От потери крови и болевого шока я начал терять сознание, когда передо мной появился тот давнишний немец с АКМСом в руках, и, сморщившись, увидев мои раны, начал хлопотать рядом, останавливая кровь, приговаривая:
— Тихо, тихо, товарищ. Терпи.
Я не мог говорить, нижняя челюсть меня не слушалась. Вокруг уже стали собираться и галдеть люди. В последних проблесках сознания я запомнил лицо Наташи Станкевич, которая срывала зубами упаковку со шприца-тюбика…
Эпилог
4 октября 1853 года. Сражение уже шло третий час, и турецкие войска, пользуясь численным превосходством, перешли в решительное наступление, отжимая по фронту с занимаемых позиций два русских полка. Омар-паша, бывший австрийский генерал, перешедший на службу к турецкому султану, увидев подходящий момент, бросил по левому флангу в атаку всю имеющуюся у него в наличии конницу. Русские батареи полевых пушек были почти подавлены, и их огонь не мог нанести серьезных потерь. Наступал решающий момент битвы возле небольшого румынского городка Олтеница.
Грозный топот турецкой кавалерии, надвигающейся как горная лавина, наводил дрожь на тонкую цепочку выстроившихся солдат русского полка, прикрывающего левый фланг. Офицеры, стоящие в одном строю с солдатами, отрывистыми голосами подавали команды.
— Товсь! Целься! Первая шеренга, огонь!
Густые клубы порохового дыма на несколько мгновений закрыли от солдат надвигающуюся конницу, и мало кто успел разглядеть попадавших на землю всадников и лошадей, которые тут же были затоптаны, но это была капля в море, и конная лава неумолимой волной надвигалась на русских воинов.
Чуть в стороне, на возвышении находился молодой артиллерийский капитан, которого постоянно сопровождали четверо казаков охраны. Он долго рассматривал ход битвы в необычный по конструкции бинокль, и, выждав подходящий момент, снял черную трубку с висящего за спиной одного из охранников квадратного металлического ящика с вставленным гибким металлическим прутом, поднес ее к уху и начал что-то кричать, периодически посматривая в бинокль.
Мало кто заметил, как с неба прямо под копыта первых всадников турецкой конницы упала небольшая металлическая капля и вспухла бездымной, но яркой вспышкой, разметав в радиусе пяти саженей все живое.
Капитан Кривошеев, удовлетворенно кивнул, снова что-то прокричал в трубку, и на атакующую кавалерию противника пролился буквально дождь таких смертоносных капель.
Недалеко за холмом, охраняемые казачьей сотней, приписанной к Седьмому отделению личной канцелярии ЕИВ, яростно хлопали шестнадцать 82-мм минометов, покрывая поле, где наступала турецкая конница, ровным слоем разрывов.
Не выдержав смертоносного дождя, турки отступили, оставив за собой поле, заваленное лошадями и всадниками, и в панике бросились обратно, потоптав по дороге идущую за ними пехоту.
Но Кривошеев, которому даны были особые полномочия, не удовлетворившись результатом, перенес огонь на центр, где дело уже дошло до рукопашной схватки. Через минуту такой же смертоносный дождь пролился на подходящее подкрепление турков, которое, пользуясь численным превосходством, должно было довершить прорыв увязших в рукопашной схватке центральных русских полков.
БАХ! БАХ! БАХ! БАХ! Идущее плотными колоннами подкрепление заволокло пылью и дымом. Пятиминутный плотный минометный огонь буквально разметал по земле пятитысячный турецкий отряд. Затем был еще нанесен массированный удар по резерву и по открыто стоящим на прямой наводке полевым батареям противника, и на этом миссия Кривошеева была закончена — весь имеющийся в наличии боекомплект был расстрелян. Оставался еще один, резервный, но его было приказано сохранить на крайний случай.
Благодаря такой своевременной огневой поддержке, турецкие войска, понеся большие потери, отошли, оставив поле боя за русскими. Весь оставшийся день специально проинструктированные казаки облазали все места нанесения минометных налетов в поиске неразорвавшихся мин и, найдя несколько таких, под руководством капитана подорвали толовыми шашками.
На следующий день русские войска отступили, оставив за турками Южную Румынию, но при этом нанеся превосходящему по численности противнику значительные потери в живой силе, не утратили боевого духа и были готовы к новым битвам.
После этого сражения все свидетели первого массированного применения минометов восторженно заговорили о новых «гвардейских императорских мортирах», которые способны перемалывать за минуты целые тысячи солдат неприятеля.
Слышавший эти разговоры капитан Кривошеев ухмылялся и бурчал себе под нос: «Видели бы вы настоящие гвардейские минометы». Так получилось, что, будучи старшим лейтенантом Красной Армии, он воевал в будущем с фашистами и не успел посмотреть на знаменитые «катюши» в действии, но благодаря фильмам, предоставленным ребятами из 2011 года, знал, что это такое, и мечтал когда-нибудь поучаствовать в ударе реактивными минометами. Сейчас, сидя в седле и двигаясь в колонне отступающей, но не побежденной армии, он радовался полученному удовольствию от своей работы и понимал, что находится на своем месте…
Далеко от этих мест, в Тульской губернии, в особом районе, находящемся в управлении Седьмого отделения Личной канцелярии ЕИВ, до сих пор функционировал секретный информационно вычислительный центр, в котором теперь ведущую роль занимала старший оператор электронно-вычислительных машин коллежский секретарь княжна Мария Игоревна Тихвинская. Помимо основной работы, в свободное время она обучала еще трех специально подобранных девушек работе на компьютерной технике и занималась воспитанием маленького Славика, сына полковника Осташева. Каждый раз, когда подходило время открытия окна, она в сопровождении сотника Любкина, который после своего ранения отвечал за ее безопасность, ходили к заветному дубу и ждали появления гостей с той стороны. Прошло уже несколько месяцев с тех памятных событий…
Тогда они готовились очень тщательно к визиту полковника в дом графини Черторыжской. Проверили все подходы, исключили возможность размещения стрелков на соседних домах, проверили все подъехавшие с гостями кареты. Но все равно противник обыграл их. Когда Осташев захватил англичанина и спустил его вниз, где его прикрывали корнет Савин и сотник Любкин, на них напали. Попытка прийти на помощь закончилась тем, что еще трое человек из группы прикрытия были тяжело ранены — противники закидали их ручными гранатами. Правда, они были очень слабенькими и начинены черным порохом, но и этого хватило, чтоб на короткое время получить тактическое преимущество и позволить основной группе добраться до полковника. Если б не вмешательство секретаря прусского посланника, который вовремя открыл огонь, Осташева там бы и добили, но и того, что она увидела, было достаточно, чтобы впасть в отчаянье. Саша, так она про себя называла полковника, был в тяжелом состоянии. Одна пуля, выпущенная в упор, была отражена бронежилетом скрытого ношения, но сила удара была такова, что поломала ребра. Вторая пуля попала в руку и перебила кость, вызвав активное кровотечение. Третья и последняя попала в голову и разворотила всю левую часть лица. Когда они смогли пробиться к месту побоища, где Николаевич с немцем добивали оставшихся в живых нападавших, Маша чуть не упала в обморок и только большим усилием воли смогла удержать себя в руках, увидев, что полковник все еще в сознании. Наташа Станкевич успела сделать какие-то уколы и забинтовать раны, но и она была подавлена. Положение Осташева было тяжелым. Корнет Савин был тяжело ранен, но молодой организм справился, а вот Любкин, получивший пулю в ногу, надолго выбыл из строя.
