Алексей Гравицкий - В зоне тумана
От самого Васьки мало что осталось. По сути, и хоронить нечего, если, конечно, кому-то вступило бы в башку его похоронить.
Я попытался встать, но неудачно. Руки и ноги тряслись. Во всем теле была жуткая слабость. Да еще тошнило до кучи хуже, чем с похмелья. Зато чуть прояснилось в голове и возвращался слух.
- Угрюмый! - звали издалека.
Голос глухой и гулкий. Кто это? Мун? Или Хлюпик?
- Я здесь, - отозвался я.
С удивлением отметил, что и себя тоже слышу как-то странно. Что это? Легкая контузия? Никогда не пробовал на себе, как это, быть контуженным. Так что даже сказать, оно это или нет, не могу.
Сделав над собой усилие, я перевалился на живот и встал на четвереньки.
- Угрюмый! - снова окликнул гулкий голос.
- Да здесь я. Сюда!
Гаркнул так, что почувствовал, как напряглись связки. Значит, громко. Потому что на слух понять, насколько громко кричу, я пока не мог.
Вдалеке проступили два смутных силуэта. Я с трудом поднялся и помахал рукой.
Они увидели меня. Задвигались быстрее. Первым был Хлюпик. Мунлайт отставал от него всего на несколько шагов. Зря сталкер пустил его вперед. Ох, зря. Пошел бы первым, все могло бы выйти по-другому.
Хлюпик шел быстро. Рожа светилась радостью. Увидев меня, он просиял и крикнул:
- Угрюмый!
И устремился вперед. Вот только поравнявшись с останками Кабана, практически наткнувшись на них, вздрогнул и шарахнулся в сторону. Улыбка сползла с него в мгновение ока. А следом слетела ухмылка и с топавшего на два шага позади Муна.
Этот-то чего такой впечатлительный, успел подумать я.
- Стой, дурень! - заорал «впечатлительный» и ринулся вперед, жестко отпихивая Хлюпика плечом.
Тот пошатнулся и, не удержав равновесия, кубарем полетел на землю. Мунлайт остановился как вкопанный. Чуть пошатнувшись корпусом, замер. Что там происходит?
Забыв про боль, тошноту и слабость, я почти побежал навстречу. Откатившийся в сторону Хлюпик поднимался на ноги, непонимающе лупая глазами. На лице Муна тоже было удивление, но с другим оттенком. И в отличие от Хлюпика он не двигался. Как остановился, так и стоял, как памятник Дюку Ришелье.
14
Это трудно было не заметить. Если только ты хоть чуть знаком с зоной. Мун заметил, только поздно. Поздно для того, чтобы обойти. Хлюпик уже ногу занес. Оставалось сделать выбор, и Мун его сделал. Мгновенно, не раздумывая. Но какой ценой.
Он стоял точно в центре аномалии. В центре подрагивающего прозрачного круга диаметром в полметра и высотой чуть повыше колена. Стоял и покачивался, не решаясь, а может быть, не в силах, переставить ногу.
Я подоспел почти одновременно с Хлюпиком. Тот был настроен решительно, и я еще издали рявкнул: «Не приближайся!»
Хлюпик повиновался.
- Что это? - спросил он чуть не плачущим виноватым голосом.
- Хрен его не знает, - отозвался Мун. - Аномалия.
Угу. По внешним признакам, так аномалия, к гадалке не ходи. Только почему она не действует? Или действует?
- Попробуй выйти, - тихо, как мне казалось, сказал я Муну.
- Не ори, Угрюмый, - поморщился он.
- Попробуй выйти, - повторил я. - Только очень осторожно.
- Поучи отца детей делать, - ухмыльнулся он, но в глазах стояло отчаяние. - Если б я мог, уже бы вышел.
- Это я должен был туда попасть, - промямлил Хлюпик.
Дошло наконец. Он туда должен был попасть. Он там практически уже одной ногой стоял. И завяз бы двумя, причем по полной программе, если б не Мунлайт.
- Что чувствуешь? - спросил я у Муна.
- Ничего, - голос его едва заметно вздрогнул. - Ног до колена совсем не чувствую. Как будто их нет. А дальше холод собачий почти до развилки.
- Дай руку! - дернулся к Мунлайту Хлюпик.
- Ну тя нах!
Мун чуть отклонил корпус назад. Легонько качнулся и вернулся в прежнее положение. Как неваляшка.
Я резко развернулся и выкинул вперед кулак, заряжая проявившему активность Хлюпику под дых. Хоть силенок сейчас было немного, ему хватило. Хлюпик сложился пополам и принялся хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
- Не суйся, - прорычал я сквозь зубы.
- Угрюмый, - позвал Мунлайт.
Я посмотрел на него. Он все так же улыбался, но в глазах металась паника и безысходность. Интересно, что бы я делал на его месте? Уж точно не улыбался.
Я кивнул.
- Руку дай, - попросил Мун с издевкой. Я покачал головой.
- Не доверяешь, - ядовито протянул он.
- Да при чем здесь… - начал я и запнулся.
Мун в очередной раз издевался. Даже сейчас. А я в очередной раз купился. Зараза!
- Правильно, - кивнул он. - Это по-честному. Вот что, бери-ка ты Хлюпика, и валите отсюда оба. Надоели.
Я посмотрел ему в глаза. Там больше не было паники, отчаяния или безысходности. Там больше не было испуга или слабости. Только мрачная решимость. Я невольно вздрогнул. Какую силу воли надо иметь, чтобы вот так спокойно, без истерик остаться умирать в гордом одиночестве. Умирать неизвестно как долго и мучительно. И отправлять прочь свою последнюю надежду. С милой улыбкой на лице. Хотя надежда призрачная, но утопающий, говорят, хватается и за соломинку.
Мун не хватался. Он просто все для себя решил.
- Я могу что-то сделать? - глупо спросил я.
- У тебя варежка есть? - ухмыльнулся Мун.
- Какая варежка?
- Яйца мерзнут. Застудить боюсь. Вот была бы варежка, погрел бы, - грубо схохмил Мун и добавил беззлобно. - Идите уже на хрен. Задолбали. Пошли вон.
Хлюпик разогнулся, но все никак не мог продышаться. На глаза навернулись слезы. Не то от впечатлительности, не то я перестарался с силовыми методами воспитания.
Я повернулся к Муну спиной, схватил Хлюпика за предплечье и поволок прочь.
- Отпусти, - прохрипел он. Видимо, я закатал ему все же сильнее, чем надо.
Хлюпик пытался вывернуться. Но хватка у меня, несмотря ни на что, была крепкая. Особенно для него. Главное, утащить его отсюда подальше, чтобы глупостей не наделал.
А Мун силен. Не ожидал. Опять не ожидал. Сколько сюрпризов за один день от одного человека. А мне казалось, что я его неплохо знаю. Какое там! Вообще, если тебе кажется, что ты что-то знаешь, подойди к зеркалу и расскажи тому, кого в нем увидишь, что он дурак. Пусть не обольщается.
Я обернулся. Силуэт Муна уже терялся в тумане. Как много я потерял в своем угрюмом затворничестве. Что-то еще можно наверстать, а что-то упущено навсегда. Вот Мунлайта больше не будет.
Хлюпик устал выдираться. Теперь он не сопротивлялся, шел, словно потерянный. Мне оставалось только тащить его, как козла на веревке. Сзади, чуть приглушенный туманом, послышался задумчивый голос:
Fix me a drink, make it a strong one,
Hey comrade, a drink, make it a long one,
My hands are shaking and my feet are numb,
My head is aching and the bar's going round,
And I'm so down, in this foreign town. [8]
Хлюпик снова задергался. Еще сильнее, чем раньше. Я что есть силы стиснул пальцы, зная, что делаю больно. Очень больно. Но его это не остановило.
- Отпусти! - зашипел он. - Отпусти, Угрюмый!
- Не дергайся, - произнес я таким ледяным тоном, что услышь меня сейчас Мунлайт, попросил бы две варежки и шарфик.
- Ты что, не понимаешь? - Хлюпик задергался еще сильнее. - Ты не понимаешь? Он там из-за меня. Я там должен был быть. Я!
- Ты ему не поможешь. Ему никто не сможет помочь. Я даже не знаю, во что он вляпался. Никогда не слышал о таком.
Хлюпик зарычал и попытался вывернуться. Я понял, что еще немного, и мне не хватит силы его удерживать.
Tonight there's a band, it ain't such a bad one,
Play me a song, don't make it a sad one,
I can't even talk to these Russian girls,
The beer is lousy and the food is worse,
And it's so damn cold, yes it's so damn cold,
I know it's hard to believe,
But I haven't been warm for a week. [9]
- Пусти! - дико заорал Хлюпик и вцепился зубами мне в руку.
Я скрежетнул зубами, едва сдерживаясь, чтоб не заорать, и, памятуя о недавнем опыте, вполсилы засадил ему в ухо. Хлюпик дернулся и безвольно обвис, как будто толкавшая его на подвиги батарейка растратила последний заряд.
Ничего нельзя сделать. Никто ему ничем не поможет. Ни Хлюпик, ни я, ни военные, ни ученые, ни сталкеры. Никто.
Кажется, я говорил это вслух. Наверное, для Хлюпика, который шатался из стороны в сторону и двигался только потому, что я продолжал тащить его вперед с упертостью волжского бурлака. А может, я пытался убедить в этом самого себя.
А в спину все неслось:
Moonlight and vodka, takes me away,
Midnight in Moscow is lunchtime in L.A.
Ooh play, boys, play…
Я еще долго слышал эту песню. Даже когда мы ушли на такое расстояние, что услышать Мунлайта было в принципе невозможно. Даже если б он решил орать во весь голос в мегафон.
Туман рассеивался. Скоро его не осталось почти что вовсе. Лишь легкое напоминание. Тогда я остановился, отпустил Хлюпика и без сил опустился на землю. Усталость навалилась новой волной. Болело подранное плечо, ныла нога, гудело в голове и звенело в ушах.
