Нефритовый город - Фонда Ли

– Убить человека с таким количеством нефрита, как у Колосса? Да два пацана, и стрелять толком не умеющие, не уложили бы его, даже выпустив две обоймы «фулли»! Мы рассчитывали, что вы вызовете панику, может, зацепите пару зевак, а если повезет – улизнете живыми. Я даже представить не могу, как так вышло, что ты это сделал, как ты сюда добрался… – Мадт пораженно умолк, а потом схватил Беро за руку и потащил в подсобку, заваленную ящиками, документами и чистящими средствами.

Беро выдернул руку.

– Ты чего?

Мадт открыл дверь кладовки. Он отодвинул тумбочку на колесиках и закатал ковер, под которым в полу оказался люк.

– Он уже звонил, спрашивал, не пришли ли вы, – сказал Мадт, потянул за большое латунное кольцо и открыл люк. – Он может прийти с минуту на минуту. Если он найдет тебя здесь, я покойник, кеке. Если тебе повезет, тебя просто убьют за то, что ты все изгадил. А если нет, отдадут Равнинным как подношение. Хотя для этого, наверное, уже слишком поздно, говорят, Штырь Равнинных уже встал на тропу войны…

– То есть, по-твоему, я должен бежать?

– Боги, да у тебя и правда не все дома, – пробормотал Мадт. Он указал на открытый люк. – Кажется, никто не видел, как ты вошел, и лучше, чтобы никто не видел тебя и уходящим. Тоннель ведет под Летним парком и выходит у берега. На редкость полезен для контрабанды, и в это время года в нем сухо. Если ты такой везучий, что до сих пор жив, может, повезет и убраться из Жанлуна.

– Из Жанлуна? – воскликнул Беро. – Но как?

– В этом я тебе не помощник, кеке. Это самое большее, что я могу сделать. Если Горные обнаружат, что я тебе помог, для начала они отрежут мне язык. – Он побледнел. – Прощай, нефрит, прощай «сияние», прощай, твердая пища.

Беро недоверчиво прищурился.

– Тогда почему ты это делаешь?

Мадт помедлил и посмотрел на Беро так, будто и сам задает себе этот вопрос. Потом поморщился, словно не знает ответа.

– Ты принес мне кучу денег и ни разу не попался, хотя большинство остальных попались, а потом, каким-то чудом, я даже представить не могу, каким образом, убил Коула Лана и отделался всего лишь повязкой на руке. Не знаю, в чем дело, кеке, но боги явно одарили тебя везением, и я не хочу им противоречить. Ни за что. – Он указал на ведущую вниз лестницу. – А теперь иди, пока я не передумал.

Беро не мог поверить в происходящее. Он все сделал правильно, использовал каждый шанс, был смел, когда другие трусили, – и что в итоге? Чуть раньше он считал себя почти неуязвимым, не сомневаясь, что вот-вот получит заслуженную награду. А теперь понял, что это всего лишь кошмарная насмешка. Он раздумывал, не отказаться ли уходить. Он подождал бы Зеленую Кость с эспаньолкой здесь, в подсобке «Еще послужит», и потребовал бы у него свое.

Но все же Мадт был прав. Беро удивительно везло, и лучше этому не перечить. Как что-то подсказало ему вчера вечером следовать за Коулом, так и сейчас он понял, что если останется, то не проживет достаточно долго, чтобы вновь попытать удачу.

Он заглянул в тоннель.

– Там темно, – возмутился Беро.

Мадт сунул ему фонарик, и Беро включил его. Когда он спустился на последнюю ступеньку, Мадт захлопнул люк, и Беро спрыгнул. Он услышал, как Мадт ставит тумбочку на прежнее место, и внезапно его горло сжала паника. А если это не путь к спасению, а ловушка? Что, если Мадт заманил его сюда, чтобы потом передать одному из кланов или просто оставить умирать?

Беро посветил фонариком вокруг. Луч трясся от его страха, танцевал по безымянным коробкам и ящикам. Видимо, здесь Мадт хранил самую ценную контрабанду. При других обстоятельствах Беро непременно открыл бы их и взглянул, но когда желтый кружок света прошелся по ближайшим ящикам и исчез в длинном, манящем тоннеле, по венам Беро растеклось облегчение, и он поспешил туда, прочь от ненавистной мысли, что он снова все испортил.

Глава 36. Пусть его узнают боги

«По крайней мере, хоть дождь прекратился», – подумал Хило.

Траурная процессия на похоронах Лана растянулась по улицам до семейной усыпальницы на кладбище парка Вдов, неподалеку от Академии Коула Душурона. Никто не ожидал нападения – прервать последний смертный путь Зеленой Кости означало навлечь на себя страшное невезение, но напряжение буквально висело в воздухе, опустившись над кладбищем, как густые осенние тучи. Пока кланы хоронили мертвых, Жанлун погрузился в четыре дня иллюзорного спокойствия. Равнинные вернули тела перебитых в игорных домах Зеленых Костей, чтобы Горные могли совершить прощальные церемонии. Чтобы почтить Коула Лана, внука Факела, Колосса клана, в окнах домов и магазинов на территории Равнинных вывесили ритуальные лампы, указывающие путь душе, – пусть боги его узнают.

Хило несколько часов шел сразу за катафалком. Шаэ и Маик Кен, только что назначенный Штырем, шли за его спиной. За ними следовали главы других выдающихся семей клана – Кулаки, Барышники или Фонарщики, – а после них тянулась длинная вереница преданных сторонников клана, желающих отдать дать уважения. Где-то там шли Вен и Тар. Хило предпочел бы, чтобы она находилась рядом с ним, но они еще не были женаты, свадьбу отложили на неопределенный срок. Вместо того чтобы планировать свадьбу, теперь он хоронил брата.

Обычно до похорон члены семьи два дня и две ночи молчаливо сидели у завернутого в белую ткань гроба, а перед этими событиями Хило спал едва ли по четыре часа, так что его истощение достигло предела. Каждые несколько минут похоронные гонги и барабаны перед катафалком издавали чудовищный грохот, привлекая внимание богов к тому, что Лан приближается к миру духов, и Хило, покачиваясь, двигался дальше. Считается, что во время бдений у тела усопшего нельзя разговаривать или спать, потому что если дух покойного должен передать последнее сообщение, то именно в этот период. Если ничего не произойдет, это означает, что близкий человек спокойно покинул этот мир.

По мнению Хило, это еще одно доказательство, что ритуалы – сплошное дерьмо. Если дух Лана еще здесь, то он точно неспокоен, и ему есть что сказать брату. Никакой ты не Колосс, сказал бы он. Я был рожден для этого, готовился к этому, и посмотри – я из-за этого погиб. Думаешь, у тебя лучше получится? Дедушка всегда говорил, что ты годишься только для резни.

– Замолчи, – пробормотал Хило, хотя и знал, что говорит не с Ланом, а с собственными страхами, обретшими голос брата.

Прошлой бессонной ночью, охваченный минутной суеверной слабостью, Хило обхватил ладонями рукоять сабли Лана и напряг Чутье, так что в голове загудели десятки аур и сотни бьющихся сердец. Но он не почувствовал и намека на присутствие Лана. Дух не появился и не заговорил с ним во время бдений, даже чтобы просто сказать: «Не волнуйся, брат, ты скоро ко мне присоединишься».

Наконец они добрались до кладбища. Катафалк медленно поднимался по склону, к тому месту, где рядом с семейным памятником из зеленого мрамора, под которым лежали отец Хило и его предшественники, выкопали новую могилу. Там ожидали три монаха-дейтиста в белых похоронных одеяниях, чтобы совершить последние обряды. Мать Хило стояла рядом с Коулом Сеном – он сидел у могилы в кресле, Кьянла держала над ним зонтик от солнца, хотя небо было затянуло облаками. Они приехали раньше процессии. Коул Ван Риа, прибывшая из дома в Марении, стояла в понурой позе человека, давно переставшего задавать вопросы или бороться, ее печальные глаза были пусты, как у старой куклы. Патриарх не шевелился, крючковатые пальцы сжимали подлокотники кресла, словно утонувшие в глине корни дерева.

Хило обнял мать, но ее руки остались вялыми, она как будто едва его заметила. Лан был самым ответственным из ее детей, больше, чем оставшиеся двое, вместе взятые.

– Я люблю тебя, мама, – сказал Хило.

Она не ответила. Седина в ее волосах стала выделяться заметнее, в белом похоронном платье мать выглядела бесформенной. Вероятно, из всех членов семьи она испытала самое большое потрясение. Хило сомневался, что Лан подробно рассказывал матери о ситуации между кланами. Виня себя в неведении, теперь она испытывала сильнейшую боль, и Хило отметил для себя, что нужно перевезти ее ближе к семье или нанять ей в Марении прислугу.