Василий Гавриленко - Теплая птица
-Бросай.
Рука Марины разжимается, Серебристая Рыбка летит на сковороду, подскакивает и замирает на красном железе, медленно превращаясь в уголь.
Палач срывает противогаз».
Киркоров!
Я сел на постели.
Совсем забыл про Киркорова!
Я представил: Киркоров и Марина прячутся от особистов в бункере – вдвоем, плечом к плечу, дыханье к дыханию. Рука Киркорова на Марининой талии… Нет, - этого быть не может, она скорее умрет, чем даст этому ублюдку прикоснуться к себе.
Черт подери, да где же утро?!
У двери раздался шум. Я вскочил.
Свет хлынул в комнату, скомкал ночь и отбросил в угол.
-На выход, - сказал появившийся на пороге конвоир. В руке он держал тяжелый амбарный замок.
Мне захотелось броситься на этого человека, обнять его, а затем – убить, или наоборот, - сначала убить, потом обнять.
Конвоир насмешливо оглядел меня.
-Тяжелая ночка?
-Пошел ты.
Он ухмыльнулся, обнажив ряд желтых мокрых зубов.
-Трибунал ждет.
-Мне надо посрать, - буркнул я.
-Валяй. Только скорее.
Сквозь щели в двери дощатого сортира я видел затылок конвоира, видел двух стрелков, стоящих поодаль. Есть ли хоть малейшая возможность сбежать?
Нет такой возможности.
Ну что заставило меня прийти сюда, рисковать Теплой Птицей? Игрок Андрей никогда не поступил бы так.
-Эй!
Доски скрипнули под ударом кулака.
Я отворил дверь и вышел из сортира.
-Руки за спину, - приказал конвоир.
Я повиновался.
3
ВОСПОМИНАНИЕ О ПАШЕ
Сначала я не видел лиц людей, сидящих передо мной, – только три темные фигуры за длинным столом. Затем под потолком, моргнув, вспыхнула лампочка, осветив неширокое квадратное помещение без окон, большую часть которого занимал стол. Два мужчины и женщина смотрели на меня. Прежде я никого из них не видел.
За спинами членов трибунала – знакомый зеленый плакат «Будущее зависит от тебя». Вот сейчас, - как никогда – не зависит.
-Конунг Ахмат, прошу вас, сделайте шаг вперед, - сказала женщина. Голос у нее был мягкий, лицо широкое, доброе.
Я замешкался. Конвоир подтолкнул меня в спину.
Очутившись посреди комнаты под перекрестным огнем взглядов, я ощутил, как зашевелился в душе холодный страх.
За спиной хлопнула дверь: конвоир удалился.
-Начнем, пожалуй? – обратился к женщине один из мужчин с длинным, как у лошади, лицом и высовывающимися из-под верхней губы черными пеньками зубов.
Женщина кивнула.
Второй мужчина поднялся. Это был широкоплечий бритоголовый бугай. Черная кожанка, заскорузлая и грязная, плотно облегала могучий торс.
-Ты конунг Ахмат? – спросил он.
-Полагаю, что я.
-Отвечай «да» или «нет», - рявкнул лошадиное лицо.
-Да.
-Ты принял на себя команду отрядом?
-Да.
-И вернулся на Базу без него?
-Да.
Бугай удовлетворенно кивнул и опустился на стул. Лошадиное лицо застрочил что-то в блокноте. Женщина участливо смотрела на меня.
-Ну, расскажи нам, как это произошло.
Вспомнилось наивное любопытство конунга Сергея – тогда я ушел от ответа, но едва ли такое возможно сейчас.
-Это произошло в Твери.
Лошадиное лицо прекратил скрипеть ручкой по бумаге и поднял голову.
Я коротко рассказал этим людям о путешествии моего отряда в Тверь, о Поляне, о ЧП. Они слушали не перебивая. На лицах не отражалось ровным счетом ничего. Но когда я упомянул о питерах, брови бугая полезли на лоб, лошадиное лицо крякнул, а женщина переспросила, словно не расслышав:
-Питеры? В Твери?
-Так точно.
-Продолжай! – нетерпеливо перебил бугай.
-Мой отряд столкнулся с одним отрядом питеров - отрядом конунга Кляйнберга, но думаю, в Твери могли находиться и другие. Мы угодили в западню, и Кляйнберг предложил разрешить ситуацию с помощью поединка. От нас вызвался Зубов…
-Хороший выбор, - вставил лошадиное лицо.
-Питеры же выставили мутанта…
-Что?! – бугай вскочил. – Это не по правилам.
-Я сказал Кляйнбергу ровно то же. Но он…
Я развел руками.
Члены трибунала смотрели с явным сочувствием.
-Итак, - женщина кашлянула, отпив из кружки. – Итак, твой боец, разумеется, проиграл – что дальше?
Не знаю, что на меня нашло, но я рассказал им правду. Рассказал, как жутко слышать за спиной ровное дыхание бегущего мутанта, как бьется и трепещет за ребрами Теплая Птица, когда он приближается к тебе в тупике – без единой эмоции на лице, напоминающем выдернутое из груди сердце.
Я умолк, чувствуя, - больше не могу: так свежо еще воспоминанье.
На лицах мужчин отразилось все. Мне не нужно быть ими, чтобы понять – они только что, вместе со мной, находились там, в Твери, в заснеженном тупичке, глядели в красноватые глаза мутанта.
-Впечатляюще, - проговорил лошадиное лицо. – Но как ты спасся от Паши?
Этот вопрос застал меня врасплох. Помедлив, я ответил:
-Паша почему-то развернулся и ушел, словно услышал зов.
-Зов?
-Да, именно.
Члены трибунала некоторое время молча разглядывали меня, затем лошадиное лицо сказал:
-Впрочем, мотивировки мутантов еще не до конца изучены…
-Я, если честно, ни разу эту тварь не видел, - признался бугай.
Женщина бросила на него строгий взгляд.
-Не превращайте трибунал в балаган.
-Не буду.
Бугай прикрыл рот широкой ладонью.
-Ваш рассказ, конунг, - женщина повернулась ко мне, – представляет определенный интерес. Столкновение с питерами, это, безусловно, прецедент.
-Который, - подал голос лошадиное лицо, – безусловно, выходит за рамки нашей компетенции.
-Не думаю.
Лошадиное лицо воззрился на женщину с нескрываемым удивлением. Та и бровью не повела:
-Согласна, в компетенцию трибунала не входит обсуждение столкновения с питерами - здесь решение принимает исключительно Лорд-мэр. Однако, вынести вердикт в соответствии с Уставом Наказаний, исходя из анализа стратегических действий конунга, мы можем. И даже обязаны.
-Но…
-У вас есть возражения?
Лошадиное лицо осекся и покачал головой.
-Конвоир, - крикнула женщина. – Выведите!
Я маялся перед запертой дверью, из-за которой глухо доносились голоса. Что они там обсуждают? Что вообще здесь можно обсуждать? Отряд москвитов столкнулся с отрядом питеров на своей законной территории, был атакован и истреблен. А они упражняются в чесании языков. Как жаль, что отца Никодима нет на Второй Базе!
-Жим-жим?
-Что?
-Спрашиваю - дрожат поджилки? – ухмыльнулся конвоир.
-А, это. Да, дрожат, – признался я. – Жим-жим.
-Впускай! – донеслось из-за двери.
Я вошел в комнату. Что-то в ней изменилось. Лошадиное лицо ковырял длинным желтым ногтем крышку стола; бугай разглядывал кружащихся вокруг лампочки мух. Лишь женщина открыто и прямо смотрела на меня: в ее лице отчетливо читалось сознание исполненного долга.
-Конунг Ахмат, - произнесла она, поднявшись со стула, - трибунал Московской резервации, взвесив все за и против, опираясь на Устав Наказаний, властью, данной ему Лорд-мэром.
-Слава Лорд-мэру, - глухо отозвались лошадиное лицо и бугай.
-Вынес приговор, являющийся безусловным воплощением судебного принципа Московской резервации – «Будущее зависит от тебя». Конунг Ахмат, вы приговорены к казни через повешенье.
-Что?
-Приговор должен быть приведен в исполнение публично в назидание тем, кто недобросовестно исполняет свои обязанности.
-Что ты такое лепечешь? - процедил я. – А вы, - окинул взглядом остальных членов трибунала, – вы чего молчите? Это не суд, а позор!
Лицо женщины, до этого мягкое, сделалось жестким.
-Это не суд и не судилище, бывший конунг, это трибунал Московской резервации. Тебе ясно?
-Заткнись, бл.дь, - заорал я, уже не сдерживая переполнивший меня страх. – Ты была в Твери, сука? Была? Ты видела Пашу?
-Конвоир!
Ударом в челюсть я сшиб с ног вбежавшего в дверь стрелка.
-Мне нужно поговорить с отцом Никодимом, слышите?
Бугай вскочил из-за стола.
-Не надо, конунг.
-Где отец Никодим?
Бугай кинулся на меня, придавив к стене так, что затрещали ребра. В помещение вбежали два стрелка. Один принялся хлопать по щекам лежащего на полу конвоира, другой стал помогать бугаю.
