Уильям Форстчен - Солдаты
Ганс кивнул, но ничего не сказал. Не было никакой надежды даже пытаться превратить этих людей в обученные кадры, это займет недели, месяцы, а также нужны месяцы, чтобы просто кормить их надлежащим образом. Хотя в это было трудно поверить, он чувствовал, что они на самом деле выглядели даже хуже чем, он год назад после всех испытаний. Простое знание того, что наступило в этот день, даст им мужество броситься в последнее неистовое безумие.
— Ганс, они подготовились для этого дня, ты знал об этом?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты думаешь, что мы были единственными? — осклабился Кетсвана, когда он протянул руку и переместил Ганса в сторону, поскольку мимо них, медленно перемещаясь, прошла рабочая бригада, несущая ящик боеприпасов для бантагских винтовок, они сделали паузу, приостановившись около пары, жующей пищу, чтобы те могли захватить несколько дюжин патронов перед тем, как идти дальше.
— Ганс, их, вместе взятых, соединяет целая сеть. Известие о нашем побеге год назад распространилось от одного конца империи Чинов до другого. Они говорят, что даже люди к северу в землях Ниппона знали об этом. «Слова ветра» об этом восстании также прорываются в Ниппон. Бантаги не могут искоренить их. Ганс, ты здесь — что-то вроде бога.
— Что?
— Легенды о том, что мы вернемся, что мы не позволим им быть уничтоженными. Они правы, ты знаешь.
— Ну да.
Он грустно долго смотрел на бригаду, состоящую из скелетообразных чинов, работающую над тем, чтобы подкатить полевое орудие на место так, чтобы оно не упало из-за отдачи с платформы сразу же после первого же выстрела.
— Таким образом, у них была сеть, каждый лагерь соединялся вместе с другими посредством железнодорожных бригад и путевых рабочих. Телеграфисты держали лидеров в курсе всего, что делали бантаги. Со слухами, охватившими город — о том, что республика сдалась, они по-настоящему собирались попытаться организовать массовое восстание даже прежде, чем мы полетели в Сиань.
— Безумие.
— Ну а что еще они могли сделать? Даже если бы они обменяли жизни сто к одному, они бы в итоге встряхнули положение на севере. Они знали только, так же как это знали и мы, что как только война будет закончена, они все будут безжалостно убиты. Некоторые говорили о необходимости двигаться к лагерным стоянкам к югу отсюда.
— Что?
— Там старики, женщины и дети бантагов.
Он ничего не сказал, темное отталкивающее намерение.
— Они говорят, что там расположились сто тысяч юрт, меньше чем в тридцати милях отсюда.
Идея, о которой говорил Кетсвана, вызвала у Ганса озноб, и он покачал головой, заставляя его замолчать.
Кетсвана жестом показал Гансу идти вперед, после того как мимо прошла последняя из бригад по переноске боеприпасов, поднимающих наверх снаряды для полевых пушек. Добравшись до угла здания литейного цеха, Ганс поднялся на выступающую смотровую площадку и втянул в себя воздух.
Вражеские войска наступали. Они все еще находились на расстоянии нескольких миль, но в прохладном утреннем воздухе они резко выделялись. Они не были верховыми лучниками, старыми охранниками, или жестокими поводырями рабов, которые могли исхлестать запуганного чина до смерти, но наверняка отступили бы от единственного человека вооруженного топочным ломом или киркой. Они шли медленно, демонстративно, развернутая стрелковая цепь на переднем плане. Каким-то образом у Кетсваны по-прежнему имелась пара полевых биноклей, и Ганс взял один, повозился с фокусировкой. Один из двух цилиндров был пробит и пришел в негодность, поэтому он закрыл один глаз.
Они были отличными воинами, Ганс мог видеть это, одетые в черную униформу, держащие наготове винтовки. Перед ними отступало небольшое количество чинов, беженцев, которые бродили в полях к северо-западу от горящего города. Бантаги даже не трудились тратить впустую выстрел на такую добычу. Если их неуклонно продвигающаяся линия настигала кого-нибудь, то жертва просто закалывалась штыком и оставлялась. Они не захватывали добычу с собой, не разрывали тела на части, просто холодное убийство и затем движение дальше.
Позади двойного ряда стрелков он видел основную часть войск, продвигающихся колоннами в рассредоточенном боевом порядке, сильно растянутом, полдюжины шагов между воинами так, чтобы каждый полк из тысячи воинов занимал фронт в полмили шириной и сто ярдов глубиной. «Гатлинги» завершили времена, когда ряды воинов шагали плечом к плечу, и Джурак знал это, казалось, что он знал слишком много вещей.
Окидывая взглядом наступающие колонны, он видел, что их левый фланг, справа от него, полностью подобрался к стенам все еще горящего города, в то время как их правый фланг перекрыл пространство влево от него, по крайней мере, примерно на милю. Несколько тысяч бантагов передвигались на лошадях, располагаясь дальше в открытую степь. Эти войска не были одетыми в черную форму, многие носили жакеты более старого стиля из коричневой кожи. Он мельком увидел штандарт, украшенный человеческими черепами.
Это был флаг мерков.
Он опустил полевой бинокль, посмотрел на Кетсвану, который кивнул.
— Ублюдок здесь, Ганс. В течение ночи он оттянулся на запад, объединяя выживших после вчерашнего сражения.
Ганс снова поднял бинокль, но штандарт исчез в закружившемся облаке пыли.
У него ничего не было, чтобы укрепить свой собственный левый фланг; он просто заканчивался у этого фабричного лагеря. Было очевидно, что в течение нескольких минут после начала битвы, верховые бантаги обойдут его слева и проникнут в тыл.
Он различил двигающиеся вместе с приближающимся войском полдюжины батарей полевых пушек, и несколько дюжин фургонов, которые, несомненно, перевозили мортиры. За исключением нескольких жалких пушек, таких как та, которую они установили рядом с тем местом, где он стоял, у них не было ничего, чтобы противостоять им. Однако, все же хуже было то, что в середине продвигающейся линии, также приближались полдюжины броневиков, в то время как наверху поднимались несколько бантагских дирижаблей, проплывая над пехотой и направляясь прямо на него.
Что касается его собственных дирижаблей, не осталось ничего. Обломки его воздушного флота загромождали поле, кусочки плетеной рамы, выгоревший брезент, и темные глыбы, которые когда-то являлись двигателями, это все что осталось от воздушного корпуса Республики. У него промелькнула мысль о Джеке, он задумался, а возвратился ли кто-либо из них хотя бы в Сиань.
Повернув полевой бинокль, он внимательно просмотрел позиции Кетсваны, его немногих ветеранов, и чинов, которые пытались подготовиться в течение ночи, и он изо всех сил постарался не зарыдать. Железная дорога, построенная прямо как стрела с запада на восток, направляясь в горящий город, была местом сосредоточения их сил. Во время ночи дорога была разрушена, шпалы и щебень навалили таким образом, чтобы построить грубый частокол.
Дюжина фабричных лагерей, понастроенных вдоль железной дороги, была их сильной стороной; к сожалению, большинство из них сильно пострадало во время сражения. Пороховой завод, в нескольких милях с правой стороны от него, все еще тлел.
Тем не менее, людская масса, толпящаяся и ожидающая, заставляла леденеть его душу. Вдоль частоколов он видел случайную вспышку ствола винтовки или кого-то держащего драгоценный револьвер, но большинство было вооружено не чем иным как копьями, дубинками, кирками, железными палками, несколькими ножами, или камнями. И там их находилось несколько сотен тысяч.
Испуганные дети вопили, старики и женщины сидели на корточках на земле, в страхе прижимаясь друг к другу, их голоса смешивались в жалобный вопль людей, отчаявшихся от ужаса. Посмотрев на юг, он увидел десятки тысяч тех, кто с приходом рассвета, уже покинули место сражения, направляясь через открытые поля, двигаясь через то, что когда-то было преуспевающими деревнями и селениями, но которые давно были заброшены, поскольку бантаги забрали население в качестве рабочей силы и для убойных ям. Они отправлялись, один Бог знает куда, поскольку нигде не было места, чтобы скрыться, и как только кочевники окажутся в тылу, они будут выслежены как напуганные кролики.
Он знал с болью в сердце, что его прибытие вызвало заключительный апокалипсис. После того, что произошло вчера, Джурак не позволит жить ни одному человеку. Они убили бантагов, они разрушили фабрики, которые были единственной остающейся причиной их существования. Они должны были бы все умереть.
Один из бантагских дирижаблей лениво прошел наверху, пилот оставался достаточно высоко, чтобы держаться в стороне от дистанции поражения винтовочного огня. Он чрезмерно накренился, выполняя несколько трудных поворотов. Ганс оглянулся назад через стену и увидел море поднятых кверху лиц, руки, указывающие ввысь.
