Юрий Иванович - Активная защита
Пришлось Андреем заняться вплотную. Отвели в другую комнату, почти с ложечки накормили, заставили выпить хорошего коньяка и, только уже укладывая в кровать, дождались от него первых осознанных слов:
– Что, картина закончена?
– Давно, – отвечал Сергей Николаевич, и ему тут же вторил Анатолий Дмитриевич:
– А теперь постарайся хорошенько выспаться!
– Но там еще надо…
Художник попытался вскочить с кровати.
– Ничего больше не надо! – Старый приятель придержал его с силой за плечи. – Картина принята заказчиками, оплата тебе уже переведена. Завтра на аукционе получишь премию, которая будет зависеть от окончательной суммы продажи. Так что ты теперь человек более чем обеспеченный и можешь смело заниматься живописью только в свое удовольствие.
– Удовольствие – это не то слово, – прошептал Санрегре, проваливаясь в сон.
На следующий день его с самого утра откармливали и отпаивали, а часто наведывающаяся Лилия Монро просто сидела при этом рядом, так и продолжая прикрываться непроницаемой вуалью. Причем ее странный взгляд даже сквозь ткань прожигал почти физически, и когда она в очередной раз ушла, Санрегре поделился своими сомнениями с неотступно возле него пребывающим приятелем:
– Анатоль, мне возле этой знаменитой дамочки страшно становится порой. Чего она так на меня смотрит?
– Жалеет она тебя! – воскликнул со смехом генерал. – Вон как за шесть дней исхудал: шкура да кости. С самого можно чудовище рисовать! – Но после этого перешел на шепот, оглянувшись предварительно на дверь: – Мне академик подсказал по секрету, что Лиля может у человека аппетит повышать воздействием своей ауры. Ну? И чего ты так на меня вылупился? Не веришь, что ли?
Санрегре прислушался к себе, потом растерянно пожал плечами:
– Хм, если припомнить хорошенько мои прошлые всплески творчества да сравнить с этим, то я и в самом деле в тростник превратился. И куда сало подевалось? Но самое загадочное, что и в самом деле аппетит чувствую. Вон как недавно две порции котлет по-киевски навернул. Чудесатость сплошная!..
Рублев самодовольно улыбнулся:
– В такое время живем! Ну и в нужное место вовремя попали.
Ближе к вечеру художника и генерала нарядили в изящные костюмы по последней моде, и они, заранее нервничая, поглядывали в окно и пытались занять себя отвлеченными разговорами.
– Я тут о собаке вспомнил, – переживал художник. – В тот день, когда мы сюда отправились, моя жена забрала ее с дачи? Так и не проконтролировал.
– Все в порядке с твоим Айсором. И жена привет передавала, обещала присутствовать на аукционе.
– О! Как это я сам запамятовал позвать?
– За нас позвали.
– Какое же платье она наденет? И так никуда не выходит. А тут еще этот ливень! Как некстати!
– Тоже не переживай, в машине под дождем не намокнешь.
– И все равно мерзкая погода! – жаловался Андрей, сквозь мокрые стекла пытаясь рассмотреть низко нависшие тучи. – Такое впечатление, что не август на дворе, а поздний ноябрь.
– Увы! Парадоксы глобального потепления! – добродушно посмеивался Анатолий Дмитриевич. – Тем более что такая погода сейчас накрыла всю Европу и всю Азию почти целиком. Льет как из ведра, кое-где уже объявили тревогу из-за наводнений. Но истинный светоч искусства сейчас греет мир прямо из выставочного зала. Слышал, что Лиля про ажиотаж напоследок говорила?
Имелось в виду, что с самого утра картина уже стояла в выставочном зале здания аукциона и перед ним проходила густая очередь как желающих просто осмотреть, так и купить впоследствии эту картину. Коллекционеры, эксперты, критики и среди них богатейшие люди не только Москвы или России, но и из разных частей планеты. Оставалось лишь удивляться, как они успели добраться до Москвы и до выставочного зала. Причем только за один просмотр в течение одной мину ты на шестиметровой отметке организаторы брали сумасшедшие деньги. И делали это лишь по причине отсечения тех, кто заведомо не сможет даже поучаствовать в торгах за картину.
Но и одной мину ты вполне хватало для осознания величия созданного произведения живописи. Некоторые замирали в ступоре, и подавляющее большинство зрителей целой плеяде помощников и консультантов приходилось просто уводить дальше, в следующие залы и коридоры, откуда ошарашенные любители живописи уже сами потихоньку выбирались на улицу. И там, прямо под струями льющегося дождя, начинали давать интервью страждущим корреспондентам. Тем самым щедро поливая водой на мельницы грядущих прибылей организаторов аукциона.
Говорили только восторженно. Порой при этом кривились от зависти. Порой внутренности некоторых выкручивало от разливающейся желчи. Иногда некоторые скалились хищными улыбками, напоминающими злобный оскал. Но сказать хоть одно плохое слово на творение Санрегре не осмелился никто. А может, просто и не смог выдавить из себя хулу.
Только восторг. Только упоение. Только восхищение и экстаз от воспоминания единственной минуты ощущения полного единения с двойственным миром живописного сюжета.
Так что перед выходом из штаб-квартиры партии славянских анархистов России бравый генерал даже побаивался немного за своего старого друга:
– Итоги аукциона непредсказуемы. Но вот как бы тебя самого не порвали потом на сувениры. Закавыка.
А у Андрея, наоборот, к тому времени организм заработал полноценно: хорошее настроение, веселость и оптимизм так и перли из него наружу.
– Генерал, я дам вам парабеллум! – голосом Остапа Бендера дурачился он, усаживаясь в машину, – И вообще, почему такой грустный вид? Анатоль, улыбайтесь, за нами следят! Улыбайтесь!
Как прошла сама распродажа, художник запомнил плохо. На него напала веселость, неуемная бодрость, и он только и делал, что развлекал встревоженного генерала да сидящего с другой стороны бледнеющего главного бухгалтера партии САР.
Вначале довольно быстро продали четыре полотна иных живописцев. Хотя еще неделю назад они считались лучшими в Москве и за их работы давали огромные деньги. Сейчас складывалось впечатление, что полотна скупили быстро и походя, лишь бы они не задерживали продажу самого главного лота. Ну и когда стали торговаться за последнюю картину Андрея Санрегре, которую почему-то назвали «Миф» и утверждали, что она нарисована месяц назад, в зале стало твориться что-то невообразимое.
Вначале цену пытались поднять очень и очень многие покупатели. Но до большинства очередь даже не дошла, и они разочарованно опустили свои номера: цены всего за три мину ты стали астрономическими. Ведущий напоминал облитого потом робота и, похоже, уже не соображал, какие суммы он выкрикивает, но действовал как истинный профессионал: хоть умри, но вначале сделай дело!
Через полчаса в торге осталось всего трое, а выпавший из этой группы Гордоковский делал вид, что сейчас покончит с собой от расстройства или как минимум откусит собственные кулаки. А может, и не делал вид, может, и в самом деле одуревал от горящей на электронном табло суммы.
Дальше пошла некая тягомотина, потому что представители и посредники покупателей после каждого прибавления обязаны были советоваться со своими хозяевами. Здесь уже молоток не спешил так быстро отсчитывать удары, сопровождая счет «раз, два, три!». Ну и всем присутствующим, перешедшим в разряд зрителей или болельщиков, ничего не оставалось, как дождаться финиша и выяснить для себя гипотетического, скорее всего, так никогда и не раскрывшего свое лицо победителя.
Победитель определился на сумме в сто пятьдесят девять миллионов евро. Мировой рекорд подобных аукционов. И новым обладателем полотна оказался единственный из троицы покупатель с «открытым забралом», всем хорошо известный российский олигарх.
Представление века закончилось, людей попросили покинуть зал.
После чего начались странные перемещения по залу и не совсем понятные переговоры. Бледного бухгалтера куда-то увели под руки, а рядом с Санрегре подсел представитель покупателя:
– Мой шеф хотел бы установить картину в своем кабинете немедленно. И для этого требует консультацию автора.
Продолжающий веселиться художник попытался отмахнуться от такого заявления:
– Издеваешься, товарищ? Мы сейчас с компанией отправляемся в лучший ресторан Москвы! Надо же такое выгодное дело отметить. Ха! Может, заодно и сам ресторан прикуплю. Ха-ха!
– Но в условиях договора купли-продажи обусловлен такой пункт и вами же подписан, – более настойчиво стал приставать представитель. – Тем более что за ваши труды по выбору места в кабинете для картины будет предоставлена отдельная оплата, в размере еще одного… миллиона евро.
Услышав это, генерал Рублев покраснел еще больше, не зная, что подсказать другу. А тот и на это рассмеялся:
– Миллион? Всего лишь?
– Так там и работы всего на час максимум. И близко это, в новом небоскребе.
