Владислав Жеребьев - Негоциант
— Еще лет пять-шесть, любезный Дмитрий, — хохотал Ярош, раз за разом обрушивая на меня деревяшку, — и из вас выйдет неплохой боец.
— Дожить бы, — ахал я, стараясь увернуться от коварных ударов Боевого Топора, но тот лишь хохотал и продолжал экзекуцию.
Останавливались мы только тогда, когда уставал мой учитель, а утомить Яроша было крайне сложно.
Вот и в этот день, на редкость солнечный и теплый, хотелось шашлыка, еще больше пива, возможно, баню и забыть обо всех тех мерзостях, которые мне неустанно преподносила судьба. Быть тайным агентом, вести подрывную деятельность в умах людей Подольских и обеспечивать трафик специалистов из одного мира в другой — работа не из легких. Да, не забывайте, торговать еще надо. Прилежно, тщательно, раз за разом принося казне предприятия все большие барыши. Ходили слухи, что негоциантские дома по соседству могут вновь наполниться людьми и поток иноземных товаров вновь из тонкой струйки превратится в полноводную реку, но это были только слухи, а пока, не встречая конкуренции, мы могли позволить себе маленькие вольности.
В этот день, впрочем, шашлыку не было суждено ни приготовиться, ни попасть в желудки. Причиной тому были две депеши, привезенные гонцом с точки перехода. Первая, как всегда, была от Зимина. В ней он отчитывался о проделанной работе, просил еще денег на строительство флигеля и наем новых слуг. Жаловался он к тому же, что немного приболел.
Когда Славик уезжал из столицы, я строго-настрого запретил ему рапортовать о чем бы то ни было прямым текстом, так что, поскрипев мозгами, пришлось придумать особые ключевые слова. Вот, к примеру, деньги на строительство флигеля, это не что иное, как запрос о новой поставке деревообрабатывающих станков. Новые слуги, соответственно отправка следующей партии местных в земные институты и университеты. Болезнь моего друга это не что иное, как присутствие на планете не кого иного, как Семена Петровича Подольских, моего непосредственного легального шефа, акулы бизнеса, миллиардера и редкостной сволочи. Отложив письмо Зимина, я взял следующее, с кичливым вензелем в форме буквы «П» на конверте и, вскрыв его ножом для бумаг, быстро пробежал убористые строчки текста.
Вот это штука, не ожидал. Достав из кармана шариковую ручку, я вытащил из стопки чистых листов всего один и, написав несколько фраз, положил записку в конверт, запечатав, от греха подальше, сургучной печатью.
— Дирек?! Ты где, бездельник?!
— Я здесь, господин негоциант.
— Держи письмо. С ним чешешь в канцелярию и отдаешь в руки старшему советнику Банусу. Если вдруг спросят, что это, скажи, мол, хозяин уезжает и это извинения по поводу несостоявшейся вечеринки.
На листке бумаги я написал следующее:
«Милейший Амир. Подольских сообщил, что корпорация выходит на решающий этап погружения к „Новой Гвинее“. Водолазное оборудование и батискафы уже доставлены и только и ждут приказа старика. Если желаете присоединиться, не медлите.
Барон и Негоциант».Дорога до побережья должна была занять без малого три недели и проходила по восточной границе королевства, в непосредственной близости от тех самых степняков, в помощи чьему хану я был как-то обвинен. Тут требовалось не просто собраться, собраться с возможной тщательностью, трезво взвешивая все за и против. Западный торговый тракт отделяли от границы, почти номинальной, какие-то десять километров. Конные разъезды алебардщиков, естественно, присутствовали, но от всех бед спасти попросту не могли, да и сами степняки не гнушались периодическими вылазками во вражеские земли, дабы красть скот и уводить в полон молодых девиц, для разбавления собственного генофонда. Степняков били, били крепко. Доходило до того, что одно время на символической границе степей и королевства возвели частокол. На вершине каждой жерди была надета отрубленная узкоглазая и губастая голова, как бы в назидание, но набеги это только немного притормозило.
Сжигались заставы, уводились табуны, грабились торговые караваны. В общем, все как у людей. Большинство торговцев, задумавших вести дела в тех землях, специально нанимали членов гильдии убийц, что были призваны сопровождать и оберегать добро на протяжении всего пути. Иные отряды, в зависимости от стоимости груза и количества подвод, доходили до сотни конных. Бряцая оружием, сверкая на солнце латами, они представляли собой нешуточную силу, но шальные стрелы не уставали свистеть, а ямы на дорогах, дно которых было усыпано острыми кольями, не прекращали рыть. Тихая злая партизанская война.
Решив не мудрствовать лукаво, я отрядил Паруса выбрать два десятка крепких парней, из тех, за кого он мог бы поручиться головой, и снабдил бывшего стражника мешком золотых на снаряжение и амуницию.
— Эмблему Подольских на плащи шить?
— Это необходимо?
— Традиция, господин негоциант. Вы же, как-никак, гвардию набираете. Все гвардейцы барона обязаны носить на плаще его эмблему. У Грецки, к примеру, в его родовом имении все солдаты имеют на щите топор.
— При чем тут тогда Подольских?
— Так своей же эмблемы у вас нет.
Покоп стоял в углу кабинета, нервно теребя ремень. Вроде бы умом и понимал, что сболтнул что-то лишнее, способное если не обидеть, то уж расстроить всяко, но традиция на то и традиция, что нарушать нельзя.
— Подкинул ты мне задачку, — хмыкнул я. — Ты давай пока ступай, вербуй людей и покупай снарягу, а я уж о гербе задумаюсь.
Получив золото, мой зам по безопасности испарился, а идея эмблемы прочно засела у меня в голове. Начнем с того, что в геральдике я был ни в зуб ногой. Не разбирался в земной, ничего не смыслил в местной, а ведь нашивка на груди гвардейца, моего гвардейца, не что иное, как статус, лицо всего отряда. Не абы кому, а мне служат. Чертово тщеславие. И этот скорбный порок настиг вашего покорного слугу. Да что уж там, взыгравшее самолюбие просто вопило! Сделай герб! Сделай имя! Будь не хуже других.
Времени советоваться с местными учеными мужами у меня не было, отбытие конвоя я назначил на вечер следующего дня, да и изготовление самих нашивок должно было занять некоторое время. Время, всегда время. То его навалом, хоть черпай да за край выливай, а то заканчивается или, еще того хуже, торопит, толкает на поспешные решения и необдуманные поступки. Тут нужен творческий подход, креатив, вдохновение.
Взяв чистый листок бумаги, я вытащил из кармана шариковую ручку и нарисовал круг. Так я просидел минут десять, пытаясь сгенерировать, сложить из разрозненных осколков общую идею, но вдохновение почему-то не приходило. Очевидно, взяв пример с музы, которая не позволяла мне писать стихи, оно отправилось погулять, или того веселее, уехало в отпуск. Не было на горизонте этих капризных тварей, придется рассчитывать только на себя.
Взгляд мой упал на трость, что по привычке была прислонена к подлокотнику кресла и не покидала меня ни на минуту. Вот оно!
Быстрыми, стремительными росчерками в круге начала проявляться оскаленная медвежья голова. Рисовал я неплохо, но повторить доподлинно все равно не получилось. Мишка на рисунке вышел не особо агрессивный. Глаза получились чуть больше, пасть чуть уже. Казалось, будто косолапый чему-то безмерно удивлен. Тени под глазами и штрихи по морде прибавили толику серьезности. Медведя в круге мало, надо что-то еще. Постучав ручкой по столу, я окинул взглядом комнату. Ну конечно же книги. Приключения, трагедии, комедии, знания и абсурдизмы. Все то, что можно почерпнуть с их страниц. Чему-то научиться, в чем-то разувериться. Найти или потерять мечту.
Открытая книга и медведь — самое оно. Ярко говорит о моем характере, свиреп для неприятеля и мягок и покладист в быту. Книга, свидетель моего иноземного происхождения, таких тут пока не делают, да лишний раз напоминает о родине, по которой я ни капли не соскучился. Странно, конечно, столько времени дома не был, а ностальгия не замучила. Противное чувство, говорят, угнетающее и мрачное. У слабых духом и до самоубийства может дойти.
Подняв листок перед глазами, я с пристрастием осмотрел свое творение. Вышло недурно. Да, не все так ровно, не все похоже, но основную идею можно уловить.
— Дирек!
На пороге вновь появился мой секретарь. Лицо Амориса пылало, волосы были растрепаны, а рубашка расстегнута практически до пояса. Совсем парень замотался с этим отъездом. Вернемся назад, дам ему, пожалуй, неделю отпуска. Пусть погуляет, поспит всласть, потратит заработанные денежки. Это же так приятно, баловать себя любимого, особенно если приобретения скорее в радость, чем для пользы.
— Слушаю вас, господин барон!
— Возьми этот рисунок и пулей дуй к художнику. Пусть сделает макет нашивки на плащи. Скажи, что это герб барона Сбирского, главы Негоциантского дома Подольских. Пусть уж расстарается.
