Быков Андрей - Псы границы
— Как вставать? — не понял тот.
— Ногой. Одной, — пояснил ему учитель.
Удивлённо приподняв брови, Циркач вспрыгнул на пень и замер на правой ноге, слегка покачиваясь и балансируя руками. Пень оказался не широким, меньше, чем длина стопы человека.
— Не так, — покачал головой Дзюсай, — по-другому встань.
— Как по-другому? Объясни.
— Вот так, смотри.
Монах, стоя на правой ноге, ступню левой упёр себе в правое колено, а меч выставил перед собой, держась за рукоять обеими руками.
Хмыкнув, Циркач попытался изобразить то же самое, стоя на пеньке. В тот же момент его качнуло сначала вправо, потом — влево. Не удержав равновесия, он соскочил на снег. Попробовал опять, и вновь — на снегу.
— Ну и зачем это надо? — саркастически поинтересовался он, не делая третьей попытки, — Да ты сам-то это сможешь сделать?
Ни слова не говоря, монах вспрыгнул на пенёк и застыл в указанной позе. Немного постояв так, он перепрыгнул на другую ногу. Поменяв ногу ещё раз таким же образом, он взглянул на Циркача и вдруг скомандовал:
— Нападай!
— На кого? — не понял тот.
— На меня — пояснил Дзюсай, — бей мечом.
С недоумением оглянувшись на меня, Циркач взялся за меч…
Вот это было зрелище, скажу я вам! Поблизости от этого пенька из-под снега торчали ещё два. Перескакивая с одного на другой, вращая меч вокруг себя со скоростью вихря и при этом крутясь сам, как волчок, монах с успехом отражал все атаки Циркача, не переставая при этом улыбаться.
Пока они бились, за казарму подтянулись, привлечённые звоном стали, и остальные.
— Что это тут у вас происходит? — поинтересовался Дворянчик, появившись у меня за спиной.
— Да вот, — показал я рукой, — монах наш Циркача смыслу жизни учит.
— И как? Успешно?
— Судя по всему, да, — кивнул я, — борец наш уже весь в мыле. А Дзюсаю хоть бы что! Танцует на пеньках, как на деревенской гулянке.
— Красиво танцует, — послышался восхищённый голос Зелёного, — впечатляет!
— Циркач, тебе помочь? — участливо поинтересовался Одуванчик.
— Не надо, — переведя дыхание, дёрнул плечом Циркач, — сам разберусь.
— Ну-ну, — хмыкнул Дворянчик.
В какой-то момент показалось, что Циркач и в самом деле «разберётся» с монахом. Загнав его на самый крайний пенёк, он лишил того возможности перепрыгивать на соседние пни и изготовился к самой решительной атаке.
В ту же секунду монах, высоко подпрыгнув, едва коснулся правой ногой плеча своего противника и, перескочив через него, опять оказался на соседнем пне.
У Циркача была настолько опешившее и раздосадованное выражение лица, что мы невольно покатились со смеху. Сплюнув, он вновь развернулся лицом к монаху.
Однако тот, вероятно решив, что на сегодня преподанного урока вполне достаточно, жестом остановил Циркача и спрыгнул с пенька.
— Зачем нужно, понял? — спросил он борца после лёгкого благодарственного поклона.
— Ну… да, — неопределённо протянул тот.
— Хорошо держишь равновесие — ты побеждаешь. Плохо держишь — нет победы, — терпеливо пояснил монах и указал рукой на пень, — вставай.
Коротко выдохнув, Циркач вспрыгнул на пенёк и постарался замереть, держа равновесие в заданной позе. Получалось не очень.
Увидев, что именно требуется сделать, Дворянчик удивлённо присвистнул. Зелёный хмыкнул, покрутил головой и, махнув рукой, развернулся и ушёл. Следом за ним потянулись и остальные.
— Учись, — коротко сказал монах, поворачиваясь к казарме, — когда научишься — покажешь.
Преподанный урок был настолько впечатляющим, что после него Циркач уже никогда не выказывал сомнений в возможностях своего учителя.
Вечером, сидя в казарме, я задал Дзюсаю вопрос:
— Послушай, монах, помнишь, ты говорил нам, что каким бы сильным ни был человек, на него всегда найдётся более сильный? И что надо избегать схватки с такими людьми?
— Помню, — кивнул монах.
— Так вот я думаю, что для нас, воинов, твой совет не подходит.
— Почему?
— Да потому, что не можем мы от схватки с врагом уклониться. Мы ведь землю свою и короля нашего защищать должны. И хоть сами поляжем, а долг свой выполнить обязаны.
— Долг выполнять надо, — согласился Дзюсай, — а умирать — зачем? Надо так сделать, чтоб и долг выполнить, и живым остаться.
— С этим я согласен. Но тогда это противоречит тому, что в прошлый раз сказал ты.
— Нет.
— Объясни.
— Хорошо, смотри.
Дзюсай вышел на середину комнаты, туда, где было побольше свободного места, и жестом пригласил подойти Степняка. Тот, поднявшись со своего лежака, подошёл к монаху.
— Он — сильный, — сказал монах, уважительно похлопав Степняка по груди и энергично встряхнул своими, согнутыми в локтях руками, — очень сильный! Я — слабый.
Рядом с рослым и мускулистым Степняком невысокий и худощавый монах и впрямь смотрелся, как молоденькая овечка рядом с племенным быком. Встав лицом к лицу с воином на расстоянии двух шагов, монах сказал:
— Толкай меня!
— Как — толкать? — не понял Степняк.
— Сильно! Толкай! — нетерпеливо повторил Дзюсай.
Степняк покосился на меня и осторожно толкнул монаха в грудь. Однако тот даже не шелохнулся.
— Сильно толкай, говорю! — воскликнул монах.
Степняк толкнул сильнее. Результат — тот же. А Дзюсай вдруг как-то обидно засмеялся и воскликнул:
— Я смотрел на тебя и думал: ты — сильный! А ты — слабый! Ты даже кошку с места не сдвинешь!
Было заметно, что слова эти сильно задели Степняка. Насупившись, он вдруг резко спружинил ногами и, выставив вперёд обе руки, сильно толкнул обидно смеющегося монаха в грудь. Точнее — попытался толкнуть… Всё случилось за пару мгновений.
Дзюсай вдруг слегка качнулся в сторону, пропуская устремлённые к нему руки Степняка мимо себя… слегка прихватил его правое запястье и немного довернул летящее мимо тело соперника… ещё пара неуловимых взгляду коротких и быстрых движений… и вот уже Степняк, переворачиваясь в воздухе, со всего маху и с коротким хеканьем приземляется на собственную спину. При этом рука его плотно сжата обеими руками монаха.
На несколько секунд в казарме повисла мёртвая тишина. Степняк лежал ни жив ни мёртв, не шевелясь и даже, похоже, не дыша.
— Однако, — первым подал голос Дворянчик, — впечатляет…
— Чего-то я не уловил, — задумчиво произнёс Циркач, — а можно ещё раз повторить?
— Да! На «бис», пожалуйста! — съехидничал Хорёк, — А то мы кое-что упустили…
— Нет уж, — болезненно морщась, с кряхтением отозвался Степняк, осторожно переходя из лежачего положения в сидячее и потирая спину, — тебе, Циркач, надо, вот пусть он на тебе и показывает. А мне и так хватит…
Поднявшись с пола и продолжая потирать поясницу, Степняк с ворчанием переместился обратно на свой лежак.
— Ну, и что ты этим хотел сказать? — задумчиво спросил я монаха.
— Если человек сильный — используй его силу против него, пояснил тот, — я сейчас почти ничего не делал. Я только чуть-чуть направил его туда, куда мне нужно. А упал он сам.
— А если умный? — поинтересовался Грызун.
— Тогда сделай так, чтобы он думал, будто и в самом деле он умнее тебя, — повернулся к нему монах, — и тогда он обязательно ошибётся. И ты воспользуешься этим. Как в нашем с тобой споре, помнишь? Ты ведь думал, что знаешь больше меня. Я позволил тебе так думать. И ты проиграл.
— Помню, — досадливо хмыкнул Грызун.
— А вот как насчёт духа? — обратился к монаху Полоз, — У меня отец священник. Он всегда говорил мне, что невозможно победить человека, сильного духом и верой своей.
— Это так, — согласился монах, — но сила духа всегда основана на чём-то. Найди в этой основе слабое место, и ты её разрушишь. А разрушив основу, победишь и дух.
— М-да… сильно сказано, — не мог не признать Дворянчик, — пожалуй, у тебя и в самом деле, есть чему поучиться….
В каждом из нас тот разговор оставил свой след, заставив задуматься над тем, ради чего мы живём, что мы делаем и чего не делаем? И кому нужно то, что мы делаем и ради чего живём? Ведь не может же быть, в самом деле, такого, чтоб жил человек только ради того, чтоб есть, пить, спать с женщиной, охотиться либо воевать. Должно быть что-то ещё, более ценное. То, ради чего нас и создал Высший. Что является для каждого из нас, для меня лично, той самой основой, что поддерживает мой дух в бою? Вера в Высшего и его святых помощников? Но разве мы мало знаем примеров, когда человек отказывался от своей веры, переходя в другую? И с не меньшей силой духа бился, защищая уже свою новую веру… Или верность своему роду, своим предкам? Возможно… Но лично я знал нескольких храбрых воинов, выросших в приютских домах, никогда не знавших материнской ласки и понятия не имевших о том, кто их предки и какого они рода. Для кого-то сила духа заключена, возможно, в личной верности и преданности своему сюзерену, а то и самому королю. Но сегодня твой сюзерен (король) жив, а завтра — убит либо помер от болезни или по старости. Что тогда будет поддерживать силу твоего духа? Верность другому сюзерену? В таком случае выходит, основа твоего духа меняется в зависимости от обстоятельств. А значит — её легко сломить. А может быть, сила духа человека заключена в его верности к своим братьям по оружию, стоящим рядом с ним в жаркой схватке? В уверенности, что они не бросят тебя, не оставят одного на поле боя? И ты так же не сделаешь этого, потому что и они верят в тебя! Так что же на самом деле является основой силы духа человеческого?.. И если бы в тот момент кто-либо из моих парней задал бы мне эти вопросы, я бы не знал, что им ответить. Каждому из нас наступит свой срок понять это и самому найти все ответы…
