Генерал-майор - Посняков Андрей

Парень оказался прав! Одну из пяти бричек уверенно опознал первый же пастушонок! Поковырял в носу, почесал белобрысую шевелюру:

– Да видал, как же. Добрая такая повозка! На рессорах, у нас на деревне такой ни у кого нету. Даже у дядьки Яся, мельника, и то много хуже… Ой, кабы мне такую бричку, так я бы тут чужих коров пас? Хо!

– А лошадь какая была? Ну, в бричке…

– Серая. Добрая такая лошадь, мышистой масти.

– Так! Вот и в той бричке – либермановской – тоже серая лошадь. И тоже, естественно, рессоры, а на оглоблях – желтые ленточки.

– Не-а, не было ленточек, пан.

– Не было?

– Но… – Парнишка задумался и вдруг просиял лицом. – Оборвыш желтенький – был. На правой оглобле, я заметил. Видать, ленты-то эти бричник скрутил. Ну, чтоб не пылились, мало ли…

Ну конечно же скрутил! Еще бы, такая-то примета.

Стараясь не спугнуть удачу, Давыдов сделал строгое лицо и, хмыкнув, достал из кошеля денежку – мелкий польский грош, полкопейки. Для нищего пастушка – деньги немалые! Шутка ли, в трактире на почтовой станции целый пирог с ливером можно купить. Ну, полпирога, ладно…

Глядя на загоревшиеся глаза пастушка, Давыдов тотчас же задал самый главный вопрос:

– А не помнишь ли ты, чадо, кто в бричке той ехал?

– Кто ехал? – Мальчишка замялся и почесал за ухом. – Так я, пан, на коляску смотрел…

– Так-таки и не запомнил? – Дэн усмехнулся и, вытащив еще один грош, прибегнул к нехитрой методике опроса. – Может, это был негр? Ну, чернокожий?

Пастушонок весело расхохотался:

– Не, пан! Точно не чернокожий. Пресвятой Девой клянусь.

– Ага… Тогда – такой широкоплечий здоровяк?

– Не, обычный… В серой такой свитке… Но – пан!

– А ты откуда знаешь, что пан?

– Телегу с мужиками обогнал – даже не глянул. Был бы хлоп, обязательно бы поглядел, заценил бы. Да и своей бы повозкой похвастал.

– Я-ясненько, – протянув, Давыдов продолжил допрос, упомянув и про рыжую бородищу, и про кудри черные до плеч. Ничего этого, конечно же, не было – ни бородищи, ни кудрей.

– Маленькая такая бородка была… светлая… кажись, рыжеватая…

– Так светлая или рыжеватая?

– Да не помню я! Да… и усы. Не такие густые, как у вас, пан.

– А глаза, значит, глубоко посаженные, темные. Так и сверкают, так и сверкают!

– Ой, а пан, кажется, шутник? Обычные такие глаза, светлые, чуть навыкате даже. И подстрижен коротко – волос из-под шляпы не видно.

Замечательные приметы! Каждого второго, не считая каждого первого, подозревать можно.

Точно такое же описание дали и местный лесник, и мелкий чиновник с местной почтовой станции. Нет, коляска с подобными приметами на почту не заезжала – прокатила мимо.

Итак, предполагаемый убийца и главный недоброжелатель цесаревича – без особых примет, светлоглазый, волосы стрижены коротко. Светлые усики и бородка. Кстати, без бакенбардов, что уже может быть приметой. Хоть так. Оставалась еще одна надежда – на транспортную контору…

Да и та оказалась напрасной. Занимавшийся варшавскими адресами ротмистр Евлампиев проверил все адреса, указанные в учетной книге, – все принадлежали вполне добропорядочным гражданам, ни в коей мере ни от кого не таившимся.

Черт побери, и здесь пусто. Однако, может быть, извозчики, дворники? Впрочем, нет. Елизар Осипович опросил и их. Безрезультатно. Верно, не так опрашивал! Он же ротмистр, не следователь, производить допрос никто Елизара не учил.

Подумав так, Давыдов решил заново опросить всех конторских… да и не только конторских… кого придется. Хорошо там, в двадцать первом веке, везде камеры понатыканы, все за всеми следят, никто незамеченным не останется. Вот в этой ювелирной лавке, что почти напротив конторы, наверняка камеры бы имелись! Впрочем, ювелиры и без того люди внимательные…

Привязав лошадь у коновязи, Давыдов зашел в лавку, поглазел на выставленные для продажи драгоценности – всякие там браслеты, колье и прочую бабью радость. Приказчики, к слову сказать, дело свое знали. Трое. Все как на подбор – дюжие парни. Стоят за прилавком – двое покупателями занимаются, третий по углам глазами шарит. Вот и на Дениса посмотрел. Тяжелый такой взгляд у приказчика оказался, недобрый.

– Пан желает что-нибудь купить? Может быть, что-то подсказать пану?

– Да… – Гусар несколько замялся. – Сапфиры у вас есть? Ну, синенькие такие…

– Что пан желае? Серьги? Перстень? Колье?

Один из приказчиков разложил на витрине колья и серьги – словно синяя сверкающая река вылилась, так по глазам резануло!

– И сколько это? Ого! Ладно… Потом к вам зайду… попозже… может быть…

Неудачка с лавкой! Приказчики по сторонам не глазели, бдили. Что ж…

Разочарованно хмыкнув, Давыдов вышел на улицу…

– Пода-айте, Христа ради, ясновельможный! – Оборванец нищий ухватисто протянул грязную ладонь. Выглянувшее из-за облачка солнце отразилось в круглых темно-синих очках. Слепой…

– На вот. – Бросив попрошайке несколько грошей, Денис Васильевичи отвязал лошадь от коновязи и, усевшись в коляску, покатил… Нет, недалеко, встал на углу, в тенечке, под вязами. Тенистый уютный скверик, каких в Варшаве много – и не только сквериков, но и садов, и парков…

Подозвав пробегавшего мимо мальчишку-газетчика, купил «Варшавское обозрение» – такие обычно продают на почтовых станциях – и, обмахиваясь газеткою, принялся наблюдать за нищим. Давыдов прекрасно понимал, что нищий сей – профессионал, иному и не дали б у ювелирки стоять. Вон, еще и церковь тут рядом, вполне можно и на паперть перейти, к началу службы. Ну, или к концу. Хорошее местечко, хлебное, просто так на такое не станешь. Наверное, слепой немало за него отстегнул… да и еще отстегивает. Интересно, кому? Местному полицмейстеру? Старосте квартала? Бандитам? Скорее – и тем, и другим… Еще и на жизнь остается, профессиональные нищие – люди не бедные. Как и вот этот, слепой…

Да, собственно говоря, какой он, к черту, слепой? Вот, встал… нет никого… Обернулся этак воровато, приопустив очочки, на паперть глянул – есть ли там народ? Сечет обстановочку-то, черт… Ага! Вот увидал роскошные дрожки, выезжающие со двора Либермана. Молодец! Засек вовремя – и сразу к ним:

– Пода-айте Христа ради! Благодарствую… Благодарствую, пан. Да поможет вам Пресвятая Дева!

Конечно, Денис поговорил бы с нищим уже сейчас, затряс бы, гада! Однако, увы, польским в недостаточной степени владел. Пришлось заехать домой, к пани Грановской, взять на борт ее племянника Янека. Так вот и подкатили к нищему…

– Пода-айте Христа ради…

Остановив коляску, гусар подкинул на ладони злотый:

– Любезный! Мне б узнать, что за господин коляску с золотистыми лентами нанимал? Не так и давно – третьего дня. Помнишь?

Янек добросовестно перевел все – и вопрос Дениса, и ответы слепого:

– Он говорит, что, увы, бог не дал ему возможность видеть.

– Ну как знает, а то бы… – Набрав в ладонь целую горсть монет, гусар медленно ссыпал их обратно в кошель. – Как знает…

– Погодите. – Оглянувшись по сторонам, фальшивый слепой приподнял очки. – Третьего дня, говорите? Да, выезжала пролетка с желтыми лентами… Вернулась к вечеру. Уже без лент. Возница – пан. Да-да, пан, хотя одет был как простолюдин. Но по повадкам видно. Шатен. Небольшие усики и бородка. Ростом чуть повыше вас. Он потом заходил в лавку и что-то там купил…

– В какую именно лавку, уважаемый? – Денежки звенящим ручейком перетекли в руки нищего.

– Так в ювелирную же! Вон туда.

В лавке Денис Васильевич спросил про своего приятеля, мол, договаривались купить подарок одной и той же даме, да приятель запропастился куда-то… И как бы теперь одно и то же не купить.

– Говорите, в простой одежде? Ах, ну да, ну да. Как же, именно потому мы его и запомнили. По одежке – простолюдин, по говору – пан из России. Так это ваш друг был! Да, он купил серьги. Красивые серебряные серьги с сапфирами. Вот такие вот… в виде лилий. Очень редкие, пан!

Действительно, красивые…