Майя Треножникова - Минск 2200. Принцип подобия
— Э…
— Невнятно говорю? — Целест догадывался: его речь неразборчива. Стесняться нечего, впрочем, трудновато быть оратором с дырой вместо щеки.
— Все в порядке, — поспешил заверить Авис. Он улыбнулся. «Пещерные грифы умеют улыбаться». — Мы рады, что ты поправился.
«…И что согласился ликвидировать Амбивалента», — не договорил он, но иногда не нужно быть телепатом, чтобы считывать чужие мысли. Целест разлил остатки воды по пластиковым стаканам, жестяным кружкам и всему, что нашел. Когда-то они пили пунш или прохладную фруктовую сангрию. Миллиард лет назад.
— Как дела в Виндикаре?
«И, Касси, расслабься уже. Я тебя не съем и лезвие в глотку не засажу».
Если закрыть глаза, все по-прежнему. Касси — лишний, правда, чего явился без Элоизы? Но мелочь, а так — они в Цитадели, обсуждают события закатывающегося вместе с солнцем дня. Мантии скомканы и валяются по углам. Им хорошо.
Оголенный глаз (не забыть влить Аидино зелье, а то пересохнет и ослепнет) закатывается за надбровную дугу. На подбородке, шее и ниже по плечам липнет слюна и выпитая вода — пить ему тяжело, жевать и вовсе мука, но сейчас он хочет забыть о мелких неудобствах. Тао еще хуже, он левитирует свою жестянку, потому что вместо пальцев багровые пеньки. Наверняка неприятности вскоре закончатся — кто обещал, будто Амбивалент пощадит второй раз?
Нет, не так. Целест запретит Вербене щадить его.
— В Виндикаре… по-прежнему, — после паузы. Тао подсел к Целесту. — Тебе ж говорили про…
— Да. И яму видел. Рони просил сжечь мертвых.
Сам Рони в городе. «Прости, моя смена, и я должен
идти к Аиде, — сказал он перед уходом. — Справишься? Если что, Авис будет «переводить»…
«Не надо, — ответил Целест. — Я не немой».
— Ага, точно. Сожжем.
В комнатушке тускло и сумрачно, наверное, здесь жил какой-нибудь сторож или вповалку отдыхали после представлений уроды — те мутанты, кому посчастливилось меньше, чем Магнитам, и чьи деформации заметны. «Как Печать». Блеклый свечной огарок бликовал в темных глазах Тао, делая их сердоликовыми. Авис сел рядом, а Касси озирался, словно ища чьей-то поддержки, и тогда Авис потянул его за рукав давно не стиранной (совсем не аристократической) рубашки. Целест поджал ноги, чтобы на кровати поместились все.
— Виндикар пустой совсем. Людей мало осталось. Хоть бы ей не из кого стало делать одержимых, — протянул Авис. Кассиус подавился своей водой, которую пил из пластикового стакана, закашлялся. — Трупы жечь, да. Вы бы шли, а, воины? Скоро новую порцию приволокут. — Он усмехнулся. — А пытки-то — ну, помнишь, которые Главы придумали, и мы еще злились, мол, сделали из нас палачей — не такая чушь. Одержимые и вправду ее оружие, часть ее. Знаешь, что они говорят перед смертью?
Целест не знал.
Но представил — оскаленные пасти, кривые зеркала вместо глаз; физики — жгут и сметают все на своем пути, словно стадо носорогов, хотя Целест о носорогах только в Архивных книжках читал; а психи цепляют других — цепная реакция, тоже явление из книжек. Цепляют даже воинов. Виндикар полнится кровью и смертью, словно чаша — вином. Кто-то пытается бежать, но удается немногим.
Это хуже эпидемии, потому что эпидемию можно остановить. Амбивалент… что твердил дешифратор? Невозможно?
Целест изучал собственные руки. Тонкие когти, почему-то гнутся по фалангам. Сумеет ли призвать лезвия? Сумеет ли ударить лезвиями Вербену?
— Говорят перед смертью? — переспросил он.
— Да. Твое имя, Целест, каждый проговаривает твое имя, даже если перед этим ему наши воины снесли пол-
башки, а вторую половину мистики превратили в кашу. Амбивалент зовет тебя.
Кассиус снова закашлялся, а потом проговорил как- то тихо:
— Вербена. Она зовет тебя.
Целест ответил ему долгим взглядом. Как тебе твое царство, повелитель? Как тебе твоя сила, которую ты больше не должен прятать по клубам аристократов — тех, кто спрятались от Цитадели, но утоляют жажду каждого Магнита на заранее подготовленных (все имеет свою цену, даже клятвы и таинства Гомеопатов) одержимых?
— Вербена зовет меня, — Целест проговорил вслух. — Как, мать вашу, символично.
Будто в древней легенде — предопределен каждый шаг, и герою надлежит убить дракона. Имя героя выгравировано на потайной чешуйке дракона, чешуйке- слабинке — ударь, и пробьешь железную броню.
Целест ненавидел легенды и символы.
— Вербена зовет меня, — повторил он одними губами. Его гости переглянулись, пробормотали что-то вроде — нам пора; Тао и Кассиус выскочили за дверь первыми, Авис задержался.
— Стой, — сказал ему Целест. — Один вопрос. Не про Вербену.
— Валяй. — Он привычно потянулся поправить волосы и наткнулся на бритую макушку.
— Что с Аидой? Рони беспокоится за нее, — он дернул плечом, — то есть как-то по особенному…
— Ничего особенного. — Авис усмехнулся. — Тебе лучше спросить у Тао, он же всезнайка. Аида беременна.
И ушел, оставив Целеста с открытым ртом, на несколько минут забывшего даже про Вербену и собственную миссию.
Мысли разбежались по углам, как спугнутые постельные клопы. Клопов, кстати, тоже хватало, и Целест убивал время, вытряхивая собственную постель, затем пытаясь разогреть — пирокинез сработал с третьего раза, как подмоченная спичка, протертую кашу с мясом. В переносице до сих пор свербило от трупного смрада, но он заставил себя жевать, негоже, чтобы Вербена увидела скелет вместо человека. Как будто несколько ложек пшенки и консервов исправят положение.
Ужинал долго, медленно, морщась от боли и подбирая какой-то тряпкой слюну с оголенных десен. К уродству, пожалуй, привыкнуть нетрудно, а всякая мелочь — бесит. Но жизнь продолжается — вон Аида умудрилась забеременеть, Рони станет папочкой (Целест представил напарника с младенцем на руках и едва не подавился пшенным комком), трогательно и мило. Жизнь продолжается, а на месте котлована мертвецов рано или поздно взойдет осока, зажелтеют пятна-одуванчики и, может быть, даже пустит корни верба.
Или оборвутся последние паутинки (Целест покосился в угол, где по-прежнему безмятежно перебирал зазубренными лапками паук), и провалится все во тьму, в тартарары — надо будет сказать Рони это слово, он любит незнакомые «умные слова».
Будет — не будет.
Ничего не будет.
Целест представил их с Вербеной смерть. Он выполнит задание — в лучшем случае, а потом умрет от ран, или Амбивалент (Вербена, черт возьми, все равно — Вербена) заберет с собой, так же легко и призрачно, как завлекала танцами, так же неумолимо, как теперь повелевает явиться отрубленными головами собственных жертв.
«Мы будем мертвые, а жизнь — продолжаться», — смешно, почти анекдот. Тоже надо рассказать Рони. Кто станет рассказывать, когда Целест умрет?
Он отшвырнул полупустую тарелку, и та жестяно проехалась по колченогой прикроватной тумбочке.
— Аида беременна. У Рони будет сын или дочь. Надо его поздравить же. — Целест поймал себя на том, что разговаривает вслух с собой, несмотря на саднящую и назойливую, точно пресловутые клопы, боль. — Жизнь. Будет.
«…И жизнь зависит от меня».
Среди легенд и пересказов древних книг, которыми Целест развлекал напарника, было немало о заветных желаниях. Кто только не занимался исполнением, целые отряды и подразделения, куда больше четырех (ныне несуществующих) специализаций Ордена Гомеопатов. Золотые рыбки, джинны, волшебные шляпы и феи- крестные (правда, Целест очень смутно представлял, что такое «крестные»). И все совали целых три желания.
Ему бы хватило одного.
«Можно я умру вместо Вербены».
Но ни одна крестная или шляпа не являлись, а только густела и прокисала тьма за окном. И даже когда метнулась сиянием падающая звезда, Целест демонстративно отвернулся от мутного окна.
Он лег на кровати, не разуваясь. Столько важных и серьезных слов — Мир Восстановленный, орден Гомеопатов, Магниты и Амбивалент. Если чихнуть, слова развеются, как прах и пепел — костный пепел, что останется от сожженных в яме.
«Я просто сделаю это. Попытаюсь. Я сумел убить в одиннадцать, сумел стать палачом и выжить после Печати… я уже решил ведь, верно?»
Где-то в дырке вместо носа кипели и пузырились слезы. Целест закусил здоровую половину нижней губы.
«Хватит».
— А сейчас собираюсь поспать. Хоть пару часов. День был длинным.
Он подспудно надеялся увидеть Вербену: если она всемогущий Амбивалент, почему бы ей не явиться во сне, как являлись пророкам ангелы, а воинам — настоящим, с мечом и револьвером, а не с иголками собственных костей — демоны с копытами и кожистыми крыльями нетопыря. Это куда практичнее отрубленных голов, в конце концов.
Но спал он неровно, близко к поверхности пробуждения, и слышал голоса — Кассиус что-то тянул своим овечьим голоском, и Целесту опять хотелось врезать смазливому камбаленышу, однако без ненависти. Кассиус убил Адриана Альену, подставил Целеста, вместе с Ависом, Тао и Главами, но какое это имело значение теперь? У Целеста определенно не хватало сил на ненависть.
