Игорь Поль - Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан
Замусоренный песок скрипит под ногами.
– Вот мой катер, – Баба показывает рукой в сторону воды, туда, где у хлипкого причала сквозь туман проступает неясное темное пятно.
Разномастные подгнившие доски настила, сквозь большие щели в которых видна вода, угрожающе прогибаются, скрипя под нашим весом. Катер оказывается небольшим суденышком метров десяти длиной. Большая рубка с зализанными обводами в середине корпуса. Когда-то широкое остекление прикрыто щитами с узкими прорезями. Немного округлые борта выдают основательную осадку. Судно выглядит каким-то намеренно неряшливым. Будто солдат, выряженный в маскировочное рванье. Корпус выкрашен в невзрачный серый цвет. Металл короткой скошенной мачты затерт неровным слоем тусклой мастики. Даже металлические леера вокруг рубки тщательно замазаны черным. Катер поскрипывает кранцами на легкой волне.
– Универсальный всепогодный полуглиссер. Не волнуйтесь. Волну держит – будь здоров, – гордо сообщает Баба. – Зову его «Мальком». Такой же шустрый.
– Мощно смотрится. Будто военный, – желая сделать хозяину приятное, говорю я.
– Ха, военный! – презрительно плюет в воду Баба. – Военные рядом с ним – как бревна. Береговой охране рядом делать нечего! Я их легко делаю. Даже и не пытаются догнать.
– А что, часто приходится удирать с грузом туристов? – подначиваю я.
– Что поделать. Особенности бизнеса, – грустнеет сикх. – Хотя, обычно обходимся без этого.
Из рубки выглядывает молодая неулыбчивая женщина. Яркое пятнышко на лбу. Стало быть, замужем. Она боса. На ней просторная полотняная рубаха длиной до колен. Широкие парусиновые брюки. Узнав своих, женщина со стуком ставит на палубу за ограждением рубки что-то невидимое. Судя по звуку, это что-то имеет приличный вес. И наверняка способно стрелять.
– Это моя жена, Чандраканта. Мой экипаж, – представляет ее Баба.
– Женщина на корабле? Да еще член экипажа?
– Хочешь поискать другую лодку, сахиб? – насмешливо интересуется Баба.
– Просто удивлен, что на вашей планете женщины могут заниматься чем-то еще, кроме воспитания детей и стирки.
– Я сикх, – снова с гордостью говорит он. – Мне плевать на касты. Моя жена делает то, что я прикажу. К тому же катер – наш дом. Не волнуйтесь, она стоит десятка мужчин. Спускайтесь в каюту. Сюда, под рубку. Осторожно, берегите голову.
– Чандраканта – «любимая луной». Красивое имя, мэм, – говорю я женщине, которая так и не произнесла ни слова с момента нашего прихода. Удивление отражается на ее лице. Потом она краснеет и скрывается в рубке.
– Отваливаем. Быстро, – говорит ей в спину Баба. – У нас не приняты комплименты, сахиб.
Короткий коридор. Мягкий пластик палубы. Шлепки босых ног над головой – женщина-матрос отвязывает швартовы. Небольшая каюта с большой незастеленной двуспальной кроватью в центре выглядит очень уютно. Несмотря на обшарпанные переборки. Тут есть даже крохотный санузел с душем за раздвижной перегородкой. Рассеянный утренний свет падает сверху через узкий световой люк в подволоке. Поверх стекла люк забран решеткой.
– Душ работает, вода опресненная, можно мыться, – кивает Баба в сторону перегородки. Совсем как коридорный в дешевом отеле, демонстрирующий клиентам достопримечательности номера в надежде заработать на чай. – Белья нет, будете спать в одежде. Полотенце в шкафчике. Устраивайтесь поудобнее.
За стеной взрыкивает двигатель. Дрожь пробегает по палубе. Судно слегка качается, отходя от причала. Рев усиливается. Невольно ухватываюсь рукой за длинный поручень в переборке. Теперь ясно, зачем они повсюду тут – вибрирующая палуба ощутимо кренится к корме. Упругие толчки – катер таранит легкие волны. Посудинка-то с норовом!
– Ну, куда идем, сахиб? – спрашивает Баба.
– Острова Скалистой земли.
– Далеко, – не выказывая удивления, отвечает он. Несколько секунд смотрит на меня не мигая. – Двадцать тысяч, – наконец, называет он цену нашего спасения.
– Десять, – не раздумывая, говорю я. Черта с два на этой планете можно покупать с первого раза. Я уже твердо усвоил – любая первоначальная цена тут завышена по крайней мере вдвое.
– Я не торгуюсь, сахиб, – это его «сахиб» звучит почти откровенной насмешкой. – Я ведь уже говорил. Цена нормальная. Путь долгий. Идти почти сутки. Если погода не испортится. Горючее туда и обратно. Еда. Отступные таможне – я сильно рискую, связавшись с вами. Вообще-то это дороже стоит, но на обратном пути я наверняка подзаработаю – возьму кое-что у тамошних ребят. Половина сейчас – это твоя машина. Вторая половина наличными на месте. Деньги у вас есть, я видел, как ты рассчитывался за еду.
– По рукам, – говорю я. И мы действительно жмем друг другу руки. Поганое это чувство – тискать крепкую руку человека, спасающего твою шкуру и которого я обязан зарезать, как свинью, в конце путешествия. Вдвойне поганое, потому что мне нравится этот немногословный парень. И втройне поганое, потому что вместе с ним придется убить и его жену с красивым именем. – Меня зовут Юджин. Моя спутница – Мишель.
– Странный вы индус, капитан, – подает голос Мишель. Не может простить ему и мне того, что сделка прошла без ее участия. – Никогда не видела, чтобы торговля здесь прошла без торга.
На этот раз Баба соизволяет ей ответить.
– Вы тоже странные белые туристы, мадам. Никогда не видел таких. Которых показывают в имперских новостях и которые приезжают ко мне на полицейской машине с простреленными стеклами. К тому же я не индус. Я – сикх, – гордо добавляет он.
Он легко поднимается. Будто танцуя на раскачивающейся палубе, проскальзывает в двери. Уже в коридоре оборачивается.
– Устраивайтесь пока. Наверх не выходите. Ни к чему вам светиться. Как подойдем к барже, я сам к вам спущусь. Если приспичит чего – там на переборке – переговорник. В коридоре есть трап в рубку. Можно высунуться, но сами не поднимайтесь – увидят.
Двери за ним закрываются. Через некоторое время гул двигателя усиливается. Палуба кренится все больше. Удары по корпусу следуют один за одним, почти без перерыва. С некоторой тоской представляю, что с нами будет, если выйдем на хорошую волну.
Мишель сидит спиной ко мне. Плечи опущены. Руки висят безвольно. Совсем выдохлась, бедняжка. Хочется прикоснуться к ней. Обнять. Провести рукой по волосам. Шепнуть что-нибудь успокаивающее. Но я не могу пересилить внезапно образовавшееся между нами отчуждение.
– Кажется, мы снова оторвались, – говорю ей.
Она не отвечает. Молча встает, и, хватаясь за поручни, исчезает за перегородкой туалета. Вскоре я уже слышу плеск воды из душа.
– Ты не отыщешь для меня полотенце, Юджин? – каким-то глухим голосом спрашивает Мишель.
– Конечно, милая.
– Триста двадцатый, как думаешь – мы оторвались?
– Подтверждение. Устройств наблюдения не зафиксировано.
– А знаешь, милая, несмотря на все, я благодарен этой чертовой Системе. Если бы не она – мы бы с тобой не встретились.
Молчание. Плеск воды сквозь легкую перегородку. Уставясь в переборку, представляю как Мишель проводит руками по своему телу. Как касается мокрых ног. Гладит скользкие от пены упругие груди. Поднимает руки, намыливая волосы. Сглатываю слюну. О чем я только думаю? Тяжело вздыхаю.
Глава 39. Морская прогулка
Мишель бессильно распласталась на кровати. На ее позеленевшее лицо больно смотреть. Не очень-то, похоже, помогает от морской болезни этот ее хваленый диагност. Она судорожно цепляется за поручни по краям койки. Сдерживает стон, когда катер таранит особенно крутую волну. Время от времени заставляю ее засунуть в рот горсть кислых леденцов, найденных в стенном шкафчике. На какое-то время это помогает. Но потом этими же леденцами ее и тошнит в гигиенический пакет, что я держу наготове. Слава богу, в академии над моим мозжечком проделали несложную операцию. Морскому летчику негоже страдать от качки. Глядя на Мишель, невольно радуюсь своему везению.
Тряска и вибрация внезапно усиливаются. Удары по корпусу звучат теперь непрерывной канонадой. Палуба часто уходит из-под ног, чтобы через пару долгих секунд изо всех сил врезать по ногам – катер сильно швыряет. Мишель скручивает очередной рвотный позыв. И без того громкий звук работающих двигателей превращается в рев. Сам воздух в каюте, кажется, вибрирует от исходящего от переборок низкого гула. Закладывает уши, как при резкой смене высоты. Металлическая кружка, выскочив из крепления в столике, беззвучно летает по каюте, уворачиваясь от рук, точно живая.
– Юджин, поднимись в рубку, – раздается едва различимое сквозь грохот дребезжание динамика.
Хватаясь за ускользающие поручни подобно пьяному гимнасту, добираюсь до короткого вертикального трапа. Люк наверху уже сдвинут. Высовываю голову. Усаживаюсь на прикрученное к одной из стоек трапа круглое сиденьице, цепко ухватившись за ограждение люка. Баба и его жена, обернутые в потертые ребристые жилеты, сидят в подрессоренных креслах с высокими спинками, похожих на авиационные. Торчу из палубы на уровне их колен. Баба поворачивается ко мне вместе с креслом. Замечаю, что он пристегнут широким ремнем. Он сдвигает на шею противошумные наушники. Наклоняется, стараясь перекричать двигатели.
