Элона Демидова - Метро 2033. Отступник
– И еще одно, самое важное, – вмешался Олег. – В первую очередь нужно убить видящую, она обязательно будет в отряде.
– Видящую? – удивился Кислов.
– Да, – кивнул Олег, холодея при мысли, что видящей как раз может оказаться Аня. – В Лакедемоне есть девушки, способные даже через стены чувствовать людей и животных. Она увидит прячущихся нуклеаров на расстоянии до трехсот метров и выдаст их убежище…
– Что ж, все ясно, такую девушку нужно ликвидировать в первую очередь, – подвел итоги вождь. – И, пожалуйста, Ольга Михайловна, не начинайте эту песню, что «порядочные мужчины не воюют с женщинами». Среди солдат врага для меня нет ни женщин, ни мужчин, а только боевые единицы, которые надо уничтожить. Если вопросов больше нет, проголосуем за предложенный план действий.
– А ты, Валера, считаешь, что ночью бутылок с зажигательной смесью и бомб будет достаточно для уничтожения агрессора? – судья провел рукой по пышной бороде. – В любом случае, без потерь с нашей стороны не обойтись.
– Не обойтись, – подтвердил Кислов. – И, боюсь, погибших будет много, но это, как ты любишь выражаться, осознанная необходимость.
* * *– А если так? – спросил Дрожжин, чуть подогнув острый край резонатора и дунув в сопло.
Илья, стоявший поодаль, напрягся, прислушался к тишине и кивнул:
– Так немного лучше, только собачьи свистки все равно громче.
– Ну, само собой, – согласился судья, – ты не сравнивай технологии до Великой Катастрофы и мои самоделки из консервных банок.
Вечерело, и наступало время отправляться к набережной. Час празднества приближался.
– Ладно, Илья, дуй на периметр. Мы сделали, что могли. Мне тоже пора идти.
Юный нуклеар схватил лук, топорик, повесил на шею собачий свисток и торопливо ушел.
Время и правда поджимало, но Дрожжин продолжал сидеть в мастерской, все дальше уходя в раздумья. Сегодняшнее заседание Небесной Канцелярии всколыхнуло воспоминания, упрятанные в темных закоулках души, которые он не то чтобы стремился вычеркнуть, – в них не было позорного, но не хотел тревожить давно уснувшую боль и вновь переживать наполнявший их ужас.
Еще в самом начале, когда этот парнишка, Олег, появился у границ Запретной зоны, неясное предчувствие тоненько кольнуло судью, но как было отказать в помощи беглецу, спасавшему своего ребенка? Тем более малышка принадлежала к нуклеарам…
Однако следом пришли каратели, и вот их-то следовало уничтожить без всякой жалости. Уже тогда, после первого допроса, Дрожжин прекрасно понял, кто такой Артур, кто его родители, и будто раскаленную иглу вогнали в самое сердце. Как видно, в старой драме (которая, как казалось Леониду, началась и закончилась двадцать один год тому назад) еще не была поставлена последняя точка. Судьба словно злорадно скалилась, обнажая острые клыки и раздирая зажившие раны.
Нда… Оказывается, капитан ВДВ Антон Орлов сделал неплохую карьеру… Антоха, дитя улицы, главный заправила и хулиган Собачеевки дорос – смешно сказать! – до «царя» заштатной деревеньки. Да и Светлана-Лисёнок оказалась на высоте: Верховная жрица Храма Славы…
«…худощавая, но с полными ногами. Ты с ней спал еще… Недавно стала жрица. Жрица, Постум, и общается с богами…» – произнес про себя Дрожжин строки поэта, которым когда-то зачитывался.
Да, Лёня Дрожжин воспитывался если и не в тепличных, то близких к тому условиях. Он рано потерял отца, а мама, школьный учитель литературы, постаралась оградить сына от жестокостей мира. Она погрузила его в прекрасную иллюзию, в сказку о вечной любви, где всегда добро торжествовало над злом, где побеждал принцип ненасилия, где все были хороши, благородны и честны. Чего только стоили ее рассказы о горящем внутри каждого сердца прекрасном огне созидания, о Божьей искре вдохновения…
* * *В тот злополучный день, когда началась война, когда любимая вместе с Орловым и его бандой умчались на джипе, несостоявшийся преподаватель Южного Федерального Университета Лёня Дрожжин окольными путями пришел в город…
Лёня уже понял, что теперь надо держаться подальше от людей, поэтому он, осторожно пригибаясь, прятался за росшими вдоль улиц деревьями и старался не выходить на открытые места. В голове крутились и перемешивались фразы из книжек, которые он знал почти наизусть: «Белый Клык», «Зов предков» и еще «Морской волк» Джека Лондона. Возможно потому, что вся планета неуклонно превращалась в бандитскую Аляску времен золотой лихорадки или шхуну жестокого и безжалостного капитана Ларсена, только волки новой эпохи готовились рвать глотки овцам не за унцию благородного металла, а за кусок черствого сухаря. Мир стремительно погружался в ледяной мрак, в лютую безнадежность. Лёня знал, что не выживет; в этом Антоха Орлов был прав. Не способный на убийство, не умеющий украсть, не научившийся даже обманывать, парень пробирался к единственному родному человеку, который, безусловно, никогда не предаст, не убежит в тонированный джип, но без раздумий поделится последней крохой хлеба. Он шел, куда звало его сердце – к маме.
Вечерние переулки наполнялись стремительно дичающим согражданам. Разумеется, за один день налет цивилизации не мог быть полностью смыт гремучей смесью, состоящей из дармового алкоголя, чувства безнаказанности и первобытного ужаса. Но неделю спустя, и Лёня это отчетливо понимал, культурный слой облезет с людей, подобно плавящейся под действием газовой горелки краске с автомобиля. И останется лишь незамутненная первозданная тьма. Парень страшился встречаться с ней в бездонной пустоте людских сердец. Он вообще дико боялся, но все же шел, шел и шел вперед.
В подъезде было пусто и темно. Лифт, разумеется, не работал. Возблагодарив за свою удачу всех ангелов-хранителей, Лёня бесшумно поднялся на шестой этаж. Дверь в квартиру оказалась незапертой.
– Мама, – позвал он, заходя в коридор.
Ответом была гробовая тишина. В непроглядной темноте Леня пробрался в кухню, споткнувшись о стул, который почему-то валялся посреди коридора. На ощупь он нашел спички, три свечи, сунул их в стакан и зажег, а затем, прикрывая огонь рукой, вошел в гостиную. Он ожидал увидеть разгром, вывороченные дверцы шкафов, разбитый хрусталь, но все было на местах, что испугало его еще больше. На подгибающихся ногах он доковылял в мамину спальню. Она лежала на холодном линолеуме, широко раскинув руки, с задранной под неестественным углом головой. Лёня, все еще на что-то надеясь, поднес свечи к мертвому лицу матери. Ее рот был широко открыт, остекленевшие глаза с ужасом взирали в сумрачную пустоту, а лоб уродовала огромная запекшаяся рана.
– Мама…
Лёня поставил стакан на пол, сел и положил голову трупа к себе на колени. Кажется, в ту ночь были до последней капли выплаканы слезы, которые были ему отпущены на всю жизнь. Он нежно гладил склеенные от крови волосы и пытался прикрыть непослушные, словно сделанные из стеарина, веки убитой. Но ничего не получалось.
– Не смотри туда, мама, – шептал он, водя ладонью по ее лицу, – Закрой глаза. Пожалуйста, мама, закрой глаза… не смотри… не смотри… я прошу тебя, не надо…
И вдруг Лёня взвыл в голос, воздев сжатые в кулаки руки куда-то вверх, во мрак потолка.
«Как! Как такое возможно?! Зачем убивать беззащитную немолодую женщину!? Кому она помешала?! Откуда, откуда столько зла? Мама, ответь, какой огонь способен разогнать эту беспросветную мглу? Где ты видела свет? Ты меня обманула, мама. Ты врала мне всю жизнь! Ты врала себе тоже… Что же за мир такой?! Будь ты проклят…»
Поздней ночью Леня заснул прямо на полу, рядом с мертвым телом. Это был первый день долгой и мучительной метаморфозы, превращения наивного педагога в сурового судью. Три последующих бесконечных года умирал человек и рождался нуклеар.
Иногда так бывает: вечером не знаешь, что предпринять, ты запутался в безвыходной ситуации. Но сон, пусть и беспокойный, расставляет все по своим местам. Парень проснулся с готовым планом действий. Два дня назад, когда он ехал со Светой по Мариупольскому шоссе, девушка заговорила о крупном бизнесмене Андрее Антипенко и его доме с бункером. Сам предприниматель улетел на Сейшелы с любовницей, а жену отправил в Таиланд. Насколько было известно Лёне, сын этого нувориша тоже учился где-то заграницей, так что никого из хозяев дома не было. Необходимо успеть занять этот бункер раньше других, если уже, конечно, не слишком поздно. На улице заметно похолодало, небо, вчера еще ясное, помрачнело, затянулось свинцовыми тучами. Надвигалась если не ядерная зима, то уж точно ядерная осень. И потому следовало поторопиться. К тому же, вполне вероятно, что город подвергся радиоактивному заражению. Одним словом, нужно спешить.
Лёня подложил под голову трупа подушку, взятую с кровати, а затем накрыл тело покрывалом и запер спальню на ключ. Зачем он так сделал – Леонид не знал и не смог бы внятно объяснить свой поступок, если бы кому-то пришла охота спросить. Но этой запертой дверью жизнь словно разделилась на две части.
