Юрий Никитин - На пороге
– У Шерлока не было компьютера, – напомнил я, – а вот ответы он находил. Я, кстати, тоже нашел.
– Ну?
– Она в самом деле была в тот день в здании, – ответил я. – Оставалась с вечера. Все ушли по домам, а она осталась. Потом выключила свет, обесточила аппаратуру и…
Я сделал паузу, она спросила жадно:
– Отключила видеонаблюдение?
– Умница, – похвалил я. – Это у тебя женская интуиция или мужская логика?
Она отрезала сердито:
– У меня женская логика!
– Женской не бывает, – напомнил я. – То вообще не логика.
– Тогда просто логика, – ответила она. – Видишь, какая я покладистая? Как покладешь, так и лежу. Почти как та твоя пигалица. Значит, берем ее? Не пигалицу, а эту нататуашенную?
– Погоди, – сказал я. – Сперва проверим. А если осталась, чтобы повязаться с кем-то из женатых? У нас есть пара таких, у которых жены просто стервы.
– Что? – спросила она с интересом, – такие еще остались? Здорово. Молодцы.
– И ты такая?
Она фыркнула.
– Нет, конечно. Но я за то, чтобы ваше подлое племя держать в узде. Народами в интересах мира и спокойствия должны править женщины. Хорошо, поедем.
– А у тебя есть, – поинтересовался я, – что предъявить?
– У тебя есть, – напомнила она. – А ты обязан сотрудничать со следствием.
– Ну, если обязан…
Она грубо согнала меня со своего места, женщины рулят в нашем мире, автомобиль под ее управлением рванулся в сторону шоссе, как застоявшийся конь.
Всю дорогу она молчала, злая и сосредоточенная, автомобиль не катит, а летит над асфальтом, распугивая все остальное на дороге, так что да, простому человеку хорошо служить в полиции, привилегии всем нам повышают самооценку и продлевают жизнь.
Я обычно сразу поднимаюсь в свою лабораторию и не выхожу оттуда до конца рабочего дня, который у меня, как почти у всех мне подобных полусумасшедших длится дольше официального, но сейчас, раз уж там все опечатано, не стал подниматься, на первом этаже в препараточной такие же экраны, легко настроить на просмотр изображения с видеокамер.
В коридоре встретился Лазаренко, уже спешит на выход, и так задержался, весь в себе, вздрогнул, наткнувшись на Ингрид, что рассматривает его с мрачным недружелюбием, как непонятного жука, что вдруг да укусит, потому его нужно пристукнуть раньше.
– Ой… простите! А, Володя, ну ты как?
– Завтра вернусь к работе, – пообещал я. – А пока вот помогаю нашей доблестной полиции. Это вот и есть доблестная полиция, старший лейтенант Вервольфова. Представляешь, появился новый вид преступности, вернее, мотив: любой ценой заполучить побольше денег, чтобы купить бессмертие! Вот она и вылавливает таких… ну, ты понял.
Он снова опасливо посмотрел на Ингрид.
– Значит, мир меняется к лучшему.
Она рыкнула:
– Что хорошего?
Он сказал чуть живее:
– Зато исчезли самые распространеннейшие преступления! Например, на почве ревности!.. Сейчас норма, что муж трахает в обеденном перерыве сотрудниц, а его жена совокупляется с коллегами. И даже ссор не возникает, а раньше… подумать страшно!.. за такую ерунду вообще убивали, представляете?
Я буркнул:
– Не представляю. Я вообще-то не так стар. И вообще… думаю, такое в книжках напридумано. С чего это я стал бы злиться, что моя жена с кем-то повяжется? Лишь бы с работы не опаздывала, все-таки обед она готовит. Нет, это все для кина…
Он посмотрел с некоторым подозрением, не уверенный, что не прикалываюсь, но ответил очень серьезно и правильно, поглядывая на Ингрид:
– Было такое, Володя. И почти совсем недавно. Я застал лично, хотя был еще пацаном. Так что да, сейчас преступлений меньше. Чтобы миллиард украсть из банка, какие мозги надо иметь? А вот ревновать мог каждый… И ножом пырнуть любовника жены. Гамлет вон кого-то вообще задушил из-за платочка Фриды…
Он все поглядывал на Ингрид, но перлы мечет зря, не врубилась, вряд ли знает, кто такой Гамлет, это все из уходящего мира.
– Ну бывай, – сказал он. – Хорошо выглядишь!
И бочком-бочком прошмыгнул спиной по стеночке мимо Ингрид в сторону выхода.
Я распахнул перед Ингрид двери в одно из наших помещений, где мышек сортируем и группируем по заданным параметрам, она прошла строго посредине между клетками, еще бы отодвинулась, да некуда, осматривается с брезгливостью, пахнет мышиным пометом и самими мышами, а также химикалиями, это мы привыкли и не замечаем…
– Побрызгайся духами, – посоветовал я. – У вас же они всегда с собой?
– У кого это у нас? – переспросила она с высокомерием. – У полиции?
– У самок, – уточнил я. – Замена феромонов. Садись вот сюда. Клавиатуру не дам, испортишь, но экраны включу… Вот, смотри.
Пока она всматривалась, я успел сходить к кофейному аппарату и вернулся с двумя большими пластиковыми стаканами.
– Спасибо, – сказала она сухо и протянула руку.
– Вообще-то я оба взял себе…
– Лопнешь, – заявила она и отобрала стакан, выбрав тот, где кофе визуально больше. – Чем она занимается?
– Черновая работа, – пояснил я. – Но без нее не обойтись даже в самой чистой науке. Видишь целый ряд чашечек?
Она наморщила нос.
– Какие же это чашечки?
– Эх ты, – сказал я с укором, – для тебя и коленная чашечка наверняка не чашечка, а какая-то противная косточка… Ладно, пора с нею пообщаться. Рабочий день заканчивается, вот-вот уйдет.
– А что ей предъявишь?
– Догадки, – ответил я загадочно. – Посмотрим, что ответит. А там уже решим, что дальше. Ты мне только подыгрывай.
Она фыркнула.
– Ты это называешь мужской логикой?.. Это хуже, чем женская интуиция. Ладно, хочу посмотреть, как опозоришься.
– Какая ты добрая, – сказал я грустно.
Я так и вошел со стаканом кофе в руке и с наслаждением отхлебывал, наблюдая со спины за Моникой. Ингрид плотно прикрыла за собой дверь, могучая и подчеркнуто мускулистая, поправила кобуру с пистолетом и дубинку у другого бедра и неспешно подошла к ее столу.
Моника вскинула голову, взгляд недружелюбный, Ингрид все поняла и, показав полицейскую бляху, сказала жестким голосом:
– Полицейский департамент Москвы.
Она сделала нарочитую паузу, и Моника спросила хмуро:
– И что?
– Расследуем дело, – проговорила Ингрид таким голосом, будто заговорил ледник, потопивший «Титаник», – о хищении и двух… нет, пяти убийствах. Я вправе привлечь к ответственности лиц, что отказываются от сотрудничества или скрывают какие-то сведения. Вы все поняли? Повторять не надо?
Моника смотрела все еще зло и неприступно, однако во взгляде появилась нерешительность, а после недолгого колебания ответила хмуро:
– Не отказываюсь, но ничего не знаю о ваших хищениях.
– Вы можете не знать напрямую, – отрезала Ингрид, – но вы могли участвовать косвенно, даже не подозревая, что замешаны в тягчайшем преступлении! Потому советую отвечать без утайки, точно, подробно и ничего не скрывая.
Моника произнесла недружелюбно:
– А мне скрывать нечего.
– Точно?
– Ни в чем противозаконном не участвую, ни в чем не замешана!
– Хорошо, – произнесла Ингрид загробным голосом, – первый вопрос, с какой целью вы остались в тот день, когда была совершена кража, на службе уже после рабочего дня?
Моника вздрогнула, ответила быстро и почти инстинктивно:
– Я не оставалась!..
Ингрид сказала безжалостно:
– Думаете, если отключили все видеокамеры на этаже, то это спасет? Напротив, я повешу на вас и пару трупов. А то и больше. Или еще что-нить найду. У нас есть хар-р-рошие висяки. От пожизненного до каторжных работ на урановых рудниках светит. Представляете, урановые рудники в самом деле существуют.
– Но я не…
Ингрид прервала, повысив голос:
– Камера на противоположной стороне улицы захватывает и выход из вашего центра!
Моника проговорила слабо:
– И… что?
– Все ваши работники вышли, кроме вас!..
Моника побледнела, мне стало жалко, как они все сразу становятся жалобными, когда с них слетает бравада, вот и сейчас просто перепуганная женщина, а женщин инстинкт велит защищать.
– Не вышел еще и Медведев, – сказал я с великодушием человека к слабой женщине, пусть она и вся в татуировках, как зэк с солидным стажем. – Продолжать?
Ингрид сказала с сарказмом:
– Мы его сейчас вызовем и допросим в отдельной комнате. Скажем, что вы во всем сознались.
– Даже бить его не будем, – сообщил я. – Хотя, конечно, если начнет запираться… Знаете ли, дружба дружбой, но бигмаки врозь. Особенно такие, как делают здесь.
Моника, бледная настолько, что даже вызывающие татуировки поблекли, стали мелкими и жалкими, вскрикнула тонким голосом:
– Не нужно!..
