Роман Злотников - Прекрасный новый мир
– Вот как? А мой отец говорил мне совершенно иное.
Грон пожал плечами.
– Это все домашние заготовки, ваше высочество.
– Домашние… что? – переспросила принцесса, отнимая ото рта яблоко, которое только что надкусила.
– Ну, вы же знаете, как хозяйки осенью заготавливают на зиму чеснок, лук, сохраняют в песке морковь и коптят окорока. Вот и я, зная, что мне рано или поздно придется встретиться с его величеством, заготовил несколько изящных фраз и вычитал в книгах и… забуртовал парочку умных мыслей. Чтобы не выглядеть перед его величеством таким уж болваном.
– Вот как? – Принцесса звонко рассмеялась.
А Грон почувствовал, как от этого смеха у него все встает дыбом. Та часть его существа, которая принадлежала юному Соболу и находилась сейчас на самом пике гормонального взрыва, буквально жаждала влюбиться в эту удивительную женщину… или девушку. И, похоже, все находящиеся поблизости мужчины испытывали то же самое. Но та часть, которая являлась Гроном, четко отметила отточенную согласованность жестов, тембра и громкости. Эта женщина прекрасно знала о том, как она действует на мужчин, и отлично владела всем своим арсеналом. Так, как иная, даже вдвое старше и познавшая не один десяток мужчин, не овладеет никогда… А интересно, той стороной женской власти над мужчиной она владеет так же хорошо или ей еще предстоит ее освоить? Принцессе было девятнадцать, и она была на полтора года старше его нынешнего тела. По здешним меркам, считай, перестарок. Здесь в этом возрасте женщины зачастую уже матери, причем иногда не одного, а двух или даже трех детей. Да и в его первом мире в таком возрасте девушки остаются невинными чрезвычайно редко. Но Мельсиль ведь еще не замужем, а здесь к девственности невесты относятся иначе. Или нет? В конце концов, она принадлежала к высшей аристократии, а та во все времена не слишком отличалась строгостью нравов. Но батяня у нее – молодец. Мог и присмотреть. А с другой стороны, он всегда в разъездах… Тьфу ты, ну что за мысли?!
– Благодарю вас, граф, это было мило. Ну… ваша шутка насчет домашних заготовок. Вот вам награда! – И принцесса протянула ему авагду, золотистый плод, по вкусу похожий на дуриан, но без его чудовищного запаха. Запах авагды был похож на запах фиалки. Может быть, поэтому поэты избрали авагду в качестве символа любви.
Лорд Эжен мгновенно побагровел. Впрочем, не он один. Как минимум у четверых из присутствующих мужчин явственно изменился цвет лица. Грон слегка разозлился. Ну вот, еще персональных врагов из высшей аристократии ему не хватало. И ладно бы из-за чего-нибудь серьезного, а то из-за какой-то избалованной сумасбродки.
– О-о, это слишком ценная награда, – благоговейно произнес он, принимая авагду и кладя ее перед собой.
Лорд Эжен с облегчением выпустил воздух между стиснутых губ.
– Но почему вы не едите? – вскинула брови принцесса.
По поэтическому канону влюбленный юноша, получив такой подарок, должен был разделить его с возлюбленной, очистив плод и разломив его на две части. Считалось, что этим он как бы вручает избраннице свое сердце. Но вот только кто тут избранница? Сегодня, спустя неделю после начала их совместного путешествия, Грон прекрасно понимал, почему король Агбера до сих пор не выдал замуж свою единственную дочь. Он еще не встречал столь эффективного инструмента по витью веревок из любого мужчины. Причем принцесса Мельсиль не только прекрасно осознавала свою невероятную власть над мужчинами, но и пользовалась ею с умением опытнейшего двуручника-ветерана. Хорошее подспорье для любого правителя.
– Я… собираюсь сохранить его в память о мгновении вашего расположении, принцесса. Если, конечно, – Грон печально вздохнул, – вы не потребуете от меня иного.
– Мое расположение уже с вами, уважаемый граф, – мягко ответила принцесса, хотя опытный слух мог бы отметить в ее голосе нотки досады. Правда, лишь очень опытный…
– Ваше высочество, – поспешно вступил в разговор виконт Омисерион, он был самым старым из всех присутствующих и числился при принцессе кем-то вроде ученого философа, – может быть, попросим мадемуазель Казирам спеть нам?
– Действительно, Мельсиль, – начал лорд Эжен, но тут же запнулся, наткнувшись на острый и жесткий взгляд из-под густых длинных ресниц, – то есть ваше высочество. Наш уважаемый… граф, – заминку перед титулом, долженствующую продемонстрировать снисхождение отпрыска старого и влиятельного рода к новодельному титулу, заметили все, – сам признался, что он не слишком хороший рассказчик. Так не будем же его…
– Но он тут же опроверг это заявление, – царственным жестом прервала Эжена Мельсиль, – признаться, я давно не слышала столь… удачной и умной шутки. Вы растете в моих глазах, граф. И должна заметить, что вы меня все больше и больше интригуете.
– Я? – Грон удивленно развел руками. – Да что же может быть во мне такого интригующего? Я прост и бесхитростен, как мой ангилот, ваше высочество.
– И так же опасен? – В голосе принцессы прозвучала требовательная нотка.
Грон вежливо улыбнулся:
– Только для ваших врагов, ваше высочество.
– И, несомненно, для своих, – закончила за него принцесса.
Грон наклонил голову. Некоторое время они молчали, думая каждый о своем, а затем принцесса задумчиво произнесла:
– Никак не могу понять, какой вы, граф. Вы для меня загадка. Вот вроде бы начинаю что-то понимать, и тут же оказывается, что я ошиблась, приняла за лицо очередную маску. Почему вы неискренни со мной? Вы мне не доверяете?
Грон замер. А вот это было уже серьезно. Красавица прекращала игру и предлагала поднять забрала. Это означало, что на данный момент ее арсенал оказался исчерпан и все уже отработанные приемы не принесли планировавшихся результатов. Теперь следовало быть особенно осторожным. И немного дерзким. Он не собирался делаться очередным влюбленным болваном, чья препарированная голова украсит уже явно довольно обширную стену виртуальной охотничьей залы принцессы, но вот заполучить ее в друзья… это было весьма заманчиво.
– Вы несправедливы ко мне, ваше высочество, – осторожно начал Грон, – на самом деле у меня нет никаких масок. Просто я… разный. – И, мысленно перекрестясь, выдал переведенное на местный язык и приведенное к местной рифме четверостишие из Евтушенко:
Я разный —
я натруженный и праздный.
Я целе —
и нецелесообразный.
Я весь несовместимый,
неудобный,
застенчивый и наглый,
злой и добрый…
Принцесса некоторое время едва заметно шевелила губами, привыкая к необычным для этого мира ритму и ладу. А затем подняла на Грона взгляд, в котором он впервые увидел неподдельное удивление.
