Владимир Стрельников - Ссыльнопоселенец. Горячая зимняя пора
– Ни хрена себе… – Я тоже уселся на непонятно как сохранившийся стул.
Какое-то время я молчал, глядя на уверенную суету ученых, а потом спросил профессора:
– А почему их не клонировали? Пусть клонирование человека запрещено, но ведь тут исключительный случай?
– А для чего, сержант? Понимаете, клон не становится автоматически тем, кем он был до взятия образцов. Обычно это просто тупое создание с некоторыми инстинктами. С уровнем интеллекта как у тупой черепахи, агрессивное, бесполезное для чего-либо, кроме изъятия органов. Потому никто и не возражает. Проще вырастить необходимый орган отдельно, – опять вступил в пояснения тот же паренек. Хотя какой это парень, девка это. Просто голос прокурен и сисек почти нет. – Так что будут тупые болваны с хвостами и ушами.
В этой комнате мы сидели еще часов пять. Точнее я не засекал, потому что к завершению работ я и профессор наклюкались нашего, городского вискаря. Очень он профессору понравился. Ну а что, у нас его делает один из тех парней, которые этому чуть ли не с пеленок учатся. Рональд Данни, из семьи потомственных делателей виски.
Убил Рон одного за другим пятерых воздыхателей своей подруги и получил пожизненное. Правда, подруга, по его словам, плакала на суде, жалела, что вела себя как последняя шлюха, но поздно. И Рону тут еще минимум двадцать годов париться, и ей облом, нет жениха-миллионера.
Короче, я из пещеры вышел сам, а вот профа вытащили под белы ручки его помощники.
Сэм только головой покачал, глядя на это безобразие.
А я втихую сунул бритой девице еще один пузырь: у меня их всегда с собой пара штук. Мало ли, пригодятся. Вот и пригодились – профессор стал здорово разговорчив к завершению пузыря.
– Ты понимешь, сержант, нам наплевать на эту планету, на этих вымерших нэков, на ваши потуги что-то отыскать. Но вот на то, что генетическая линейка на этой планете почти один в один с Землей, и цивилизация тут хоть и с какой-то магической хренью, но при этом очень высоко технологически была развита целую тысячу лет назад… А точнее, намного раньше: самый старший механический артефакт мы датировали трехтысячелетней давностью. Ты представляешь, что это значит? Чего киваешь башкой, совершенно не представляешь. Ни хрена себе не представляешь. Да эти все артефакты, эта гребаная магия, или как там эта хрень называется, – ничто по сравнению с этим. И пока мы хоть немного не поймем, в чем дело, карантин с этой планеты снят не будет. Самое странное то, что они даже не пытались выйти в космос, нет ни одного даже близкого подобия космодрома, вообще. А они точно могли бы это сделать. – Профессор попытался торжественно махнуть рукой, но в результате ткнулся носом мне в плечо и захрапел.
Так его, готового, и вытащили. Ладно хоть носилки у нас были, а большинство аппаратуры ученые оставили в комнате управления.
То еще зрелище было, похоже. Вокруг кладбище, темно, торжественно, тихо настолько, что каждый шорох гремит, лучи фонарей выхватывают из тьмы множество постаментов с останками, и пьянющий проф на руках у своих яйцеголовых помощников, пытающийся петь какую-то развеселую песенку.
Призрак немного потаскался за нами, но, похоже, ему это явно надоело. Впрочем, он передал мне еще пару образов-инструкций, но, чтобы расшифровать их, надо посидеть дома с карандашом и бумагой, последовательно вызывая те образы, которые возникли у меня в голове, записывая их и решая ребус. Но, как известно, орешек знания тверд!
Перелет до фермы был будничен, и вскоре я опять стоял на пороге своего дома.
Но на этот раз были отличия. Герда. Ее лапа наконец-то зажила, и псина-голована передавала мне радость встречи изо всех своих немалых радостных сил. Закончились наши обнимашки в сугробе, куда я с ней свалился и откуда нас, смеясь, вытаскивали Вера и Шейла. Вера тащила меня, Шел, сама сидя в сугробе, обхватила за шею и не пускала ко мне Герду.
Вот с этих пор меня моя голована никуда без нее не отпускала. Разве на ночь оставляла с женами, наши игрища для Герды были совершенно неинтересны. Как мне однажды она передала – столько энергии, чтобы сделать потомство. Паразитка, шутки юмора еще шутит.
Пара дней после моего возвращения была практически спокойной. Рутина в участке, где я занимался в основном бумажными делами, которые свалил на меня Илья, один раз пришлось с ребятами растаскивать пьяную драку в кабаке. Ну как растаскивать… там мужики уже черта не испугались бы. Пришлось выстрелить в опустевший зал молотым перцем. Ну да, есть тут такое ноу-хау, вместо слезоточивого газа. На ствол дробовика надевается бумажный цилиндр – и стреляешь холостым патроном. В результате в комнате сплошная взвесь из молотого красного перца с табаком, дышать невозможно совершенно, даже самому обдолбанному. Глаза слезятся, слюни, сопли, легкие горят. Короче, часть скрутили на выходе, а часть собрали в самом кабаке, с пола. Потом отвезли в мыльню, где по одному их полоскали. Эти водные процедуры, кстати, тоже за их счет, потом судья к штрафу добавит. Как и использованные фильтры для древних противогазов, в которых мы их собирали.
Наутро третьего дня меня около околотка перехватил Федор, имеющий задумчивый вид.
– Привет, друже, переговорить надо бы, – пожав мне руку, сказал он.
– Здорово. – Я поправил шапку, глянул на поземку вдоль улицы и предложил Бирюкову: – Федь, пошли ко мне домой? Там спокойно посидим, поговорим. У нас Грессия сегодня и Кетлин должны быть, их Вера с Шел пригласили. Точно что-нибудь вкусненькое есть. А может, и с Кетлин помиришься?
– Да я с ней и не ругался, это она на меня чего-то надулась. – Федя пожал плечами и вместе со мной залез в подъехавший возок. Но сначала туда заскочила довольная Герда. Она меня сейчас никуда не отпускает. А то мало ли что?
Дома на самом деле было шумно. Четыре веселые девчонки – это много шума и смеха, гора всяких вкусняшек на столе, всевозможные игрушки на небольшой елке, которую они хором наряжали.
Нас троих тоже встретили весело, накормили, напоили и убежали на улицу, забрав Герду. Вера с Грессией сделали несколько китайских фонариков, и вот сейчас они решили их запустить.
– Здорово у тебя, весело, – хмыкнул Федор, глядя в окно на швыряющих друг в друга снег девушек.
– Женись – и у тебя весело станет. – Я усмехнулся и сунул ему стакан с бренди. Глянул на улицу.
Там, наряженные в шубки и шапочки, в валенках, украшенных яркой вышивкой, играли девушки. Не только наша четверка, но присоединилась и пара соседских девчушек, совсем молоденьких. Герда металась между ними, гулко гавкая.
Наконец мои жены и их подруги успокоились и принялись священнодействовать с воздушными шарами, склеенными из старых газет. Я, кстати, четыре вечера возился с ними, пока собрал каркас из тоненько порезанных тростинок.
