Джеймс Сваллоу - Вера и Пламя
Верити почувствовала себя так, будто ее кости разжижаются. Она опустилась на пол, все ее усилия удержаться на ногах сошли на нет, когда ей на плечи опустился гнет ужасного, душераздирающего отчаяния. Все вдруг показалось ей настолько бессмысленным: каждая ее мысль и каждое действие ни к чему не вели, а ее никчемная жизнь была лишь пустой тратой дыхания и крови. Она не сразу поняла, что Изабелла позади нее рыдает и кричит подобно маленькому ребенку. Кассандра, всегда храбрая и сильная, твердая как сталь, тоже опустила колени на инистый пол и скрючилась, ощутив себя маленькой и ничтожной в слишком большом для нее пространстве брони.
- Трон, нет, - госпитальер не была уверенна в том, кто прокричал это, но зато она отчетливо видела, как сознание Мирии затуманивается все больше и больше. Та чувствовала, как ее топят в страданиях, как каждая пора ее тела заполняется седой скорбью, как становится в тягость каждый бессмысленный вздох:
Это его рук дело, кричала ярость внутри нее, ЛаХэйн делает это с нами, направляет против нас наши темнейшие страхи!
- Мы должны бороться, - прокричала со слезами на глазах Мирия, хватая Верити за плечи и встряхивая. – Мы не можем позволить ему остановить нас.
Госпитальер боролась, как могла, однако видела пред собой лишь размытые очертания боевой брони Сороритас и лицо ее несчастной покойной кровной сестры, оглядывающейся на нее.
- Лета, Лета, - всхлипнула она. – Не покидай меня. Прошу. Я же погибну без тебя.
И пещера скорби в ее сердце, к которой она не приближалась после смерти своей сестры, разверзлась и поглотила ее целиком.
Мирия тряхнула головой, пытаясь сбросить с себя телепатическое колдовство лорда-жреца, но мощь его разума сковала и окутала ее душу. Куда бы она ни взглянула – повсюду она видела лица мертвецов, идущих один за другим скорбящих покойников, чьи жизни переплетались с ее собственной жизнью на полях сражений. Лета и Иона, Порция и Рейко, их печальные взгляды и пустые души преследовали ее, выкрикивая ее имя, укоряя ее своими горестными шепотками. А помимо их были еще шеренги других, тех, с кем бок о бок она сражалась в прошлом и кого пережила: сестра Рахиль, убитая в разбомбленных руинах Старлифа снайперским лазерным выстрелом предателя-гвардейца, Никита и Маледина, сгинувшие в катакомбах Пар Унуса, и прочие, прочие, прочие. Ее боевые сестры и все те, кто погибли по ее вине, окружили ее, изничтожая своими скорбными стенаниями. Ее мысли спутались, и она почувствовала, что близка к тому, чтобы сойти с ума.
Она рухнула на ледяной пол и вскрикнула, когда что-то острое вонзилось в ее ладонь. На мгновение боль прояснила ее мысли. Из ее ладони торчала блестящая золотая аквила на порванной ониксовой цепочке. Знамение!
Она закружилась на месте, размахивая своим пистолетом и рыча, цепляясь за последние остатки своей набожности.
- Я отрекаюсь от тебя. Ты ложен, жрец. Я нарекаю тебя предателем!
Да Будет Так.
Темные глаза ЛаХэйна вспыхнули, когда он начал концентрировать кольцо психической силы. Мирия заметила лежащую на своем месте Верити. Госпитальер сжала потертое серебро своего розария одной рукой, и сунула его в ладонь Мирии.
- Не можем… позволить колдуну… жить… - заявила она, произнося каждое слова с неимоверными усилиями.
- Верно, - сказала Мирия, подтаскивая Верити к себе. – Во имя Бога-Императора, мы не склонимся пред тобою, ЛаХэйн!
Тогда Умрите, изрек он, и в сторону их обеих понеслись визжащие на всю залу потоки нечестивого колдовского огня.
- Вера! – выкрикнули женщины в один голос. – Вера несокрушима!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
A SPIRITU DOMINATUS, Domine, libra nos.
Священные слова Fede Imperialis, благочестивой боевой молитвы Адепта Сороритас, звучали в умах и сердцах Верити и Мирии.От молний и бурь, Наш Император, избавь нас. От чумы, обмана, искушения и войны, Наш Император, избавь нас. От щупалец Кракена, Наш Император, избавь нас.
Две женщины прижались одна к другой, отведя взгляды от развернувшейся вокруг картины ада, каждая из них сжимала цепь серебряного розария. Тонкая нить бусин была простым символом, иконой личной преданности, меркнущей в лучах славы и великолепия великих церковных артефактов, но сейчас она была ничем иным, как маяком к вере сестры Верити, ничем иным, как символом верности сестры Мирии. Колдовской огонь ревел над ледяным каменным полом, и лазурные молнии окутывали их, но те все равно молились.
От богохульства Падших, Наш Император, избавь нас. От похоти демонов, Наш Император, избавь нас. От проклятия мутанта, Наш Император, Избавь нас.
Легенды гласили, что вера Адепта Сороритас была настолько крепка, что ни один псайкер ни мог сломить их преданности, что лишь самый ужасный из всех колдун мог осквернить их чистоту. Говорилось, что когда сестра переисполнена своей набожностью, в миг, когда она находится в состоянии целомудренной жертвенности духу Бога-Императора, щит веры, что ее окружал, был способен отвести от ее разума любые заблуждения и порочность. Лишь когда вера достигала своего предела прочности, Сороритас могла в полном смысле слова познать силу своей фанатичности.
Мирия стиснула серебряный розарий и прокричала слова молитвы, взывая к небесам:
- A morte perpetual.
Пробившись сквозь треск психического пламени, голос Верити завершил последнюю строку:
- Domine, libra nos.
Обжигающая убийственная жара спала так же внезапно, как и возникла, вновь сменившись пробивающим до костей морозом. Верити распахнула глаза и увидела стоящую перед ней Мирию, изо всех сил сжимающую ее розарий.
- Мы… мы невредимы… Во имя Трона, мы отвели ветер смерти. Одной лишь верой мы сделали наши души крепкими, как броня!
Глаза Мирии сверкнули, когда она взглянула в ответ, вскидывая свой плазменный пистолет в ее бронированном захвате.
- Да… Да, дорогая сестра, Катерина хранит нас. Мы выстояли.
НЕТ!
Ярость ЛаХэйна сотрясла залу.
Этого не может быть! Вы должны быть мертвы, назойливые шлюхи!
Боевая сестра отпустила розарий и взглянула на врага.
- Я умру, когда меня призовет к себе Бог-Император, а не когда станет угодно лживому сумасбродному психопату, - она послала залп плазменных болтов, испарившихся в ауре лорда-жреца. – У тебя не получилось сломить нас, ЛаХэйн. Теперь твой черед!
К удивлению Верити, целестинка метнулась к раскаленному добела ореолу энергии, ее черные керамитовые перчатки заискрились, сомкнувшись на поверхности одного из вращающихся колец. Она выкрикнула ее имя, но останавливать ту было уже поздно. Внезапным ярким всполохом молнии движение кольца увлекло за собою Мирию, втянув ее прямо в пси-сферу дьякона. Внутри орбиты ореола женщина казалась мерцающим проблеском, словно в пределах радиуса механизма время текло по-иному.
Резкое и ужасное ощущение дислокации. Такое чуждое и в то же время такое знакомое, она всякий раз испытывала подобное чувство, когда, будучи на борту звездолета, погружалась в миазмы варп-пространства. Органы чувств Мирии на краткий миг помутились, и она подавила в себе приступ поднимающейся к горлу желчи, когда мир вокруг нее начал перемещаться.
Находясь в ореоле древнего механизма, она дрейфовала как будто при нулевой гравитации, всеми силами лишь держась за вращающиеся кольца фазового железа. Ей казалась, словно она находится в сфере покрытого льдом стекла – очертания и цвета камеры она не мола различить, видя лишь размытые искаженные пятна. Она слышала подле себя резкие чуждые звучания продолжительных криков и невнятных воплей, слышала мысли, сочащиеся из умов каждого живого существа в пределах крепости. На миг ей показалось, что она слышит кричащего в агонии Торриса Вона, но через миг эхо сникло.
ЛаХэйн плавал над ее головой, его глаза сверкнули ненавистью, когда он опустил на нее взгляд.
- Как смеешь ты приближаться ко мне? Ты оскверняешь это святое сооружение своим присутствием!
- Еретик, - резко ответила она. – У тебя нет прав говорить рассказывать о святости. Ты принес в жертву привилегии церкви и собственную человечность в тот день, когда решил восстановить этот артефакт!
Жрец вскинул руки, и его ярость вспыхнула красными искровыми разрядами.
- Как можешь ты быть настолько слепой, высокомерная девка? Ты есть та, кто стремится оборвать стезю Императора, а не я. Ты та, которой не дано понять грандиозности этого устройства! – оп подплыл ближе к ней, весь сочась энергией. – Я буду знать Его. Я отодвину вуаль времени и добуду сознание Бога-Императора, чего не мог сделать ни один человек за десять тысяч лет! – ЛаХэйн улыбнулся. – И когда это случится, когда Он стряхнет с себя пыль эпох и откроет свои глаза, то увидит пред Собою мое лицо. Это и будет моей жалованной наградой!
