Эдуард Байков - Рой
Подготовку ОЗК и фонарей майор хотел было поручить небольшой группке во главе с Меркурьевым, но неожиданно вмешался Нахимов:
– Нет-нет, Николай Андреевич! Я хотел вас просить, чтобы мы переговорили, хотя бы наскоро…
– Мы – это кто?
– Мы – это я, с вашего позволения; затем вы, как руководитель, и сам Алексей Владимирович. И очень хотелось бы привлечь господина Рябинина!
«Ну, от господина Рябинина на погрузке толку, как от портянки в супе…» – подумал майор и возражать не стал:
– Пусть так. И о чем разговор?
– В основном о нашем уважаемом друге. – Профессор отвесил поклон в сторону Меркурьева. – Но не только! Вы знаете, по возвращении я постараюсь сделать все возможное, чтобы вы, Алексей Владимирович, продолжили участие в нашей работе. Ну, разумеется, при вашем согласии!..
Ракитин с Меркурьевым, не сговариваясь, усмехнулись про себя профессорской наивности. «По возвращении!..» Ему уже все ясно. А вот ученым еще не ясно ничего.
Николай Ракитин в самом деле слишком хорошо знал бюрократическую волокиту и словам начальников не то чтобы совсем уж не верил… но верил процентов на тридцать.
С одной стороны, на материке обещали решить положительно вопрос с эвакуацией выживших – ладно, хорошо. С другой, никакого конкретного ответа по поводу дальнейшей судьбы города пока не дали. Обещали подумать, посоветоваться с руководством страны… Видимо, как всегда перестраховывались – решение-то принималось серьезное. Хотели заручиться поддержкой Президента и Премьера. Пусть, дескать, первые лица решают – стереть город с лица земли локальным ядерным взрывом или послать спецвойска и все там выжечь до основания. А потом превратить в запретную зону. Километров эдак на десять – пятнадцать – как минимум.
– Ладно, – отогнав невеселые мысли, объявил майор. – Пойдемте перетрем…
– Итак, господа, – начал Герман Львович, – некие промежуточные итоги – отчасти парадоксальные, необъяснимые – мы видим. Но причины?! Это ведь самое важное! У кого-то есть соображения, так сказать, по горячим следам?..
Алексей поморщился – не время затевать научную дискуссию… но общий ровный фон тревоги вроде бы не изменился. Он нехотя начал говорить:
– Объяснение самое простое. В засекреченной лаборатории проводились опять же секретные разработки в области нанотехнологий… точнее, нанооружия. Но эксперимент вышел из-под контроля. Как это у вас, ученых, принято – отрицательный результат тоже результат… Ну, вот и доигрались отрицательно. Наносущества, обладающие интеллектом, приняли решение переделать мир по-своему, причем место человеку в этом мире не предусматривается. Первым делом они заразили своих создателей и подчинили их своей воле. В результате зомбированные ученые устроили взрыв, целью которого было максимальное распространение нановитов и последующее тотальное заражение людей и всего живого. Что мы и наблюдаем!
Алексей начал неохотно, однако постепенно разошелся и под конец излагал свои соображения убежденно, с напором, с азартом, хотя главного говорить не стал.
Нахимов одобрительно кивнул:
– Ну что ж, логично, не так ли?
И тут раздался голос Рябинина:
– А по-моему, нет. Ерунда все это! Вы скользите взглядом по поверхности. А нужно зреть в корень! В глубь, в сердцевину… Я знаю суть дела изнутри. Я работал с этими людьми в прямом и постоянном контакте. До последнего момента им не удавалось снабдить эти устройства искусственным интеллектом. И зря они корячились! Все зря. Я знал, знал!.. Помалкивал, но знал. За эти дни я многое обдумал, многое понял и многое отверг… По моему разумению, создать разум, подобный человеческому, невозможно. Не-воз-мож-но! – Он перевел дух: – В нановиты могли быть вложены какие угодно программы! Они могли быть нацелены на поражение, допустим, клеток сердца или мозга, но никак, повторяю, НИКАКИМ ОБРАЗОМ программа не может самопроизвольно изменяться, а тем более эволюционировать – самообучаться независимо от человека! На разумное целеполагание, на осознанную постановку новых задач способно только одно существо – человек. Только он!.. Но речь не об этом.
Биолог зашелся в кашле, прокашлялся, сплюнул и попер дальше:
– Вот есть такая гипотеза – наша планета не мертвое тело с жидкой пленкой живого на поверхности, а грандиозная живая суперсистема. В ней все взаимосвязано! То есть Земля – живая…
– Да-да, концепция «Гея – Земля», – вставил Нахимов, – планета-организм, так сказать.
– Именно, – вскричал Игорь, – именно!..
Он разошелся не на шутку. Глаза сверкали, изо рта брызгала слюна, он потрясал руками:
– Я думал! Я все время думал!.. Вот вы, наверно, считали: сидит дурак ученый, в одну точку смотрит. Нет! Ну нет! Я думал!.. И я пошел дальше и выдвинул свою концепцию. «Пангея – Вся Земля»! Вот так! Исходя из этой идеи, Земля – это не только живое, но и разумное существо. Пангея создала все живое на своем теле, и человека разумного создала тоже она – для каких-то своих целей. Но человек не оправдал возложенной на него миссии, более того – сделался опасным для самой планеты, для биосферы. Понимаете?! Мы слишком увлеклись прогрессом. И оказались в тупике! Не буду уж говорить про экологию – это всем давным-давно приелось… Так вот, именно Пангея и вдохнула разум в эти наноустройства и сделала их сознательными. И нацелила на уничтожение человечества и созданной им техносферы. Вот Алексей говорил – новая форма жизни… Да! Именно новая форма, и она идет на смену нам, не оправдавшим надежд Пангеи… Понимаете? Это бич Божий за грехи наши. Вот и все!
Рябинин смолк и выжидающе посмотрел на притихших собеседников. Те переглянулись, пожали плечами. Профессор деликатно молвил:
– Отдаю должное вашей научной смелости, но… То есть это, конечно, уже не наука. Это философия! Я бы даже сказал – чистой воды фантастика. Как вольная гипотеза она, конечно, имеет право на существование, но для официальной науки, а тем более для властей – увы!..
– Я на это и не претендую, – устало сказал Игорь.
– Вы сами посудите, – продолжил Нахимов, – вот меня вызывают ТУДА, – он показал пальцем вверх, – доложить о причинах катастрофы. И я рассказываю ТАМ ваш, извините, роман про бич Божий… Кстати, хорошее название для романа! Но вот беда: те, кто принимает решения, лишены творческого воображения начисто. Какова будет их реакция?..
– Вас тут же отстранят от расследования, – заявил Меркурьев.
– Совершенно верно! Совершенно! И это в лучшем случае, батенька, – живо откликнулся ученый. – А в худшем… Конечно, сейчас не тридцать седьмой год, в психушку не упекут, в лагерь не сошлют, но из Академии и возглавляемого мною института попрут в два счета – это точно, а жить на профессорскую пенсию меня пока что не прельщает. Так что, извините, Игорь, но свое мнение лучше оставьте при себе. Так и вам, и всем нам будет спокойнее.
– Даже если я прав?! – воскликнул Рябинин.
– Даже если это так, – твердо ответил Нахимов. – Поверьте, я вполне уважаю вашу гипотезу, но в данном случае важна не истина как таковая, а рациональное, приемлемое для властей объяснение…
– Политика сильней науки… – задумчиво молвил Алексей.
– В данном случае – увы, да! Опять вы совершенно правы, Алексей Владимирович… Но поверьте, что и мы, ученые, в политике кое-что смыслим. Сейчас самое важное – все сделать тактически грамотно. Я ведь и о ваших сверхспособностях пока буду молчать в тряпочку. И вас, кстати, к тому же призываю: надеюсь, вы правильно понимаете ситуацию…
– Да, – сказал Алексей, – да, я все прекрасно понимаю…
– Вот и славно, – кивнул Герман Львович. – А уж потом, когда наверху примут какое-то решение, дадут задание начать планомерное изучение феномена, а главное – выделят под это средства, вот тогда и придет наше время! Мы рассмотрим любые гипотезы, проверим их тщательно и досконально. Обещаю вам! Потому что уверен – возглавлять этот проект опять поставят меня. Ну и, разумеется, обязательно включим и вас, Игорь… А уж вы, Алексей Владимирович… О, будьте уверены, я вас от себя теперь не отпущу! Вы теперь мое самое ценное приобретение…
Алексей Владимирович резко встал. Лицо исказилось гримасой боли.
Он стал задумчивым вовсе не оттого, что проникся спором и вихрем идей Игоря. Нет! Тревожный фон пространства вдруг усилился. Или нет? Показалось?.. Алексей замер, пытаясь прочесть эту все еще полуоткрытую для него книгу… что-то нехорошо запульсировало в висках – и голову прострелило острой болью. Почудилось, что на миг он ослеп.
Безмолвие. Три пары глаз, не моргая, смотрели на Меркурьева.
– Кажется, начинается, – слова его прозвучали тихо, но от этого еще более жутко. – Я чувствую, они нацелились на нас.
– Сколько у нас времени? – быстро спросил разом посуровевший Ракитин.
Алексей покачал головой, зажмурился, вслушиваясь в себя…
– Пока… – начал он, смолк, еще послушал и продолжил, – пока есть время. Но мало, очень мало. Думаю…
