Николай Побережник - Я вас не звал!
– Леха, давай наверх до чердака. Если чисто, то Борис на свою позицию, а я тут сюрприз поставлю в дверях, а то – вдруг гости, а мы не одеты.
Я, насколько это возможно, тихо поднялся по грязным и пыльным ступеням, попутно заглядывая и проверяя двери на площадках, большая часть которых была открыта – люди покинули дом, то ли соседство не нравилось, то ли после артудара. Добрался до чердака… вот те раз! Лестница была срезана.
– Первый, это Док. Трапа нет, повторяю – трапа нет.
– Принял, жди. Второй, на позицию, пошел.
– Второй принял.
Через минуту:
– Второй на позиции, площадь вижу хорошо.
– Принял, поднимаюсь.
– Ну что, командир, пошли хоть стол с какой-нибудь квартиры припрем, – сказал я Димке, когда он поднялся на площадку.
– Давай, – согласился он и кивнул на открытую дверь ближайшей квартиры.
Там мы обнаружили древний, почти антикварный небольшой комод, но зато он был выше, чем обычный стол. С его помощью влезли на крышу – подтащили под люк на чердак.
По поверхности крыши, точнее того, что от нее осталось, были разбросаны куски кирпича и бетона. Не доползая до самого края примерно метр, дабы не семафорить на фоне ночного неба двумя башками по ровной линии крыши, мы заняли позиции в десяти метрах друг от друга и начали наблюдать.
– Док, десять минут наблюдаем, потом я делаю доклад, что мы на позиции.
– Принял, наблюдаем.
С моей позиции был хорошо виден фасад здания администрации, и если развернуться и немного приподняться, то были видны и «ворота» вьезда на площадь, в которых стоял пожарный ЗИЛ. Димке были хорошо видны двор комендатуры и часть того же фасада.
На площади перед администрацией всё было в принципе в прежнем состоянии, только освещения порядком поубавилось, вероятно осколками посекло фонари и провода. И тарахтел только один дизель-генератор. На скорую руку подвешенные светильники у КП и входа в здание администрации давали не особо много света, зато теней от техники, палаток и прочего было предостаточно. Думаю, гранитовцы справились бы влегкую, тихо и быстро. Но видно, командование решило то ли показательную порку устроить, то ли… а хрен их знает.
Димка доложил Бате о ситуации, и получил в ответ очередную вводную и время начала операции.
– Дискотека через пятнадцать минут, – услышал я в наушнике Димкин голос. – Пятнадцать минут, как поняли?
– Пятнадцать минут, принял, – подтвердил я.
– Принял, – подтвердил Борис.
Минут через пять стал нарастать шум двигателей со стороны федералки, я приподнялся на локте посмотреть на дорогу и увидел, как на максимальной скорости проскочили две «восьмидесятки» гранитовцев. На броне никого не было.
– Скоро начнется, они на Находкинское КПП поскакали, – прокомментировал увиденное Димка, – в город войдет порядка батальона, Батя сказал, что постараются без кровопролития взять всё под контроль.
– Хорошо бы, – согласился в эфире Борис.
В принципе, как сказал Батя, так и получилось. В город на большой скорости вошла колонна техники с десантом на броне, за ними следом на грузовиках прибыли морпехи. Отодвинув от въезда на площадь пожарную машину, две «восьмидесятки», смяв палатку охраны, подъехали к самому входу здания администрации и сурово рыскали орудиями по окнам. Следом на площадь ворвалась рота ДШБ, разоружая и укладывая всех городских на землю. Они ворвались в здание и побежали по этажам, зачищая кабинеты. Практически в это же время, завалив забор комендатуры, вернулась группа гранитовцев, их БТР с ходу выпустил две длинные очереди по зданию, превратив в лохмотья железную дверь, сквозь которую плавной змейкой устремились гранитовцы. Большой стрельбы не было, городские явно наделали в штаны при виде регулярных боевых частей, за исключением одного кабинета – кабинета главы администрации, в котором забаррикадировались местный авторитет, начальник МЧС и еще несколько «феодалов». Они было открыли огонь из окон, но Димка, взяв гранатомет, молча жахнул из него по окну, откуда велась стрельба, а потом Борис выпустил туда же пару очередей… на всю ленту.
Спустя полчаса над зданием администрации уже развивался Андреевский флаг, а по городу поехали три полицейские машины, каждую сопровождал БТР с морпехами на броне, оповещая жителей о том, что город перешел под управление Российской армии, со всеми вопросами обращаться к коменданту гарнизона. Всех сотрудников полиции, которых предыдущая власть сочла не лояльными к режиму ММС, призывали вернуться на службу – в подразделения народной милиции. Так же была объявлена мобилизация всех военнообязанных, их призывали явиться в комендатуру для учета и формирования подразделений.
Вообще Владимир Алексеевич очень быстро и жестко взялся за город. В течение двух суток все КП ощетинились тяжелым вооружением, было сформировано еще два батальона из военнослужащих и военнообязанных, которые оставались в городе. Подвалы Дома офицеров быстро превратились в импровизированные склады РАВ, куда перекочевало внушительное количество вооружения, боеприпасов и снаряжения со складов в Южном поселке. Дорога на пирсы была жирно заминирована, а группа Фомина, усиленная людьми и техникой, занималась построением линии обороны и наблюдением за американцами. Вновь сформированная милиция приступила к выполнению своих обязанностей по охране порядка, также занялись своего рода «переписью населения». Служба тыла тоже отличилась: со складов вывезли полевые кухни и, установив в нескольких местах города большие палатки, организовали горячее питание и подвоз питьевой воды из скважин «Горводоканала», заработал госпиталь. Было еще сделано одно важное дело: из добровольцев была сформирована команда спасателей, которая разбирала завалы и занималась захоронением всех, кто погиб от обстрела американцев. Хоронили всех в братской могиле, выкопав у городского кладбища стометровый ров экскаватором. Был введен комендантский час, но этому, впрочем, никто не сопротивлялся, все понимали, что город находится практически на военном положении и всего в десяти километрах расположился враг, который, судя по всему, никуда уходить не собирался, так как некуда ему было уходить. После штурма города за пирсами организовали постоянное наблюдение. На дистанции, позволяющей оставаться незамеченными, разведгруппы по два-три человека практически взяли в кольцо пирсы и прилегающие к ним территории. Доклады о результатах наблюдений за американцами ложились на стол Владимиру Алексеевичу каждый час.
Воспользовавшись тем, что теперь «наши в городе» и есть время на передышку в партизанщине, весь наш дачный поселок занялся своими насущными делами. Сергеич с отцом продолжали руководить строительством и бытом, Димка с Соловьевым гоняли до семи потов всех, кто «под ружьем», по тактике и вооружению. На стрельбище, которое представляло собой стометровую просеку шириной всего пять-семь метров в распадке недалеко от поселка, командовал Андрей, пока ранение не позволяло ему вести более активный образ жизни, он дотошно управлял выделенными ему людьми для строительства полигона. Начиная от нашего поселка и до города периодически катались патрули… на велосипедах. А что – снега еще нет, и погода позволяла, а топливо надо экономить. Это была Сергеича идея, он со своим «коллегой» Федором Лаврентичем, создав сводную роту охраны из двух дачных поселков, решил патрулировать трассу до города и прилегающие к дачам проселки, и не напрасно. За время патрулирования нашлись несколько групп дезертиров от американцев, которых сразу же отвезли в комендатуру, также попадались люди, наши люди… грязные и голодные, одиночки и группы – их тоже отправляли в город, где на территории госпиталя был организован пункт приема беженцев и карантинная санчасть, ибо встречались многие с лучевой болезнью разной стадии, и их было необходимо для начала изолировать, а уж потом лечить, хотя последнее почти не удавалось. А Бориса у нас самым бессовестным образом «отобрали». Как только Владимир Алексеевич узнал его ВУС, его сразу отмобилизовали в небольшую группу разведки, которую отправили составлять карту заражения территории. Они укатили на второй день после штурма. Димку подполковник тоже очень настойчиво «агитировал за советскую власть», но тот устоял, сославшись на приступы шизофрении, последнюю стадию рака матки и клятву красного партизана… В общем, отшутившись, тактично отказался от предложения подполковника, и правильно! А то как же мы без нашего диверсанта будем? Но взамен подполковник стребовал с нас обещание, что все свои боевые операции и мародерские вылазки будем согласовывать с комендатурой, а также всё наше партизанское ополчение временно переходит под командование армейцев, во всяком случае до тех пор, пока не разберемся с «соседями» на пирсах. И в дальнейшем, в случае серьезной угрозы предполагалось формирование двух рот «ополченцев-дачников».
