Владимир Васильев - Прятки на осевой
Тараненко, сопя, перевернул труп на спину и продолжил изыскания.
«Как-то все до банальности просто получилось, — подумал Кекс, ощущая в происходящем странную ненатуральность. — Побежали, стрельнули, убили. Вертолётики прилетели, всех под охрану взяли. И все, финита! Как-то все по-бутафорски, словно не взаправду… Не так я себе представлял поимку пси-монстра, совершенно не так!».
Неожиданно Покатилов шагнул вперед, вплотную к лежащему монстру. Постоял секунду, тихо, так, что расслышали только те, кто стоял совсем рядом, сказал: «Ну что, Псих, здравствуй и прощай?», присел и стащил капюшон с лица убитого. Кекс пригляделся и ошеломленно присвистнул.
— Где второй?!! — совершенно нечеловечески заорал Покатилов, вскакивая на ноги. — Где?
Все до единого принялись озираться, но «жертвы» лже-пси-монстра давно след простыл.
Лже — потому что никакой это был не монстр. Это был Хома — подручный Покатилова. Монстр всех перехитрил: он с самого начала прикинулся жертвой, а взятого на поводок и прихваченного из «Вотрубы» Хому обрядил в балахон, а потом хладнокровно подставил под выстрелы.
Покатилов вскочил на ноги и кинулся к вездеходу. Тараненко на бегу проорал: «Вертушки в небо!» — и тоже юркнул в нутро вездехода.
Вертолеты вместе погрузившимися вояками взмыли; шестерка солдат Тараненко, подстегиваемая офицером, быстро забралась на броню. Один охранник Покатилова остался у трупа Хомы, остальные вместе с боссом втиснулись в вездеход, и тот, расшвыривая гусеницами комья мокрой глины, стрелой рванул на северо-восток.
Жучара и компания растерянно переминались с ноги на ногу там же, где и стояли, только руки уже опустили. К ним Кекс и направился, потому что бежать сломя голову вослед вездеходу было по меньшей мере глупо.
Батон, разумеется, увязался за Кексом. Бывшая команда Басмача молча взирала на их приближение.
— Здорово, Кекс! — упавшим голосом поприветствовал Жучара.
— Здравствуй, Иудушка, — желчно отозвался Кекс. — Ну как, много полезного в моей почте нарыл?
Жучара опустил глаза.
— А как у меня на кухне вещал, мама дорогая, — продолжал Кекс. — Станиславский обрыдался бы!
— С той поры многое изменилось, Кекс, — глухо произнес Жучара, не поднимая глаз. — Если бы ты знал всё, ты бы понял.
— Я знаю достаточно, чтобы считать тебя сукой, Жучара. И дружков твоих тоже. И я пальцем теперь не шевельну, чтобы кому-нибудь из вас помочь.
— А чем ты нам можешь помочь? — довольно нагло встрял Мухомор. — Покатилову, боссу своему, замолвишь шестерское словечко?
— Дурак ты, Мухомор, — с сожалением сказал Кекс. — Впрочем, мозгов у тебя всегда было немного, это факт. Вы замочили гражданского, между прочим, вон он валяется. Знаете его? Хома, администратор из бара «Вотруба». Причем замочили на глазах военных сталкеров и легальных научников. Это тебе не нарушении границ Зоны и не вынос потенциально опасных предметов, это статья покруче.
Лицо Мухомора заметно вытянулось, из чего можно было заключить, что всю полноту собственного положения он до сих пор не осознавал. Потом он начал заполошно озираться — на Феду поглядел, на Жучару, на внешне бесстрастного Дуная.
Хома был прострелен по меньшей мере в пяти местах, поэтому надеяться на то, что за убийство засудят только кого-нибудь одного (а теперь Кекс ничуть не сомневался в крысиных нравах помянутой четверки), было попросту наивно.
— Валить надо, — заметил Феда, срываясь в фальцет.
— Без оружия? В Зоне? — с сомнением протянул хмурый Жучара.
— Да фигня, в «Рентгенах» купим, — затараторил Мухомор. — Не у этих же лохов просить…
Кекс мрачно посмотрел на Мухомора, скрипнул зубами, но ничего не сказал.
— Значит, валим, — заключил Жучара и уже было развернулся, чтобы двинуться в сторону близких трущоб.
Но тут грянул выстрел; Жучара жутко заорал и схватился за ногу, а секундой позже повалился на землю. Из-под пальцев у него так и хлестала кровь.
Стрелял единственный из охранников Покатилова — быстро, не целясь, от бока. Прежде чем Кекс схватился за свой автомат, охранник успел выстрелить четырежды, и все сталкеры бывшей команды Басмача, вразноголосицу вопя и воя, уже валялись не земле, держась кто за бедро, кто за лодыжку, кто за колено. Стрелял охранник исключительно по ногам.
Батон сдернул Неrstal с плеча, но стрелять не решился. Кекс тоже не мог понять — что происходит?
К счастью, охранник не стал играть в молчанку:
— Убери ствол, Кекс. Мы в одной упряжке. Босс решит, что с ними делать.
В общем-то он действовал вполне логично: Покатилову так или иначе нужно будет свалить ответственность за недавнюю стрельбу и смерть Хомы на кого-нибудь стороннего. Тем более что Хому-то пришили именно эти четверо. Спустить на тормозах столь серьезное преступление уже невозможно — ввиду свидетелей из военных и ученых. Баста, налицо серьезное ЧП в пределах закрытой территории.
«А ведь и нам с Батоном в Зоне находиться как бы не положено, — озабоченно подумал Кекс. — Но Покатилова дождаться все равно придется. Что-то мне подсказывает: нас его боец тоже не отпустит».
Шум вертолетных винтов опять начал нарастать: одна из машин вновь поднялась в воздух и быстро пошла на восток, к границе Зоны. Две другие стартовали через минуту, один на северо-восток, другой на юго-восток.
Вездеход, отъехавший примерно на километр, резво полз назад.
Долго ждать Покатилова, к счастью, было не нужно.
Глава двадцать девятая
Вездеход рванул так, что Сиверцев побоялся за устроившихся на броне бойцов — как бы их не сдуло. Да и самому пришлось вцепиться во что подвернулось — правой рукой в убранный к борту раскладной столик, левой в лавку. Флэш, который до столика дотянуться не мог, вцепился в куртку Сиверцева над боковым карманом. Троица охранников Покатилова мудро устроилась прямо на полу, спинами к переборке, и теперь их швыряло меньше всех, да и упасть они никуда не могли. Покатилов, Тараненко и капитан каким-то образом расперлись в кабине — все трое стояли, но их практически не болтало. Потом Сиверцев вспомнил, что в кабине вдоль всей переборки очень удачно привинчен поручень, как в трамвае или троллейбусе.
Над вездеходом почти беззвучно пронесся вертолет, занося вбок тоненькую хвостовую штангу. Беззвучно в том смысле, что из-за рева двигателей и лязга гусениц его было практически неслышно.
— Вон, вон, левее! — азартно заорал в кабине Покатилов, и вездеход вслед за тем ощутимо дернулся. Флэш оглушительно клацнул зубами, а через секунду зашипел от боли — наверное, прикусил язык или губу.
Экран в пассажирском отсеке почему-то не работал — или сам погас, когда вездеход остановился, или водила выключил, а потом забыл включить. Так или иначе, Сиверцев довольствовался тем, что удавалось рассмотреть за лобовым стеклом в узкую щель дверного проема. Да и до дверей, собственно, было далековато, и вдобавок в поле зрения постоянно маячили силуэты стоящей в кабине начальственной троицы.
Вертолет (Сиверцев не понял — тот же или уже другой) вторично мелькнул за лобовым стеклом, на этот раз сверху вниз — садился, причем так быстро, что Сиверцев даже подумал — падает. А потом и вездеход резко встал. Над головам гулко забухали солдатские ботинки.
— Люк! — рявкнул в кабине Покатилов, и водила поспешил разблокировать путь наружу. Все, кто только что торопливо в вездеход грузился, теперь столь же торопливо его покидал. Бедняга Флэш, давно ошалевший от постоянной суматохи, держался за челюсть и беспрерывно моргал — он был совершенно не полевым человеком, даже новичок Сиверцев это отследил с ходу. Ему бы клавиатурой шелестеть в каком-нибудь укромном углу, где компьютеров больше, чем стволов, но что делать, вытащил босс в гиблое место, приходится терпеть.
Поскольку обязанностью Сиверцева было смотреть и запоминать, в вездеходе он отсиживаться не стал — наладился наружу. Кроме того, ему и самому было страшно любопытно — что же в конце концов произойдет? События понеслись вскачь, оценивать их Сиверцев банально не успевал, так что решил пока впитывать, а разбираться потом, в более спокойной обстановке.
Когда он вынырнул из люка и прыгнул на податливую землю, совсем рядом как раз садился очередной вертолет, поэтому, кроме рокота движка и шелеста лопастей, ничего слышно не было. Но едва вертолет коснулся «лыжами» почвы и движок сбросил обороты, стало слышно, как бойцы хором на кого-то орут: «Руки! Руки!».
Метрах в десяти от вездехода кого-то положили мордой в травку и усиленно сверху утюжили — прижимали к земле руки, упирались в спину коленями. Разоружали и упаковывали, видимо. Потом Сиверцев сообразил, что мордой в землю лежит не один человек — тот, кого раньше принимали за жертву пси-монстра, — а опять-таки двое. Откуда взялся второй и кто это может быть Сиверцев даже гадать не стал, понимал, что ни в жизнь не отгадает.
