Александр Мазин - Время перемен
— Мне там нравится: тихо и никто не докучает, — сказал я. — У меня вопрос, доктор. Вы сказали: виртуальная копия и частица объекта? А откуда взялась эта самая частица? И где она теперь?
— Мы не знаем, — честно признался доктор Сунь. — Ни откуда она взялась, ни куда делась потом. Но она была. Это неопровержимо следует из теории Колосова.
— Ладно, — кивнул я. — Допустим, вы отправляете меня на родину «пессимиста». А что потом?
— Потом, через определенное время, по той же схеме, мы возвращаем вас обратно, воспользовавшись вашим генетическим материалом.
— Годится, — сказал я. — Когда прыгать?
Глава тридцать пятая
КОЕ-ЧТО О ПРЕДКАХ
На следующее утро я вылетел в Америку. В маленький калифорнийский городок Кармаль. Там гостил у своих давних друзей мой батя. Доктор Сунь предлагал пригласить батю в Токио. Как официального консультанта с гонораром, на который в Японии можно купить навороченную вертушку представительского класса. Я отказался. Кармаль — подходящее место. Тихий городок на океанском побережье. Пристанище художников и ученых. Батя говорил, что за последние сорок лет он почти не изменился, разве что белки на пляже стали еще нахальнее.
У батиных друзей был большой дом неподалеку от океана. Деревянный, с черепичной крышей. Места хватило. И мне, и охране. Ну да, Хокусай согласился меня отпустить, но только не одного.
— Не хватало еще, чтобы ты опять угодил в неприятности! — заявил он.
Что творится в мире, если специальный координатор Хокусай превратился в няньку. Он даже порывался поехать вместе со мной, но, к счастью, подоспел очередной инцидент, и его группу (которая когда-то была и моей!) командировали куда-то на Амазонку.
Хозяева, пожилые, интеллигентные и, как большинство белых американцев, бездетные, приняли радушно и меня, и мою охрану: двух элитных «алладиновских» телохранителей (афроамериканцев, кстати), обладавших, к счастью, таким замечательным качеством, как ненавязчивость.
Пока мы с батей прогуливались по улочкам Кармаля, заглядывая в многочисленные галереи, моя охрана ухитрялась оставаться практически незаметной.
Я всё никак не решался выложить бате правду. Он, конечно, знал, что я прилетел не просто так, но вел себя так, будто мы оба — на отдыхе.
Перед тем как прилететь сюда, батя побывал в Пятигорске. Там, в санатории, долечивали деда. Старик, по батиным словам, почти поправился и снова рвется в бой. Но, по личному указанию Государя, его к работе не допустят, пока консилиум не признает его полностью здоровым.
— А мама где? — спросил я.
— Дома. У нее курс лекций в Университете. И вообще ей здесь скучновато. Ты же ее знаешь… Есть хочешь? Здесь рядом неплохой итальянский ресторанчик.
После лукового супа я наконец-то собрался с духом и выложил бате всё. Включая «трехглазого». Батя огорчился. Я, впрочем, и не ожидал, что он придет в восторг. Батя как-то свыкся с тем, что я постоянно рискую жизнью. Успокаивал себя тем, что раз меня не прикончили в первые десять лет моей военной карьеры, то я обладаю соответствующей живучестью. Но сейчас расклад переменился.
— Каковы шансы, что ты вернешься?
— Не знаю, пап. Никто не знает. Мне сказали, что было проведено около миллиона виртуальных экспериментов и дюжину — в реале. Со зверушками. Собачки, свинки, обезьяна… Говорят, что со зверушками всё прошло гладко. Мне их даже показывали.
Ну да, показывали. Но я очень сильно подозревал, что зверьков никуда не отправляли, а продемонстрировали мне, чтобы вселить в меня уверенность в благополучном результате. В последнее время я стал чертовски недоверчив.
— Ничего, бать, выкарабкаюсь с Божьей помощью!
— Вот разве что…
Батя никогда не был особенно религиозен.
— Маме не говори, — сказал я. — И вообще никому не говори.
Батя кивнул.
— Я так понимаю, что этот эксперимент — акт отчаяния?
— Ну не то чтобы… Сама теория Колосова…
— Гипотеза Колосова, — перебил батя. — Теорией она станет, если ваш эксперимент окажется успешным.
— Ладно, пусть гипотеза, — согласился я. — Но в этом есть смысл.
— Артём, я очень сомневаюсь, что пятьдесят тысяч лет назад на Африканском континенте обитали такие вот чудовища. Фактические данные свидетельствуют, что фауна тех времен мало отличалась от той, что была лет четыреста назад. А что касается хомо сапиенс, то оба основных вида совершенно точно имели по два глаза. И это тоже достоверный факт. У нас имеются не только фрагменты, но даже целые черепа.
— Ты считаешь, пап, это будет совсем другая Африка? — спросил я.
— Чтобы что-то считать, я должен знать факты. Иначе это всё — гадание на кофейной гуще.
— Но ты не исключаешь вероятность, что, кроме наших непосредственных предков, в то время в Африке могли быть и сородичи этого существа?
— Может быть. Но сомнительно. Если останки кроманьонцев и неандертальцев до нас дошли, то почему не сохранились и останки этих трехглазых?
— Возможно, я смогу тебе ответить, когда вернусь, — улыбнулся я. — А пока, бать, поведай мне о тех двуглазых двуногих, чьи останки сохранились. Если есть вероятность, что я все-таки попаду в нашу Африку, то неплохо бы мне знать, что меня там ожидает.
— Я вообще-то не палеоантрополог, — уточнил батя.
— Брось! — засмеялся я. — Ты знаешь то, что мне нужно знать, лучше, чем любой другой умник.
— Еще раз назовешь меня «умником» — получишь по шее! — предупредил батя. — Знаешь же, что я терпеть не могу это дурацкое слово!
— Извини, больше не буду.
— Ладно, спишем на твою потрепанную нервную систему. Еще вина?
— Я бы водки выпил…
— Не советую. Водка здесь — дрянь. А вино хорошее.
— Еще бы оно было плохое — по пятьдесят долларов за бутылку, — проворчал я. — Тогда коньяк и кофе.
Батя активировал дисплей и сделал заказ.
— Откуда я могу знать, что тебе надо… — проворчал он.
— Подключи фантазию. Она у вас, археологов, богатая.
— Не богаче, чем у ваших физиков. Это ж надо додуматься: использовать магические алгоритмы…
— Считаешь, это глупость?
— Напротив, я ими восхищаюсь. Такая свобода мысли…
Подошел официант:
— Простите, сэр, коньяк, который вы заказали… Его придется подождать минут двадцать-тридцать. Не возражаете?
— Мы не торопимся, — сказал батя.
— Что ты заказал?
— Бутылку «Харди» две тысячи шестого года. Не возражаешь?
— Ничуть.
— Значит, ты хочешь знать, сынок, что может угрожать человеку в дикой Африке за пятьдесят тысячелетий до Рождества Христова?
— Хотелось бы…
— Болезни, — сказал батя.
— Это исключим. У меня, скажем так, форсированная иммунная система.
— Это как? — заинтересовался батя.
— Мне имплантировали дополнительные железы, — соврал я. А про себя подумал, что если всё пройдет благополучно, я потребую, чтобы батю и маму «провели» через гонконгскую клинику. Хорошо бы и деда, но наши «безопасники» вряд ли дадут согласие.
— Еще — насекомые, — продолжал батя. — Особенно — ядовитые насекомые.
— С ядами тоже всё обстоит неплохо, — сказал я. — Еще?
— Крупные хищники. Львы, леопарды, гиены…
— А люди?
— Люди? Насколько мы можем предполагать на основании имеющихся данных, в это время на планете обитало два вида разумных существ: так называемые кроманьонцы, чей скелет мало отличается от нашего, и неандертальцы, относящиеся к другому подвиду…
— Низколобые, примитивные… От которых мы произошли.
— Стоп! — Батя поднял руку. — Не знаешь — помалкивай.
— Да, сэр!
— Никто ни от кого не происходил. По крайней мере, никаких сколько-нибудь серьезных доказательств трансформации одного вида хомо в другой, равно как и происхождения человека от обезьяны или наличия у них общего предка в настоящее время нет.
— А питекантроп? — проявил я эрудицию.
— Питекантроп — совершенно самостоятельный вид. Равно как и синанроп, а если копнуть в прошлое, то и австралопитек, хомо эректус и прочие. Утверждать, что тот же неандерталец произошел от питекантропа, все равно что заявлять, что лошадь произошла от осла. Хотя с формальной точки зрения неандерталец, конечно, «умнее» синантропа. И кстати, скорее всего, он был «умнее» и кроманьонца. У этих, как ты выразился, «примитивов», был не только более крупный, но к тому же более развитый мозг.
— И как, интересно, это было выяснено, насчет «более развитого»?
— По отпечаткам на черепных коробках. По обрядам захоронения и качеству обработки орудий.
— Это камней, что ли?
— Кремня, обсидиана, кости… Если ты полагаешь, что сделать каменный топор легко — попробуй.
— Да я верю, — сказал я. — Здоровые такие парни, умные… Но почему они вымерли, а наши с тобой предки выжили?
