Юрий Корчевский - Броня. «Этот поезд в огне…»
Командир открыл свою сумку, достал из нее лист бумаги и карандашом написал несколько строк.
— Идите в общежитие, устраивайтесь. Заодно покушаете. Формой я вас обеспечить не могу, склады на другом берегу.
— Меня и моя устраивает.
— Договаривайтесь с Анатолием о сменах.
— Так точно, уже.
Командира отозвали.
Тимофей повел Сергея в рабочее общежитие. Обычный трехэтажный кирпичный дом дореволюционной постройки. Стены толстенные, окна маленькие и почти все забиты фанерой.
Комендантом общежития оказался пожилой седоусый мужчина – Сергей предъявил ему бумагу.
— Половина комнат свободны. Тебе на каком этаже?
— Все равно.
Сергея поселили на втором этаже. Комната была пустой – четыре кровати, стол. Столовая находилась на первом этаже, куда комендант дал талоны.
Сергей поел и почувствовал себя бодрее. Но только он лег спать, как завыла сирена – воздушная тревога. Однако ни в какое бомбоубежище Сергей не пошел – сколько он на фронте бомбежек перенес!
Спал долго, как будто про запас. Утром поел и пошел на территорию завода. Но где искать батарею? Завод огромен, можно не один час провести в поисках.
Но тут из-за угла показался состав. Бойцы открывали огонь только по важным целям и только по приказу командующего артиллерией армии, поэтому состав подогнали ближе к столовой – личному составу надо было принять пищу и отдохнуть после ночных стрельб. В случае поступления срочного боевого приказа батарея могла быстро выдвинуться на позиции и открыть стрельбу.
Лица канониров, проходящих мимо Сергея, были утомленные и черные от пороховой копоти. Машинист Анатолий и кочегар Тимофей были грязнее всех: уголь был скверного качества и отмывался плохо, ну как тут не вспомнить о довоенных углях из Украины? Только сейчас она вся под немцем.
Вместе с Сергеем в будку забрался молодой парень, на первый взгляд – подросток.
— Ты кто? — поинтересовался у него Сергей.
— Кочегар, уже три смены отработал. Виктор меня зовут.
— Тогда будем знакомы: я новый механик, Сергей. — Сергей протянул руку для рукопожатия.
Паренек пожал руку и кивнул:
— Я в ФЗО учился, на паровозника. Правда, месяц всего пришлось.
— Война закончится – нагонишь.
— Не-а. В армию пойду, как восемнадцать стукнет.
— Успеешь еще навоеваться, не торопись.
— Как ты, в тылу отсиживаться? — Парень вздернул подбородок и неприязненно посмотрел на Сергея.
— Почему «в тылу»? Я на бронепоезде воевал, из госпиталя сюда попал, — не удержался Сергей. Слова парня задели его за живое, но о службе в разведке он помалкивал, памятуя слова старлея Лебедева.
— Извини, не знал. — Парень смутился.
Вместе с Виктором Сергей не спеша осмотрел паровоз. Теоретически все паровозы устроены одинаково: котел, дымогарные и паровые трубы, топка, колеса, емкости для угля и воды. А вот конструкции, особенно паровой машины и ходовой части, разные, точек смазки много.
Они простучали молотком сочленения, болты и гайки и полезли в будку. Вроде паровая машина – устройство несложное, но золотников и клапанов для управления полно, и каждый проинспектировать надо. Паровозу уже шесть лет, поизносился. На маневренной работе нагрузки знакопеременные, механизмы выходят из строя быстрее, чем на поездной работе.
Кочегар уголька подбросил.
Сергей постучал пальцем по манометру: двенадцать атмосфер, почти максимум, паровоз к работе готов.
Сергей достал фляжку, в которую вчера бережно налил фронтовые сто грамм, открутил колпачок и вылил водку в топку.
Виктор смотрел с изумлением:
— Водка?
— Она самая, — подтвердил Сергей.
— Зачем добро переводить? Водку на хлеб выменять можно.
— Традиция такая у механиков есть – для знакомства, чтобы не подводил.
— А, не знал.
Затишье было недолгим. Налетела авиация, стала бомбить СТЗ. Иногда вражеские летчики промахивались, и бомбы рвались на «Баррикадах».
Из общежития уже при первых звуках сирены и взрывов повыскакивали бойцы и заняли места на транспортерах. Если немцы увидят поезд, надо быстро уводить его в другое место, но без приказа командира, самовольно, Сергей не мог этого сделать.
Один-два раза в день батарея открывала огонь по фашистским войскам, в основном – по скоплениям танков и пехоты. Стреляли бы чаще, но не хватало боеприпасов. Цели иногда располагали далеко, за пятнадцать – двадцать километров. Делали десять-тридцать залпов всеми пушками и сразу уезжали с огневой позиции. Немцы огрызались ответным огнем, но не успевали – снаряды разрушали брусчатку между цехами.
Больше всего опасались авиации. От самолетов укрыться сложно: сверху все видно, и пикировщики «Ю-87» бомбили точно.
Свой первый выстрел по врагу батарея сделала 8 сентября 1942 года. Месяц батарея наносила врагу ощутимый урон, а немцы не могли разгромить батарею. И потому они начали решающее, самое сильное наступление на Сталинград 14 октября 1942 года – ударили артиллерией и авиацией в район СТЗ. Досталось и «Баррикадам», фашисты прорывались в северную часть городского правобережья. Наши 37, 95 и 112-я дивизии понесли потери и к концу дня фактически оказались небоеспособными.
К исходу дня почти весь СТЗ оказался в руках немцев. В этот же день ударами с воздуха был разрушен один транспортер с пушкой, повреждены транспортеры № 2 и 3. Пушкам досталось сильно, они требовали ремонта, а батарея потеряла 43 человека личного состава. Немцы перерезали железнодорожные пути, и батарея не могла пробиться к своим. Железнодорожного моста не было, и капитан Ломовцев не видел другого выхода, кроме как самим взорвать пушки, дабы они не достались врагу. Своими же снарядами краснофлотцы сделали это. А потом расстреляли из пулеметов котел паровоза – верный «9П» окутался паром.
Сергею и кочегару было жалко его до слез. Но что делать, война без потерь – материальных и моральных – не бывает.
Всей батареей они начали отступать в сторону реки. Взрывы, стрельба вокруг – непонятно, кто стреляет и откуда.
Бойцы взвода ПВО имели пулемет «максим», снятый с турели. Несколько автоматов было у бойцов, у других – карабины, в уличных боях уступавшие автоматам. У Сергея и Виктора, паровозной бригады, оружия не было совсем.
Вторая, смежная паровозная бригада – машинист Анатолий и кочегар Тимофей – не успели прибежать к моменту взрыва батареи, и где они находятся, никто не знал.
Пробирались через завалы из кирпича и бетона, скрученной арматуры.
Командир батареи, впрочем, как и многие командиры, не знал, где немцы и где свои. Да и кто мог знать, когда в соседних домах располагались воюющие стороны? Доходило до того, что на одном этаже находились красноармейцы, а на другом – гитлеровцы.
