Роман Юров - «Ла»-охотник. В небе Донбасса
— Бомбардировщики типа "Хейнкель" сто одиннадцать, "Дорнье" и "Юнкерс" восемьдесят восемь, лучше атаковать следующим образом… — печатная машинка вновь застучала, заглушая его слова, мешая. Он раздраженно дернулся и увидел в ее глазах веселую пляску бесенят. Таня улыбалась: интригующе, многообещающе и чуточку виновато и Виктор почувствовал как сердце, заходясь стуком, проваливается куда-вниз, к желудку, как сбивается дыхание, и предательски потеют ладони. Он понял, что пропал…
Из штаба Саблин выбрался уже под вечер. Отпустив новичков, долго возился с бумагами — навалилась неизбежная текучка. После придрался Марков, и часть документов пришлось переделывать. В общем, штаб он оставлял одним из последних, оставив только собственно Маркова, Таню и вечного дежурного — начхима.
У крыльца зачем-то отирался Славка и они, не сговариваясь, достали папиросы, задымили.
К ночи погода стала портиться. Ветер нагнал туч, и осенний вечер быстро превратился в сырые сумерки. Периодически с неба сыпалась мелкая, редкая морось, падали остатки листвы. Аэродром опустел. Техники, закончив работы, расползлись по землянкам, отсыпаться, летчиков увезли в деревню, ночевать. У стоянки, в ожидании очередного рейса машины уже толпились люди. Оттуда торчала щегольская, явно не по погоде фуражка Иванова, его мягкий, бархатистый голос доносился до здания штаба, а значит Ваня снова кого-то "охмурял".
— Вот стелет-то, — Славка, тяжело вздохнул и щелчком запустил окурок метров на семь, — и верят же… Дуры! — Ларин в очередной раз был дежурным по аэродрому. Стоило полку получить небольшую передышку, хоть на пару дней не вести боевую деятельность, как Славка вооружался цветными флажками и ракетницей и, матерясь во всю Ивановскую, топал на аэродром. Навстречу ветру и солнцу. Шубина, как инициатору Ларинского дежурства, такое положение вещей очень нравилось. Славке ровно наоборот.
— Завидуешь? — улыбнулся Саблин. — Кому он теперь лапшу вешает?
— Снова корреспондентки объявились, — Славка первый вопрос проигнорировал, — вот он и распустил хвост. Павлин…
— Я так полагаю, что тебя они уже отшили, — Виктор захихикал. — Видать не по Сеньке шапка. Кстати, понаблюдай за буднями начальника ВСС. Видишь? Перспективно и не пыльно. Это тебе не флажками махать, полотнище крутить и по аэродрому вывалив язык бегать. А мы еще, грешные, удивляемся потом, чего молодежь ни стрелять ни летать не умеет…
Они посмеялись и снова достали папиросы.
— Кого ждешь то? — спросил вдруг Славка.
— Да так… — Виктор замялся, недовольно засопел, — просто стою… курю.
— Не лепи горбатого, Витя, — Ларин развеселился, — уже весь полк знает, что вы с Танькой сегодня перемигивались. Давай, не теряйся, стреножь кобылку, — он сделал бедрами неприличное движение.
— Чеши отсюда, — Виктор разозлился, — иди, коров на полосе гоняй. Умник, блин.
…Таня освободилась примерно через полчаса. Уже довольно сильно стемнело, аэродром окончательно затих и опустел, остались лишь одни часовые. Одна вышла одна. Ничуть не удивилась, увидев Саблина, вот только веселых бесенят в глазах уже не было.
Машина с аэродрома давно ушла и в деревню они двинулись пешком. Идти было пару километров, поэтому шли не спеша, прогуливаясь. Разговора толком не получалось. Обменивались короткими ничего не значащими фразами, да больше глядели под ноги. В ночи мелькали голубые огоньки фар, да над головой тяжело гудели моторы — наши ночники куда-то летели.
Ветер сумел прорвать пелену облаков, и буквально на несколько минут на небе появилась луна. Она осветила землю, залила все желтым тусклым светом. Они остановились.
— Смотри! — сказала Таня. — Луна, такая же, как и раньше. Как тогда…
Она смотрела на светящийся неполный диск, и лунный свет отражался в ее широко распахнутых блестящих глазах. Таня мягко, кончиками пальцев коснулась его руки и Виктор стиснул ее ладонь в своей, крепко сжал. На секунду показалось, будто они снова стоят на заснеженной деревенской улице, и ничего еще не было…
— Луна такая же, — повторила Таня, наваждение сгинуло, и девушка освободила руку. — А мы изменились. Я уже не та девочка, ты тоже другой. Командир! Строгий, требовательный… — в ее голосе была грусть.
Он, не отвечая, попытался ее поцеловать. Она увернулась, подставив щеку, уперлась руками, готовая при первой опасности сорваться и убежать.
— Не надо Вить, — трусливо зачастила девушка. — Я тут подумала… я… я думаю, что ничем хорошим это не кончится. Я ведь тебя не знаю… ты совершенно другой. Давай… давай не будем спешить? Хорошо?
Виктор хмыкнул. Это "давай не будем спешить", завтра могло обернуться в "давай останемся друзьями".
— Ладно, — буркнул он и, не удержавшись, добавил, — Надо было… два года назад…
Таня вздохнула, ткнулась лицом ему в плечо.
— Пошли уже, — он потянул ее за рукав, — у нас еще полтора километра свидания…
…Натруженная шея нещадно ныла. Трофейные очки со светофильтрами уже не помогали — глаза, нахватавшиеся солнца, слезились и болели. Рассевшись на крыле своей "Лавочки", и задрав голову вверх, Виктор руководил учебным боем.
— Резче! Резче маневр! — кричал он, прижимая рукой ларингофоны, — так… теперь выводи!
Пара истребителей кувыркалась, выписывая в воздухе кренделя, а он скованный коротким шнуром шлемофона, в такт им вздрагивал, делая короткие, скупые движения руками, словно управляя сражающимся в небе самолетом. Уже пятый раз с утра.
— Бой окончен! На посадку!
Пара Кота завершила свои пируэты и через несколько минут обе "Лавочки" скакали по траве аэродрома. Когда они пылили мимо, Виктор показал ведущему большой палец, Сергей в ответ весело оскалился. Недавно он нарисовал на борту своей машины здоровенного полосатого котищу Но усатый, хорошо видимый вблизи, в воздухе расплылся невнятным пятном, и Кота, как и раньше, отличали лишь по тактическому номеру — желтой "31".
Проводив взглядом рулящие к стоянкам истребители, Виктор снял опостылевший поводок — шлемофон и с удовольствием растянулся на крыле. Оставалось еще провести разбор крайнего полета, и потом, целый час он будет свободен.
— Тащ старший лейтенант, — Ленька Самойлов оторвал от сладких грез, — вот, нашел!
Воровато оглянувшись по сторонам, он положил на плоскость розу. Простую, красную розу, уже несколько дней как распустившуюся, с потемневшими краями лепестков, и коротким, сантиметров двадцать, стеблем.
— Это че это? — удивился Виктор, — я просил цветов нарвать. А ты чего принес? Что это за срань?
— Так нету же ничего! — стал возмущаться Ленька. — Не сезон, знаете ли… повяло. В степи вообще пусто, ни цветочка. А тут… на весь хутор два розовых куста. Вот этот висел и еще один не распустился, — и подначил. — Вы, товарищ командир, даете нереальные планы.
