Автор неизвестен - Песни южных славян

Ворон каркнул на высокой ели,
Волк завыл да на горе высокой,
Ворон каркнул, ворон крикнул волку:
«Ой ты, волк, ой, побратим любезный,
Опускайся вниз, к высокой ели,
Здесь лежит юнак с тяжелой раной,
Ты наешься вволю белым телом,
Утолю я жажду черной кровью».
Крикнул ворон, опустился с ели,
Опустился прямо на юнака,
Но очнулся вмиг юнак сраженный,
И схватил он ворона рукою,
Хочет крылья ворону отрезать,
Хочет резать вороново тело.
Ворон каркнул, стал просить юнака:
«Ой же ты, юнак с тяжелой раной,
Ты не режь мне, не секи мне крылья,
Воронята малые заплачут,
Станут каркать, слать тебе проклятья».
Отвечал юнак с тяжелой раной:
«Если мать моя по мне заплачет,
Милая сестра и девять братьев,
Пусть уж лучше плачут воронята».
Ворон каркнул, закричал юнаку:
«Отпусти меня, юнак, на волю,
Полечу я к белому Дунаю,
Полечу я в белый Будин-город,
Наберу я там воды целебной».
Отпустил юнак на волю птицу,
Черный ворон скоро возвратился,
Он водицы дал испить юнаку,
Тот испил и на ноги поднялся.

Пустыня Старой Планины
Полна и зимой и летом,
Отар здесь полно зимою,
А летом полно юнаков:
Под каждым деревом — воин,
У каждого камня — знамя.
Идет, шагает планиной
Стефан Караджа из Тульчи,
С другом отважным шагает —
Сливенским Хаджи Димитром,
А третий с ними шагает
Филипп Бабаджан-воевода.
И молвил Димитру Стефан:
«Хаджи Димитр, милый братец,
Сон мне намедни приснился:
Пес укусил меня черный,
Красная кровь заструилась.
К худу ли это, к добру ли,
А может, к неурожаю?»
Хаджи Димитр отвечает:
«Стефан ты наш, воевода,
Твой сон был к добру, пожалуй».
Едва он промолвил слово,
Турки юнаков настигли,
И крикнул булюкбашия:
«Сеймены, младые турки,
Вернее цельтесь, вернее,
Стефана пулей сразите!»
Разом все турки стреляли,
Стефана ранили пулей.
И крикнул Стефан дружине:
«Верная моя дружина.
Стойте, юнаки, не бойтесь,
Лютым врагам не сдавайтесь,
Знамя свое поднимите,
Головы с турок снимите!»
И загорелись юнаки,
И наскочили на турок,
Схватили булюкбашию
И в лес увели зеленый.

Ходила Стойна бездетной,
Детей она не рожала.
Встала в субботу рано,
Пошла она в новый терем,
В новые те покои,
Села к ткацкому стану
Ткать полотно из шелку.
Тут дрема ее одолела,
И над полотном уснула,
И дивный сон увидала.
От сна пробудилась Стойна
И говорит свекрови:
«Матушка, вот что было:
Когда ткала я у стана,
Дрема меня одолела.
Я на полотне уснула
И дивный сон увидала:
Что встала я рано утром,
Взяла белые ведра,
Пошла на Дунай за водою,
Вошла бы в Дунай по пояс,
Взяла бы мраморный камень,
В платок его запеленала,
За пазуху бы положила,
За пазуху слева, у сердца;
Как сердце мое задышит,
Камешек потеплеет,
И как придет ему время,
Станет он малым сыном».
Свекровь отвечала Стойне:
«Сноха ты моя, Стойна,
Все пробовала ты, Стойна,
Сделай теперь и это,
Авось и сон будет в руку».
Рано проснулась Стойна,
Спустилась она к Дунаю,
Налила студеной водицы,
Вступила в Дунай по пояс,
Выбрала мраморный камень,
В платок его запеленала,
За пазуху положила,
Слева поближе к сердцу.
Девять месяцев миновало,
И как пришло ему время,
Стойна вынула камень,
Его в пелены повила
С золоченым повоем,
В люльку клала золотую
И говорила мужу:
«Вставай, мой муж, поскорее,
Ступай на середку деревни,
Ступай в корчму на деревню
И там, супруг мой, побрейся,
А я замешу караваи,
У нас появился мальчик.
А ты позови кума,
Пускай идет, поспешает
И мальчика нам окрестит».
Пошел Стоян поскорее
На середину деревни,
Там он в корчме побрился
И домой воротился.
Стойна берет караваи,
Кладет их в новую торбу,
Взял Стоян караваи,[501]
Привел своего кума.
Явились Стоян с кумом,
Вдвоем за трапезу сели,
Кум говорит Стойне:
«Стойна, кума молодая,
Давай-ка сюда младенца,
Мы крестить его будем».
Куму молвила Стойна:
«Постой, погости немного,
Я только дитя искупала,
Потом его укачала,
Дождемся, пока проснется!»
Три дня они ели и пили,
Кум вновь говорит Стойне:
«Вставай-ка, Стойна, вставай-ка
И принеси младенца,
Теперь крестить его будем».
Стойна ответствует куму:
«Постой, погости немного,
Уже я дитя разбудила,
Теперь повить его надо».
Встала, пошла Стойна
В новые те покои
И над колыбелью склонилась.
Горько плакала Стойна,
Горячие слезы ронила,
Сама с собой говорила:
«Боже, господи боже,
Кума я обманула,[502]
Камень, как есть — все камень»,
Когда горевала Стойна,
Голос слышался в небе,
Сам господь удивился,
Кто это так сильно плачет.
Позвал он ангелов божьих:
«Ангелы, божьи чада,
Скорей на землю спускайтесь,
Увидите дивное диво:
Кто это громко плачет,
То ль это год голодный,
То ль это мор страшный?
И на Дунай пройдите,
Нету ли там потопа,
Не потопились ли лодки?»
Ангелы быстро спустились,
Землю они исходили,
Прошли они вдоль Дуная,
И Стойну они увидали,
Что родила она камень,
С Дуная мраморный камень.
Ни ног, ни рук нет у камня,
Ни рта, ни очей у камня,
Нету божьего лика.
Вернулись ангелы к богу,
И так они богу сказали:
«Боже, господь всевышний,
Это не год голодный,
Это не мор страшный,
И на Дунае все тихо,
Лодки плывут по Дунаю —
То родила Стойна,
Родила мраморный камень!»
Ангелам бог промолвил:
«Скорей на землю спуститесь,
И душу в камень вдохните».
Как ангелы удалились,
Покои просияли,
Пелены зашевелились,
Скрипнула люлька златая,
Заплакал малый ребенок.
Стойна взяла свое чадо
И отнесла его куму,
Вместе пошли они в церковь;
Покуда дитя крестили,
Рубашку обшила Стойна
Чистым бисером белым.
Как воротились из церкви,
Кум передал ей младенца.
От радости плакала Стойна,
Куму она поклонилась,
Рубашку ему подарила.[503]
Три дня они ели-пили,
И начал ходить младенец,
Стойна сказала куму:
«Постой, погости немного,
Ты нам пострижешь сына».[504]
Яств наготовила Стойна,
Соседей к себе созывала,
Три бочки вина подавала,
Четвертую — чистой ракии.

Яню матушка в шутку укоряла:
«Чадо Яня, не дери одежу,
Как дерут ее твои подружки».
Оттого обидно стало Яне,
Все ходила, господа молила:
«Сотвори меня, господи, березой,
Тело белое — стволом березы,
Белы ручки — ветками березы,
Черны очи — речными струями,
Косы русые — светлой левадой».
Что молила — то и намолила,
Сотворил ее господь березой,
Тело белое — стволом березы,
Белы ручки — ветками березы,
Черны очи — речными струями,
Косы русые — светлой левадой.
Говорила матушкина Яня:
«Солнце жаркое, приветствуй братьев,
Пусть не рубят белую березу —
Перерубят белое тело.
Солнце жаркое, приветствуй братьев,
Пусть не рубят березовые ветки —
Руки белые они отрубят,
Пусть не пьют студеную водицу —
Не то выпьют черные очи.
Солнце жаркое, приветствуй братьев,
Пусть не косят светлую леваду —
Не то скосят русые косы».
Мимо той березы шла дорожка,
Шел дорожкою пастух овечий,
И отсек он у березы ветку,
Из нее свирель себе он сделал,
Услыхала ее матушка Яни,
Услыхала и говорила:
«Что за чудная свирель, мой боже!
Словно это нашей Яни голос!»