Наталья Точильникова - Кратос
Я различаю типы их кораблей, вспыхнувших над солнечной стороной планеты. И тогда мы наносим удар. Слава богу, успеваем первыми!
В первые минуты боя они теряют линкор и восемь легких кораблей. Горящие обломки совершают медленный оборот вокруг планеты и тонут в ее раскаленной атмосфере.
Рассредоточиться не успеваем. Они отвечают. Почти столь же слаженно, как и мы.
Воронкой Тракля слизывает линкор и два легких корабля.
Их хватает на час активного боя. За это время они теряют еще два линкора и четыре легких корабля. Мы – линкор и пять кораблей. Преимущество явно на нашей стороне.
И тогда один из их линкоров «Аиша» вдруг уходит в сторону, сбивается с курса, переходит на слишком низкую орбиту и сгорает в атмосфере Рэма, раскалываясь на сотню частей.
Мы накрываем еще один линкор. У меня создается впечатление, что кораблями управляет компьютер. Их действия слишком легко предугадать, мы играючи уходим от ударов.
Но ведь десять минут назад было не так!
Неужели?
У них есть зараженные Т-синдромом? Но я считал, что Т-синдром – изобретение махдийской теократии. Почему же у них нет иммунитета. Значит, залезли в имперскую Сеть с целью шпионажа и подцепили болезнь.
Я предусмотрителен. На моих кораблях есть люди, которые в случае приступа могут подменить теосов. К тому же при активизированных верхних чакрах болезнь протекает по-другому. За несколько месяцев до конца приступы прекращаются. Их сменяют медленные, но необратимые изменения организма: плывут черты, синеет кожа и земля, кажется, тянет меньше.
Они снова меняют тактику. Их действия становятся менее предсказуемыми, и мы теряем два корабля. Перешли на ручное управление, понимаю я, и поручили его теосам.
Но палка о двух концах. Один из их кораблей вращается и летит в пространство. Мы точно рассчитываем удар и сжигаем еще один тяжелый корабль. Теперь им не выстоять. Мы предлагаем переговоры.
Со мной выходит на связь некий адмирал Али абу Касим. Я почему-то четко представляю этого Касима, которому он отец. Мальчик лет двенадцати верхом на лошади, хотя на самом деле он наверняка водит гравиплан.
– Мы предлагаем вам покинуть систему Кратоса, – говорю я. – И вернуться на Махди.
– Мы не можем вернуться. У нас на борту неизвестная болезнь. Нас не примут.
– Известная болезнь. Тогда мы предлагаем сдачу. Возможно, части из вас мы сможем помочь.
– Да, мы согласны.
Я поражаюсь, насколько все легко. Признаться, я ожидал от них каких-нибудь самоубийственных действий. Значит, плохо дело. На форме адмирала полковничьи нашивки. Где же настоящий командующий? Спит после приступа беспробудным сном?
– Хорошо, мы вас принимаем. Лечь в дрейф.
Все проходит без осложнений. Наш десант занимает их корабли. Махдийцев распределяем по гауптвахтам и запираем в каютах. Пленников много, и большинство не в самом лучшем состоянии. По крайней мере у половины Т-синдром. Я приказал быть предельно вежливыми, они не осужденные преступники.
Империя – не владение какой-либо нации, империя – это общий дом. И я буду рад, если махдийцы найдут в нем свое место.
Это второй флот, который я привожу на Кратос.
Мы приземлились на посадочную полосу космодрома Кратоса и спустились на титанобетон. Нас встречают как героев с музыкой и ковровой дорожкой от трапа. Если бы Хазаровский не выставил оцепление, наверняка бы несли на руках. Он и сам здесь: стоит, склонив голову, в группе встречающих.
Вокруг космодрома в основном местная растительность. Ветер закручивает красные вихри из лепестков цветущих растений и бросает к нам под ноги. Запах их пьянит не меньше, чем победа. Я обнимаю Юлю за плечи. На тыльной стороне моей кисти – небольшое синее пятно. Это значит, что скоро я стану таким же, как Михаэль, получеловеком-полуцертисом. Это значит, что осталось совсем недолго. Уже ясно, что открытый недавно замедлитель действует только в первые месяцы болезни, но все же я смог остановить вымирание Кратоса. Население планеты сократится процентов на тридцать, все же не на девяносто. На Дарте и Тессе, боюсь, ситуация гораздо хуже.
Хазаровский почтительно пристраивается за нами. Я поражаюсь тому, как этот блестящий вельможа умеет соблюдать субординацию. Даже одет скромнее, чем обычно, чтобы не казаться разряженным попугаем на фоне императора в простой военной форме. Впрочем, он не первый год при дворе.
Под звуки гимна империи и залпы салюта мы садимся в императорский гравиплан и отрываемся от земли.
Вечер. Небо расцвечено разноцветными огнями. Юля развлекает гостей беседой. Я стою с бокалом шампанского возле дворцового окна. Это уже было. Только тогда императором был Страдин.
Ввысь летят петарды, похожие на огненных головастиков. Их пути так же извилисты, а в зените они распадаются на тысячи звезд и проливаются дождем из пылающих капель. Полное впечатление, что это ты летишь в небеса, а не они падают на землю. Фейерверк длится непрерывно, по крайней мере полчаса. Зрелище зачаровывает. Я с трудом отрываю взгляд.
Дверь на балкон открыта, пахнет жасмином. Там Хазаровский любезничает с какой-то дамой. Выхожу и встаю рядом. Он тут же извиняется перед собеседницей, и она упархивает в зал. Черт возьми! Да он передо мной, как школьник перед учителем. И я испытываю от этого скорее разочарование, чем удовольствие. Я считал его сильнее и независимее.
– Из вас отличный устроитель фейерверков, – замечаю я.
– Вы думаете, я ни на что более не способен?
– Да, нет. Просто пир во время чумы.
– Чума идет на убыль. А я искренне восхищен вашей победой. И не я один. Если вы не верите в меня – возьмите кольцо.
Он снимает малое кольцо и протягивает мне на раскрытой ладони.
– Завещание императрицы уже ничего не значит. После ваших побед вы можете назначить себе любого преемника, хоть Анри Вальдо! Народ съест все что угодно. Ну, берите!
Я усмехаюсь.
– А что, Анри Вальдо – это мысль. Лидер, харизматическая личность. И Психологический центр за плечами, так же как у вас. Интересно, отпустит ли он Тессу. Впрочем, там уже нечего отпускать.
Рядом с нами большой вазон с красными цветами. Хазаровский втыкает кольцо в землю и поворачивается, чтобы уйти. Рискованное представление. Я держу паузу. Опираюсь спиной на балюстраду балкона, пробую шампанское.
Он берется за ручку двери.
– Леонид Аркадьевич, такими вещами не бросаются, – замечаю я.
Хазаровский оборачивается, и я вижу ужас в его глазах. И только тогда чувствую боль. Пуля прошивает меня насквозь, входит в сердце и разрывается на сотни частей. Все заволакивает синее сияние, и сквозь это марево я совершенно четко вижу путь каждого осколка. Они пробивают кожу и камзол и разлетаются в стороны, словно я состою из воды, а не из плоти. Я падаю. Рядом растет лужица крови и светится синим. Я не человек. Я теос. Вспоминаю слова Германа: «Если хочешь покончить самоубийством – возьми аннигилятор». Тогда было рано, теперь стало актуальным. Трансформация практически закончена.
Гремят выстрелы, возле балконной двери падает Хазаровский. У него плечо в крови: Вазон с цветами разлетается вдребезги, по полу звенит малое кольцо. Лео протягивает к нему руку.
Я усмехаюсь. Ничего, я уже прихожу в себя. Тело быстро восстанавливается, зарастают ходы, проделанные осколками, и сердце все увереннее гонит по жилам голубую кровь. У меня осталась только оболочка человека, и, наверное, будут шрамы на еще живой коже. Они исчезнут позже, когда вся она приобретет синий оттенок и станет светиться серебром, как тело цертиса.
Я встаю, вызываю охрану через перстень. Приказываю оцепить императорский дворец вместе с садом. В глазах Хазаровского страх, Лео отдернул руку от кольца и закрывает рану на плече. Поздно, мой милый! Я связываюсь с Германом, он здесь же, на банкете, объясняю, в чем дело, и наклоняюсь за кольцом.
Императорские гвардейцы распахивают двери на балкон, с ужасом смотрят на меня.
– Произошло покушение, – говорю я. – Хазаровского арестовать, доставить в СБК и под допросное кольцо немедленно. Они предупреждены.
На мне белый камзол, и синие пятна моей измененной крови, наверное, смотрятся впечатляюще.
Леонид с трудом поднимается на ноги, устало смотрит на меня, между пальцев течет кровь, настоящая, красная. И я завидую этому цвету.
– Государь, – говорит он. – Я невиновен.
Игнорирую.
– Выполняйте приказ, – бросаю гвардейцам. – И двое со мной. Я уезжаю.
К бабе Насте на расстегаи. Я не сказал этого вслух, хотя вряд ли они помнят, кто такая баба Настя. Была когда-то императрица Анастасия Павловна. Только с ней одной во всей империи я могу беседовать на равных, а мне нужен сейчас именно такой человек.
Я выхожу в зал в сопровождении охраны. Публика застыла в ожидании. Они слышали выстрелы и смотрят на меня как на восставшего из гроба. Они почти правы. Сотни глаз прикованы к синим пятнам и дырам на моем камзоле.
