Василий Сахаров - Солдат
– Подожди, братишка, – подбодрил я парня, – нам бы до ночи дотянуть, поле проскочим, и через речку переправимся, а там, до Пятигорска всего ничего, один марш-бросок.
– Это как в Нальчике? – глаза парня заблестели надеждой.
– Да, – подтвердил я, а сам подумал о том, что до темноты мы вряд ли продержимся, но это я так думаю, а парни мои, которых семь человек осталось, должны верить в удачный исход этого боя.
Первые наскоки горцев мы отбили, а затем, они все же подтянули эти гребаные минометы, и дело приняло совсем другой оборот. Нас с комбатом и связистом Костиком Свиридовым привалило в блиндаже, и я потерял сознание.
Очнулся оттого, что совсем рядом, раздавалась гортанная речь кавказцев. Говорили двое, на каком-то своем наречии, и если судить по интонациям, они о чем-то спорили. Я поднял веки, полная тьма, а на глазах земляная пыль, пока проморгался, голоса сначала отдалились, а затем и исчезли. Рядом кто-то глухо застонал и, поводив руками, я напоролся на что-то большое и теплое. Это было тело нашего комбата, который все еще был жив. Он прерывисто дышал, и горлом издавал неразборчивые стоны. Еле развернувшись на бок, смог добраться до кармана, вытащить спички, и одну из них, с третьей попытки поджечь.
Огляделся. Блиндаж рухнул, но во время обстрела мы находились под подпорной балкой, и видимо только поэтому остались живы, а вот Костик Свиридов, тот в углу со своей рацией сидел, и его насмерть прибило. Я только контужен и могу попробовать откопаться, а вот у Еременко дела плохи, бревно, упавшее с перекрытия, разбило ему левую руку и голову задело. Было бы пространства побольше, попробовал его перевязать, а так, придется сначала на поверхность выбраться.
Прислушался, посторонних звуков наверху нет, и в направлении выхода начал растаскивать мусор и землю, обвалившуюся на нас. Сколько проработал, не знаю, мне показалось, что прошло не менее часа. Вымотался полностью, а работу и наполовину не сделал, упал на ту грязь, которую отгребал, и попробовал отдышаться. В это время на поверхности зашуршала земля, осыпавшаяся под ногами людей, я напрягся, и услышал тихий голос сержанта Ахмедова:
– Эй, комбат, ты жив?
– Исмаил, это Саня. Ты один?
– Мечник, выжил, молодца. Со мной двое, Север из твоей группы и Бурый из моей. Полковник жив?
– Да, но состояние плохое.
– Жди, сейчас мы вас откопаем.
Спустя двадцать минут, вытянув тело полковника, с помощью Исмаила выполз наружу. Еременко в полной темноте, как могли, перевязали, погрузили на плащ-палатку и, обходя по большой дуге недалекую рощицу, где горели костры горцев, направились к речке, за которой должны были быть наши войска.
Глава 28.
Северный Кавказ. Поселок Иноземцево. 11.05.2060.
Я сидел на лавочке возле палатки и гладил по голове молодую черную овчарку, которая прибилась к нашему полупустому лагерю пару дней назад. Умная собака уворачивалась от рук и, видимо чуя, что на душе у меня не спокойно, пыталась лизать мои ладони. Мне вспоминалась прошедшая неделя.
Через речку Этока мы перебирались тяжело. Сама по себе она небольшая, в сухое лето, наверное, можно пройти с берега на берег, не замочив колен, однако сейчас, после прошедших в верховьях гор дождей и таяния снегов, она была полноводна и бурлива. Ко всему этому, добавлялось то обстоятельство, что с нами был комбат, который весил под сотню кило, пока еще живого веса. Пройдясь по берегу, мы нашли пару бревен, связали их вместе ремнями и, погрузив поверх этого убогого плотика, так и не пришедшего в себя Еременко, столкнули это средство переправы в воду. После чего, придерживая плот руками, направились вниз по течению. Мы были уставшие, изможденные, но не сдавались и, помогая друг другу, через час выбрались на левый берег Этока.
Светало. Бревна, не сдерживаемые больше ремнями, отправились вниз по течению, а нам предстояло дотянуть нашего командира в расположение воинских частей корпуса, где его могли бы быстро доставить в санчасть и оказать всю необходимую медицинскую помощь. Только тронулись в путь, как нас остановил лязг передергиваемых затворов и окрик:
– Стой, кто идет?
– Спецназ Кавказского корпуса, – откликнулся Исмаил.
– Какой спецназ, они же к горцам переметнулись?
– Вы чего, совсем тут офигели? Мы там гибнем, а вы нас за предателей держите? – со злостью спросил адыг.
– Ничего не знаю, разоружайтесь, и руки в гору, а не то стрелять будем.
– А сами вы кто?
– Дружина Пятигорска.
У нас при себе было три автомата, четыре пистолета и пара гранат, не густо и, повинуясь команде, мы бросили оружие перед собой и подняли руки вверх. Можно было бы, и побегать по лесу, оторваться от тех, кто нас задержал, но с нами командир, и это полностью меняло ситуацию.
Из густого кустарника появилось несколько бойцов с синими повязками на рукавах камуфляжа. Нас повязали и, подгоняя прикладами автоматов в спины, по тропинке, еле заметно петляющей меж деревьев, направили на выход из леса. Прошагав пару километров, вся наша группа вышла на большую поляну, где у местных воинов был разбит временный лагерь. Комбата, все так же тихо постанывающего на плащ-палатке, поволокли дальше, а нами занялся местный сотник, суровый мужик с лицом покрытым мелкими оспинами.
– Ну, что, спецназ, – нас усадили под кряжистым дубом, и сотник подошел ближе, – к врагам переметнулись?
– Что за хрень, дружинник? – спросил я его. – Мы приказ выполняли, Зольское захватили, подкреплений ждали, а вы нас кинули. Двое суток наш батальон более тысячи горцев держал, а помощи так и не дождались. Сотник, сообщи о нас в штаб корпуса, там знают, как на самом деле все было.
– Если вас в штаб корпуса сдать, сержант, – ухмыльнулся сотник, – то всех четверых сразу к стенке поставят, и лоб зеленкой намажут. Ваш комкор выходил с нами на связь, и мы имеем приказ, без разговоров расстреливать всех спецов, решивших обратно переметнуться.
– Тогда зачем с нами разговоры ведешь, расстреливай, раз такое дело.
– Успеется, и для начала, надо разобраться что происходит, а то странностей вокруг много, и я их не понимаю.
– Комбата нашего куда уволокли? Не в расположение частей корпуса?
– Нет, он у нашего лекаря на соседней поляне, тот в деле своем понимает хорошо, и думаю, что ваш полковник выживет.
Командир пятигорцев ушел, а мы все так же сидели у дуба, и не понимали, что же такое происходит в родном корпусе. Ладно, Гена на нас озлился, подставить решил, как-то своего отца очернить и Крапивину бяку сделать, но расстреливать без суда и следствия тех, кто до конца выполнял его приказ, это перебор. И так ситуацию вертели, и эдак, но никакого логичного объяснения происходящим событиям мы так и не нашли. Что творится, не понятно, стрельбы не слыхать, а значит, что и боя нет, хотя горцы уже должны были в наступление перейти. В лесу стоит тишина, и на поляне остаемся только мы, да десяток дружинников во главе со своим командиром и радистом.
Глядя на это окружающее нас спокойствие и не в состоянии хоть как-то повлиять на происходящие вокруг события, мы прижались к стволу дуба, и задремали. Спустя пару часов нас все же разбудили, и снова рядом с нами оказался пятигорский сотник:
– Подъем, спецназ.
Открываю глаза, что такое, что за суета, вся поляна забита вооруженными дружинниками, а нам руки развязывают.
– Что случилось? – только и спросил я местного командира.
– Гена Симаков на сторону противника переметнулся.
– Да, ну? – удивился я. – С какой стати? Он хоть и сволочь по жизни, но в Конфедерации фигура влиятельная, и ему это ни к чему. Откуда информация?
– Наш разведчик доложился, что у брода через Этоку, Симаков-младший с Алиевым встречался. Горцы беспрепятственно переходят на наш берег и двигаются по дороге на Пятигорск. Некоторые подразделения вашего корпуса идут вместе с ними. Кроме того, из резиденции князя сообщили, что в Иноземцево идут бои, а сам комкор объявил, что существовал заговор против президента, и сейчас там мятежников уничтожают.
– Кого он виновными объявил?
– Вас, штурмовиков, начальника штаба Рябова и представителей госбезопасности. В общем, кто есть кто, мы уже разобрались, и теперь остается только выстоять до подхода Крапивина и войск, которые с ним по основной транспортной магистрали от Минеральных Вод выдвигаются. Нужны сутки, а потому, гвардейцы, получайте свое вооружение, и решайте сами, куда вы пойдете, или с нами на Пятигорск, город защищать, или на Иноземцево к своему лагерю.
Разобрав наше оружие и пустые разгрузки, переглянулись, обсудили ситуацию, и решили идти за дружинниками, которые должны были обогнать двигающихся по дороге боевиков и закрепиться по левому берегу реки Подкумок. Местный сотник это наше решение одобрил, а его бойцы поделились с нами боеприпасами.
Спустя несколько часов, все же опередив «индейцев» и перешедших на сторону врага территориалов, мы оказались у моста через Подкумок. Позади нас бывшая улица Дзержинского, а впереди большой мост, который должен уцелеть в любом случае. Других транспортных переправ через реку просто нет, все порушены еще в Хаос, а нам в скором времени придется в наступление переходить. Силы наши небольшие, триста дружинников, пара минометов калибром 82-мм, да пяток пулеметов. На подходе еще около полутысячи ополченцев и княжеская охрана, сотня отличных воинов. Все они идут из нынешнего центра города, из района Бештау. У противника, после предательства комкора, более двух тысяч солдат и около тридцати пяти 120-мм минометов. Силы явно неравны, но мост держать все же полегче, чем позицию в чистом поле, и чего действительно стоит опасаться, это вражеских артналетов и обходных маневров по бродам раскиданных влево и вправо по берегу.
